В. В. Розанов
В нашем учебном мире
правитьПодняв голову и держа пальцем непонятное слово, Вася спросил:
— Папа, что такое благотворительность?
Я опешил. Прошел всю зоологию не только «позвоночных», но и «червей», «паразиты», «трихины», «овечью болезнь», кажется, даже немножко знает и химию, по крайней мере знает «минералы» и «кристаллы», — и спрашивает, что такое «благотворительность».
По случаю «скарлатины» и «свинки» у них распустили до 7 января, и за вечерним чаем он читает «не из учебника» и наткнулся во внеучебной книге на непонятное слово.
— Эх, Вася, — ответил я, — благотворительность — скучная птица. Едва завелось лишних пять рублей или лишние три рубля и уже обдумываешь тебе «сапожки», как откуда ни возьмись влетает в незапертое окно эта птица и выклевывает из твоих рук синенькую или зелененькую. Она в шелковых перышках, унылого цвета, и никак ей нельзя отказать, потому что это «неприлично». Ты, пожалуй, и слова «неприлично» не понимаешь?
— «Неприлично» — понимаю.
— Ученый малый. Принеси-ка ты мне учебник истории, где в прошлом году «проходил» и теперь уже «прошел» 1 марта…
— Я его спрятал, потому что мы «Русскую историю» прошли…
— Отыщи, отыщи!.. Он мне нужен…
Чрез пять минут серенькая книжка в коленкоровом казенном переплете была принесена, и я прочел вытесненное по переплету заглавие:
«Проф. А. Я. Ефименко. Элементарный учебник русской истории. С.-Петербург. Издание Я. Башмакова и Кº. 1912 г.». На переплете вытеснены «Богатыри» Васнецова и вообще все признаки патриотизма, взглянув на кои и не «шествуя далее», вероятно, учебник и был одобрен для младших классов средних учебных заведений седовласыми и звездоносными членами ученого комитета Министерства народного просвещения.
У нас дом полон учащейся молодежи «с самыми симпатичными передовыми убеждениями», и сейчас же заговорили мне с полным знанием дела:
— Ефименко — прекрасный профессор высших женских курсов, на Вас. острове («Бестужевские»). Женщина-профессор… Неужели вы собираетесь писать?
— Ну, господа, я не «молодежь» и потому собираюсь написать. Ведь вы все видели и согласились, что наш Вася решительно не дурак, а только растет своим естественным ростом, никуда не торопясь, но зато живо интересуясь всем, что относится до его возраста, понимания и естественных в этот возраст связей и интересов. Вы до своих детей еще не доросли и, естественно, к этому индифферентны, а я «на правах родителя», которые хотя и не уважаются в отечестве, но существуют, — буду говорить…
Открыл «Весь Петербург» и в нем справился: «Ефименко, Александра Яковлевна, вдова статского советника. Высшие женские курсы». Открыл «Высшие женские курсы» и среди евреев и немцев — Гревса, Франка, Гель-вига, Гибеля, Бодуэн-де-Куртенэ, Вульфиуса, Гримма, Брауна, и, «конечно, Кареева», и, «конечно, Венгерова» нашел и нашу вожделенную вдову статского советника Александру Яковлевну Ефименко. Очень рад познакомиться, хоть и по «Всему Петербургу». Читает она лекции по русской истории сейчас после Серг. Фед. Платонова и Серг. Мих. Середонина (по исчислению в указателе).
— У вас все прошли, Вася?
— Все.
— Чем же кончили?
— Как убили государя.
— Какого?
Не сразу ответил. После усилий памяти:
— Александра II.
Последнее впечатление в 14 лет. Я открыл и прочел.
Рубрика (на поле страницы) благочестиво: «Кончина Александра II». Текст:
«1 марта 1881 г. Россия была потрясена тяжелой вестью: император Александр II пал жертвою покушения на его жизнь. Во время царского проезда по улице под экипаж была брошена бомба. Когда же государь вышел из поврежденной кареты, второй снаряд был брошен ему под ноги. В тот же день государь скончался. Покушение это было произведено террористом: террористами называются такие люди, которые рассчитывают добиться от правительства тех или иных желаемых действий посредством устрашения, террора, правительственных лиц. Русские террористы составляли тайное сообщество, в которое входили люди разных общественных слоев, по преимуществу молодежь. С кончиной императора Александра II ему наследовал его сын Александр III Александрович, отец ныне царствующего Императора Николая II Александровича».
Позвольте вам сказать, — что это не история, а газета, и в учебных заведениях в качестве учебного материала введены не науки, а некоторая доля простых газетных сообщений. «Историею» называются события в мировой жизни человечества, уже завершившиеся и смысл которых стал научно ясен, научно точен. Посему не только «1 марта», но и вообще все события непрерывно продолжающейся и не конченной еще истории, т. е. весь XIX в. и XVIII в., суть полуполитика, полуистория, и изложение ее есть даже под пером самым талантливым и осторожным — полупублицистика, полуистория. По самому существу своему «история» есть реставрация великолепного и великого, с одной стороны, и есть патологическая анатомия, с другой стороны. Как же вы будете «анатомировать» живого человека или «реставрировать» церковь, в которой идет обедня и собрались молящиеся? Для «теперь» это есть хулиганство и преступление, а для «истории» это есть ошибка, есть некоторое — «неверно». И этот-то «неверный» материал в учебных заведениях введен как «учебный материал». Говоря педагогическим языком, мы «буквы [ять]» не умеем ставить в педагогике.
