В гостиной Фамусова (Дорошевич)
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. |
| В гостиной Фамусова[1] : во время заседаний окружн. суда по делу о гибели парохода «Владимир» |
| Источник: Дорошевич В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Издание Ю. Сандомирского, 1895. — С. 176. |
- Википроекты
Фу, как устал! Ох, мой Создатель!
Откудова, приятель?
Я из суда, из заседанья,
У нас там ежедневные собранья,
С утра и до ночи, толкуем без умолка,
Чтоб от свидетелей добиться толка
И…
«И этот гордый ум сегодня изнемог!»[2]
Скажите, он серьёзно занемог?!
Нет, обморок, пустое!
Лишь утомление простое.
Сейчас пройдёт, не беспокойтесь…
Команда где?.. На палубу все!.. Стройтесь!..
Скорей спускайте шлюпки,
И тех, на коих юбки,
Вперёд сажать!..
В бреду он начал врать!
Назад, кто в пиджаки одеты!..
Пускать фальшфейеры, ракеты!..
Где я? На дне?
Послушай, мне
Наделал ты хлопот немало;
Лишь этого недоставало!
Ты в обморок упал.
Простите, оплошал!
А всё, всё эти пренья,
О терминах различных рассужденья!
Когда избавит нас Творец
От этого процесса, наконец,
От этих бушпритов, форштевней, талей,
От кочегаров — от каналий,
«Владимиров», «Колумбий» и «Синеусов»,
Помощников, матросов-трусов,
От разноцветных фонарей
И отличительных огней!
Я гнева вашего никак не растолкую.
Процесс принёс нам пользу пребольшую.
Случись хоть мне, к примеру скажем, плыть —
Крушенье — знаю я как быть.
К спасению есть многие каналы:
Круги есть, пояса, какие-то шлюпбалы,
О них как истинный философ я сужу:
Лакею пять рублей — в миг пояс подвяжу.
Читал процесс я тоже с прилежаньем:
Сказать могу, большим запасся знаньем!
На случай катастрофы, столкновенья,
Всем надо угождать, без исключенья:
Команде всей и капитану,
Лакеям, сторожу Ивану!
Быть с машинистом надо другом,
Коль хочешь запастись спасательным ты кругом,
Понравиться сумей камбузинеру
И вахтенному офицеру,
Помощникам, во избежанье зла,
И горничной, чтоб в шлюпку за собой взяла!
При смете сей вы пропустили кочегара:
По шее может дать он здоровенных три удара!
Спасибо судоговоренью…
Процесс послужит многим ко спасенью.
Посмотри, теперь уж та ли я?
Что такое знаю «тали» я,
Позабыла тряпки, юбки,
И спускать умею шлюпки.
Не интересен нам Париж, ни Ворт,
Командовать пошлите нас на борт!
Скомандовать велите при крушеньи!
Полрумба влево! Вправо! Так!
Тащите вещи все на бак!
Ах, не кричи так, сделай одолженье!
Долой из шлюпок, тысяча черрртей!
Сажайте женщин и детей!
Жаргоном говорит каким!!!
Морррским!
А наши барыни, кокетки по прозванью,
Прямые адмиральши все по званью.
Татьяна Юрьевна, Пульхерия Андреевна!
Княгиня даже Марья Алексеевна
Команды знает наизусть,
И пусть…
Зачем перечислять вам дальше?
Что значат ваши адмиральши,
Когда я сам, — когда я врал? —
По знаниям глубоким — адмирал!
Ты? Репетилов? Вдруг…
Зови меня Сурковым —
Я это имя заслужил!
Меня не огорчишь ты этим словом!
Когда подумаю, как жил:
Не жёг я фонарей,
Ночей по десяти я не держал огней,
На вахте в ус себе не дул,
Мастику с коньяком тянул
Стаканами, да пребольшими!
Нет! Бочками сороковыми!!!
С трёх кораблей бежал, —
Не с одного, с трёх разом!
Команды не учил и шлюпок не спускал
Я даже и к примеру…
Послушай, ври, — да знай же меру!
К чему всё это бичеванье?
Зачем тебе все эти знанья?
Ты не моряк, — из сухопутных.
И, наконец, людей увидел путных
В суде. Какие адвокаты!
Какие моряки из них бы вышли! Хваты!
Прямые штурманы по знанью
И капитаны по призванью:
Народ — моряк!
О деле судят этак, так!
Экспертов, брат, самих научат!
Свидетеля — в конец замучат!
Вопрос один раз сотню повторяют,
Познаньями экспертов изумляют!
И даже говорил судебный пристав,
Что флот формировать нам надо из юристов.
На днях они подряд
«Аврально» все заговорят!
А? «Врально» — говоришь?
Её не вразумишь!
Он повествует тут про суд!
Что? Адвокаты врут?
