В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Чиновник у Кузьмы Пруткова очень завидовал курице, что она «несется сидя».
Если бы этот поклонник сидячих стремлений дожил до наших дней, он был бы счастлив: в лице г. Петра Струве и его присных он нашел бы идеологов своих смутных желаний.
Он узнал бы, что именно это благотворное, душеспасительное свойство курицы «нестись» и в то же время «сидеть» имманентно группе «смелых и независимых людей» из «Вех», вооружившихся «смелой держающей мыслью» для великой работы — «борьбы с реакцией в ее подлинном убежище… в нашей собственной слабости, в наших недостатках, возводимых к их самым общим и глубоким источникам».
Итак: самый доподлинный источник нашей теперешней реакции — «в нашей собственной слабости, в наших недостатках». Причем под слабостью не следует понимать внешнюю, физическую слабость, а чисто внутреннюю, духовную, моральную, религиозную слабость.
Из этой, по глубине проникновения «в корень», чисто прутковской постановки вопроса сразу явствует вывод: нужно обратить все свои силы на внутреннее самовоздействие в духе искоренения слабостей и недостатков.
А для этой великой работы самоуглубления и созерцания собственного пупка не нужно ни перемещений, ни движений. Подобно прутковской курице, можно «нестись сидя».
«Переворот нужно делать не во внешних отношениях, — смиренно говорит курица, выдавливая из себя номер „Вех“, то бишь яичко, — а исключительно в своем внутреннем мире». Надо поднять свой нравственный и религиозный облик. Вот альфа и омега куриного счастья.
Насколько это внутреннее самоукрашение выше и ценнее наружных преобразований — можно видеть из такого исторического примера:
«Кто имел, — спрашивает курица, — в русском освободительном движении наибольшее личное обаяние и в силу того мог иметь наибольшее влияние и сконцентрировать в себе наибольшую сумму авторитета? Именно люди, которые имели наименьшие права на авторитет. Русская „толпа“ — толпа в самом широком смысле — сама создавала себе авторитеты. Не подчинялась авторитету, как некоему объективному превосходству, а превращала в авторитет то, что угождало и „служило“ ей, толпе».
Но беда в том, что эта «толпа» страдает теми же «слабостями» и «недостатками»: «ужасная неспособность к качественным оценкам людей, а не отсутствие людей обусловило отсутствие настоящих авторитетов в движении. „Толпа“ не умела ни различать, ни признавать истинного авторитета. Именно в этом сказалась и политическая, и общая духовная незрелость всего народа, и в том числе интеллигентного общества».
Одним словом,
Не всякий вас, как я, поймет,
К беде неопытность ведет.
Ознакомившись с этими взглядами «несущегося сидя» г. Струве, наш чиновник обрел бы сразу две ценности: во-первых, он нашел бы способ применить к человеку свойство, считавшееся монопольным достоянием курицы. Во-вторых, он нашел бы в философии внутреннего самосовершенствования весьма ценные практические указания. Ибо эта философия рекомендует в жизни именно то, на чем воспитывался сам чиновник: примирение с действительностью.
«Одесское обозрение»,
12 мая 1909 г.
Активно участвуя в борьбе с идеологической реакцией, Воровский одним из первых большевистских публицистов откликнулся на выход кадетского сборника «Вехи», о чем и свидетельствует, в частности, настоящий фельетон.
Объектом убийственного сарказма в фельетоне Воровского явился один из главных участников «Вех», видный идеолог русского либерализма П. Струве. Проделав позорную эволюцию от легального марксизма к воинствующему идеализму и великодержавному шовинизму, этот «известный ренегат», как его назвал Ленин, выражал сожаление, что интеллигенция «делала революцию» вместо того, чтобы «все усилия сосредоточить на политическом воспитании и самовоспитании» («Вехи», 1909, стр. 8). Идее революционной борьбы кадетский идеолог противопоставлял идею примирения с самодержавной действительностью и «ухода в себя». Сущность философских сентенций Струве, имеющих цель оправдать примирение с реакцией, и разоблачает Воровский в своем фельетоне.