Paвнины.
Подъ небомъ тоски и печали,
Гдѣ тучи къ равнинѣ припали,
Версты идутъ…
И тучъ безконечныхъ гряда
Влечется въ небесной пустынѣ,
A версты идутъ по равнинѣ
Въ безвѣстную даль, туда…
И высятся въ селахъ надъ крышами башни;
Усталые люди идутъ вереницей, всегда —
Отъ пашни до пашни.
Такъ люди блуждаютъ, имъ отдыха нѣтъ, —
И стары, какъ путь, за плечами сто лѣтъ, —
Изъ равнины въ равнину плетутся
Чрезъ былые года и на-вѣчно;
И обозы телѣгъ безконечно
Впереди и за ними влекутся
Къ деревнямъ, на ночлегъ--
Вереница телѣгъ…
И мучителенъ крикъ утомленныхъ осей
Въ безпредѣльности дней и ночей.
Безконечность равнинъ,
Какъ томительный сплинъ!
И въ язвахъ--земля, на участки разбита,
Межами изрыта
Поля такъ печальны и фермы убоги,
И двери всѣ настежь y самой дороги.
И кровлю гнилую — какъ будто корыто —
Вѣтеръ дырявитъ ударомъ невѣрнымъ.
Ни травки зеленой, ни красной люцерны,
Ни зернышка хлѣба, ни листьевъ, ни льна, ни ростка,
Такъ годы проходятъ — за вѣкомъ вѣка.
И кленъ y порога, грозою расколотъ,
Въ себѣ воплощаетъ страданье и голодъ.
Равнина, равнина! Блѣднѣе пустыни!
Всегда безконечна--и прежде, и нынѣ…
И часто въ лазури
Рождаются страшныя бури;
И, кажется, молотъ
Колеблетъ временъ коромысла,
Равняетъ ударами числа.
Ноябрь завываетъ въ безумномъ туманѣ,
Какъ вечеромъ волкъ на печальной полянѣ.
И сучья, и травы замерзли, несутся,
И листья въ аллеяхъ влекутся,
Ударами кто-то ихъ гонитъ въ канавы…
И тамъ, на дорогахъ, распятья
Раскрыли во мракѣ объятья,
И будто растутъ и внезапно уходятъ,
При крикахъ отъ страха, туда, гдѣ заходятъ
Кровавыя зори.
И снова равнина; и снова равнина,
Гдѣ ужасъ блуждаетъ, гдѣ вѣчно кручина!
Рѣка отошла отъ своихъ береговъ,
И волны не могутъ достигнуть луговъ.
И въ ложѣ рѣки — торфяныя запруды
Дугой искривились. — Ненужныя груды! —
Какъ почва, погибли и высохли воды;
И межъ острововъ, отъ морской непогоды
Въ бухтѣ закрытой — яростно молоты, пилы
Рушатъ и пилятъ стропила
Старыхъ, гнилыхъ кораблей.
Безконечность равнинъ,
Какъ томительный сплинъ!
По колеямъ утомленныхъ полей,
Траурныхъ, жалкихъ полей,
Шествуетъ бѣдность въ вѣкахъ…
Оравнина, равнина!
И птицы крылами ее бороздятъ,
Мелькая въ небесныхъ волнахъ,
Съ тоскою о смерти кричатъ.
О равнина, равнина!
Однообразна равнина, какъ злоба, и вѣчна;
И страна безконечна,
Гдѣ блѣдное солнце, какъ голодъ, царитъ,
A на рѣкѣ одинокой — вдали —
Въ водоворотѣ кипитъ
Великое горе земли.
Hищіе.
Въ зимніе дни, когда сковано холодомъ
Лоно полей и болотъ, и долинъ,
Вѣхи разставлены злобой и голодомъ,
По безконечности сельскихъ равнинъ,
Нищіе съ видомъ безумнымъ…
Долгою ночью, всегда утомленные,
Вглубь по дорогамъ идутъ,
Корки отъ хлѣба, дождемъ орошенныя,
Корки отъ хлѣба несутъ.
Шляпы — какъ сажа, и спины — какъ своды,
Медленный шагъ — какъ напѣвность невзгоды.
Тамъ, гдѣ насыпаны листья во рвахъ,
Въ полдень они отдыхаютъ;
Жесты моленій, молитва въ устахъ
Нищихъ на-вѣкъ утомляютъ.
Нищіе въ дверь не рѣшатся стучать,
Вечеромъ бродятъ подъ окнами тайно;
Если же дверь распахнется случайно,
Надо бѣжать.
Нищіе съ видомъ безумнымъ…
Такъ ихъ толпа поспѣшаетъ
Мимо печальныхъ полей,
И глубина ихъ голодныхъ очей
Скудость полей отражаетъ.
Бѣдною, жалкою стаей своей,
Видомъ своимъ хромоногимъ,
Въ лѣтніе дни, среди новыхъ полей,
Птицъ они гонятъ съ дороги.
Злится декабрь межъ кустарниковъ нынѣ,
Злобно морозитъ въ могильной пустынѣ,
Тѣхъ, что на днѣ притаились гробовъ —
Мертвецовъ.
Нищіе стали рядами
На церковной дорогѣ, —
Прямы, упорны, убоги,
Будто кресты, стали рядами…
Нищіе съ видомъ безумнымъ…
Спины согнуты, какъ будто поклажа;
Шляпы ихъ грязны — какъ сажа.
Живутъ на распутьѣ,
Гдѣ вѣтеръ и дождь.
Они — это шагъ непрестанный
Отъ края до края.
— Тотъ, кто приходитъ и снова уходитъ,
Всегда все такой же, всегда неустанный.
Они — съ костылями,
Калѣки съ кривыми ногами,
И стуки ихъ палокъ — какъ звонъ нищеты,
Какъ зовъ отъ мірской суеты.
И вотъ состраданьемъ сердечнымъ
Душа ихъ и тѣло на-вѣчно
Отмѣчены: знаки вѣнца!
Страданія ихъ безконечны,
Ихъ мукѣ не будетъ конца.
Измучены голодомъ, жаждой,
Они, наконецъ, упадутъ,
И въ землю зароется каждый.
Какъ волки упрямы,
Въ глубокія ямы
Залягутъ до смертныхъ минутъ.
И горе, и горе
— Старѣе, чѣмъ море--
Недвижное станетъ въ глазахъ.
И вотъ, когда люди придутъ,
Исполнивъ земныя дѣла,
И на-скоро въ землю опустятъ тѣла,
Они не посмѣютъ увидѣть въ глазахъ
Угрозы — угрозы на-вѣкъ —
Что смотритъ изъ мертвенныхъ вѣкъ.