Позднее реформации ничто решительно из мнимой «истории» не должно быть вводимо в учебный материал средних учебных заведений. Ибо «реформация» есть последний «завершившийся цикл» в событиях европейской истории. Все остальное, т. е. все позднейшее, ученики и ученицы должны просто пополнять чтением, колеблясь между Тэном и Кареевым (по революции), между Гейссером и Карлейлем. Живая история, в сущности полупублицистика, и должна усваиваться колеблясь; здесь колебание есть просто наука, точность, беспристрастие.
Хорошо несет Александра Яковлевна свой шлейф, идя в аудиторию между Платоновым и Середониным. Все величественно и «все так образованно». Ах, «образование» дает свою красоту и свое кокетство. Ученое кокетство может достигнуть величины страсти. В изложение для 14-летних мальчиков Александра Яковлевна внесла немного политики: она говорит государственным языком, приблизительно, как написал бы «сию страницу» г. К. Арсеньев. Ну, почему было, применяясь к детскому возрасту, не изложить так:
«1 марта вся Россия вздрогнула от ужасного злодеяния: на Екатерининском канале, в Петербурге, на месте, где ныне построен храм Воскресения, был умерщвлен добрый государь наш, освободивший крестьян от крепостной зависимости, а городскому населению и образованному обществу даровавший свободу и самоуправление в учреждениях нового суда, земства, городского самоуправления и в освобождении печати от цензурных строгостей прежнего времени. Как ни быстры и обильны были эти преобразования, их опередило воображение молодежи. Увлекаемые надеждой в десять — двадцать лет достигнуть полного счастья народа и справедливости на всей земле, несколько неопытных молодых людей составили заговор. Заговорщики решили умерщвлять правительственных лиц, по их мнению задерживавших Россию в ее росте. Не сознавая, по молодости, как трудно устроить даже свой дом, как трудно устроить маленькую деревню, как трудно достигнуть „успехов всех учеников в классе“, где есть и неспособные, и шаловливые ученики, и ученики плохого поведения, — они не измерили трудности и невозможности для всякого правительства достигнуть мечтаемого ими райского блаженства для народов и человечества. Умертвив уже несколько государственных людей, они умыслили на дорогую жизнь любимого государя и, не щадя его лет, старости и утомления в делах правления, забыв освобождение им своего народа и южных славян, привели кровавое намерение в исполнение».
По крайней мере, это научно и объективно и могло бы быть сколько-нибудь понятно ученикам 14 лет.
Да, но тогда платье не так красиво сидело бы на Александре Яковлевне — и не так учено-красиво. А теперь она может пожать руку г. К. Арсеньеву и не опустить глаз перед М. М. Ковалевским. «И я среди вас», «говорю, как вы», хотя и ученикам еще таким маленьким, что они не понимают слово «благотворительность». Я им объяснила молодежь как государственных людей. Я скрыла, что убийца Рысаков был что-то вроде дворника, совсем темный, испорченный городской парень, 19 лет, что Желябов был недоучившийся в университете крестьянин-самодур и что в этот сброд замешано было и несколько чистых мечтателей (Лизогуб). Разбираться в реальной действительности мне, как женщине, не пристало. Я все взяла книжно и из книг. Так красивее и впечатлительнее. Государственные люди, особо именуемые «террористами», составляют партию и борются против другой партии — правительственных лиц. Разница между ними, что одни молоды, а другие стары. 1 марта победило молодое поколение. Оно поразило главу тех старых людей. Это — первое марта. И ученики 14 лет поймут без слов все то, что понимают тоже без лишних слов М. М. Ковалевский и мой сотоварищ по преподаванию — Н. И. Кареев".
Так на туловище моего Васи надевается голова Кареева.
Но я хочу, чтобы мой Вася был «моим Васей». Законное право родителей, чтобы дети росли в родителей. Как это сделать — я не понимаю. Я вопию, и притом всей России. Бью в вечевой колокол. В запутавшейся русской действительности происходит унос детей из домашней, из мирной, из правильной обстановки души и быта и заражение их политикой и газетными сообщениями под наименованием «учебного предмета». И все собственно для такой малой и пустой вещи, как чтобы наставники их (составитель учебника есть наставник для всей России) могли «оказать шик» друг перед другом, как две неумные и, увы, нисколько не «интересные» барыни в «Мертвых душах». Как могли эти «гоголевские типы», умершие вообще в России, сохраниться в одном учебном ведомстве и приносить в жертву своей «политической выставке» души детей, подростков, — нельзя понять, отвратительно понимать. Нужно непременно пересмотреть учебники и немедленно же административно исключить те, которые явно негодны.
«Оставьте наших детей в покое насчет политики», — это семья вправе сказать, и сказать сурово.
Впервые опубликовано: «Московские Ведомости». 1914. 3 янв. N 2.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_v_nashem_uchebnom_mire.html.