Что ж удивительного тут?
Да вот я, не теряя слов,
По пальцам всех пересчитать готов!
Во-первых, Карабчевский:
Для дела кинув берег Невский,
Приехал к нам не по машине, —
На пароходе плыл! По той причине,
Освоиться чтоб с пароходным делом.
Он даже пожелтел, осунулся он телом, —
Зато всё изучил,
На пароходах многих плыл
И даже может побожиться,
(Так, вероятно, и случится!)
Что, хоть обрыскай свет,
«Владимирских» порядков лучше нет!
А наш… Не надо называть,
Узнаешь по портрету, —
Портрет в момент нарисовать
Могу всему я свету:
«Всегда талантливая речь,
И кудри у него до плеч»[3].
Как говорит!..
Да жаль лишь всё молчит.
Когда ж свидетелей ответам он внимает,
Огонь в глазах его пылает.
Как должно по морским уставам:
Зелёный в левом, красный в правом.
Кажись, наоборот, не так!
Пустяк!
Пускай огонь в глазах горит хоть этак или так,
Не избежит он столкновенья,
Когда начнутся словопренья.
Но кто у нас моряк учёный:
Румяный, розовый как пирожок слоёный, —
Истец гражданский Холева.
Mon cher[4], ну, что за голова!
И дарований тьму Господь ему послал:
Он адвокат, он адмирал,
«Он мореплаватель, он плотник»[5],
Газетный, кажется, работник,
Он композитор, он поэт,
Каких талантов в нём лишь нет!
Не курит он, не пьёт,
Как Шрайбер наш воюет с водкой,
Речей фонтаны прямо льёт
И, говоря, трещит трещоткой!
Цыганские романсы пишет он,
И верхние выводит нотки.
Прекрасный пол, — ну, так к нему и льнёт…
А потому, что сами то ж трещотки!
Ужасно исхудал,
В лице румянец потерял!
Пеше он защищая с Риццо,
Не успевает и побриться!
Когда же о пластыре, случится, говорит,
Каким-то демоном внушаем,
Сам плачет, а мы все зеваем!
Гм… Софья как глядит!
А Антонини с грустным видом?
Противу Карабчевского он выглядит Давидом.
Вопросов у него огромнейший запас:
Для каждого вопросов сто припас.
Сказать тебе не ложно,
Его без скуки слушать можно,
Лишь в уши заложив морской канат,
Иначе — скучно, брат!
А судьи что?
С терпением конца вопросов ожидают.
А наше солнышко, наш клад,
Литвицкий наш, известный адвокат,
Как баки он свои закрутит,
(Он бывший прокурор и говорит — не шутит!)
Да как допрос начнёт,
Войцехов как к нему примкнёт,
Куперник, Баршев и Тиктин, —
Не выдержит свидетель ни один!
Лавинский часу не сидит,
Глядишь, какой-нибудь вопрос родит,
Другие схватятся, передопрос начнут,
А третьи разноречие найдут,
Четвёртые заспорят, разойдутся,
Глядишь, во мненьях не сойдутся,
Попросят в протокол занесть,
По-итальянски что-нибудь прочесть.
О шлюпках схватятся и лодках,
О пластырях, перегородках.
Я в публике сижу, — учусь.
Быть может как моряк отчизне пригожусь…
Все говорят?
В словах их смысла много, толка,
Лишь одного я не могу понять,
Кого ж в крушении надо обвинять?
Конечно, виноват Пеше…
Ach, chere amie, ne depechez —
Vous pas[6] так скоро обвинять:
Тут-то ведь надобно понять,
Что был обязан и Криун
Поздоровее взять гарпун…
Для нас всё дело ясно.
Криун тут поступил прекрасно.
Сурков недаром говорил: «Опасно»…
Бежали все… Ха, ха! Прекрасно!
Известно с давних пор…
Вы позабыли про топор?
Зачем закрасили шлюп-балки?
А? Что? Кто стоит палки?
Фельдфебеля им в капитаны дать,
Так не посмели бы бежать!
Куда деваться мне от споров
И от морских от разговоров?
Все спорят, устали не зная…
Болезнь какая-то морская!
Пойду искать но свету,
Где разговоров нет про катастрофу эту.
Эй, шлюпку мне… Тьфу! Виноват! Карету!
Примечания
править- ↑ Автор глубочайше извиняется за ужасные стихи, которыми говорят действующие лица. Это объясняется тем, что грибоедовские герои, после исполнения их на сцене Городского театра, стали на себя не похожи.
- ↑ М. Ю. Лермонтов «Маскарад». Прим. ред.
- ↑ Неточная цитата из А. С. Пушкин «Евгений Онегин». Прим. ред.
- ↑ фр.
- ↑ Неточная цитата из А. С. Пушкин «Стансы». Прим. ред.
- ↑ фр.