Спутники Чехова. Под ред. В. Б. Катаева. М., Изд-во Моск. ун-та, 1982.
Петербургская ранняя весна. Восемь часов вечера, а на дворе еще свет белый. Косое солнце золотит верхушки домов. Смолкает мало-помалу городской шум. Бегут домой гостинодворцы, покончившие торговлю, бегут мастерички, двенадцать часов кряду гнувшие спину за шитьем, по дороге заходят отдохнуть в скверы. Михайловский сквер более других переполнен публикой. По дорожкам шныряют уличные фланеры с папиросами во рту и заглядывают под женские шляпки. Скамейки почти все заняты. Дорожки перед скамейками исчерчены зонтиками и палками. Вот какой-то юноша вперил взор вдаль и с нетерпением посматривает на часы. Тут же приютилась и дамочка под вуалью и с книгой. Она делает вид, как будто читает, но на самом деле даже и книгу-то держит кверху ногами. На голых прутьях кустарников чирикают воробьи. По дорожке около калитки бродит военный писарь в фуражке набекрень и насвистывает арию «Все мы жаждем любви, это наша святыня».
— Дай Христа ради рубль серебра до завтра. Глафира Ивановна просит угостить ее шоколадом, а у меня ни копейки, — шепчет серая поярковая шляпа своему товарищу. — Не угостить — вся интрига полетит к черту.
— Притворись холодным и разочарованным. Это иногда лучше бывает. Вместо шоколада заведи разговор о смерти. Сразу на сердце подействуешь.
— Да неужто ты мне не можешь поверить рубля серебром!
— Чудак! Ну как я тебе поверю, когда у меня его нет? Я сам занял у хозяйки восемь копеек на апельсин Марье Ивановне…
— Ах ты господи! Вот история-то! — восклицает франт. — Тут любовь разыгрывается, а в кармане ни копейки! Она и записку любовную приняла, вздыхает, начертила зонтиком мой вензель на песке…
— Говорю, заведи разговор о смерти, и она сейчас о шоколаде забудет.
— Ну тебя к черту!
Губастый старичок подсел на скамейку к молоденькой мастеричке с зеленой коробкой в руках, оперся подбородком на палку, скосил на девушку глаза и начинает с ней разговаривать.
— Погода, душечка, какая прекрасная… Так и веет эфиром любви…
— Это даже можно сказать совсем напротив! — отчеканивает девушка.
— Все благоухает: как природа, так равно и вы…
— Это до нас не касается.
— А что, ангелочек, есть у вас папенька или маменька?
— Не в ту центру попали.
— Коли нет родственников, и чужой старичок приголубить может. Старенькие-то лучше, хе, xe, хе!
— Ах, оставьте пожалуйста…
— А братец… например, эдак, двоюродный?..
— Пожалуйста, без интриги…
— Верно, приказчика из Гостиного ждете или чиновничка махонького. У меня их, барышня, целый десяток под началом, этих чиновников-то.
— Подводите ваше коварство под самого себя.
— Хотите, купидончик, я вам виноградцу куплю, яблочков? Или, может, пряничного гусарика?
— Совсем в нас не та политика, ошибаетесь…
Девушка встает с места, идет по дорожке и садится на другую скамейку. К ней подходит молодой человек в серо-голубом галстуке и с маленькими бакенбардами, напоминающими клочья пакли.
— Петя!.. Петя! Ну что ты так долго? Как тебе не стыдно! — восклицает девушка. — Сейчас ко мне какой-то старичишка приставал и разные интересы насчет любви заводил!
— Ах он мерзавец! И ты не могла его сразу отчалить? Где он? Покажи мне его.
— Да вон на той скамейке… Вон палка и шляпа виднеется… Глаза по ложке и зубы, как у верблюда дикого. Такой противный!
— Ах он скот! Да я его в три дуги! Три ребра высажу! Переносье вывихну!..
— Оставь, Петя! Теперь уж кончено. Он не пристанет!
— Не могу я, мой ангел! Должен же я тебе любовь мою доказать! Ах он леший анафемский! Что ни на есть сквернецки выругаю! Да что тут! Просто два зуба вон и делу конец!
Молодой человек засучивает рукава пальто и бежит к указанному месту. Девушка бросается за ним.
— Петя! Петенька! Брось! Ну что за радость в часть попасть? — кричит она.
— Оскорбление женщины! Нет, это я так не оставлю!..
Он останавливается за спиной старика, скрещивает на груди руки и, подняв кверху голову, говорит:
— А позвольте вас спросить, господин дерзкий нахал, по какому праву?..
В это время старичок оборачивается, взглядывает на молодого человека, и тот мгновенно превращается как бы в соляной столп. Руки опустились как плети, огненный взгляд превратился в какой-то телячий…
— Ваше… ваше… ваше… превосходительство! Виноват, ваше…
Картина.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьВпервые — «Петербургская газета», 1876, № 72; подзаголовок «Сцены»; подпись: Лкн. Печатается по тексту сб. «Шуты гороховые» (здесь и далее имеются в виду первые издания сборников).