Нѣтъ, обморокъ, пустое!
Лишь утомленіе простое.
Сейчасъ пройдетъ, не безпокойтесь…
(Даетъ ему нюхать спиртъ).
Репетиловъ.
(Въ безпамятствѣ).
Команда гдѣ?.. На палубу всѣ!.. Стройтесь!..
Скорѣй спускайте шлюпки,
И тѣхъ, на коихъ юбки,
Впередъ сажать!..
Фамусовъ.
Въ бреду онъ началъ врать!
Репетиловъ.
(Продолжаетъ бредить).
Назадъ, кто въ пиджаки одѣты!..
Пускать фальшфейеры, ракеты!..
(Испускаетъ глубокій вздохъ, приходитъ въ себя и открываетъ глаза).
Гдѣ я? На днѣ?
Чацкій.
Послушай, мнѣ
Надѣлалъ ты хлопотъ не мало;
Лишь этого не доставало!
Ты въ обморокъ упалъ.
Репетиловъ.
Простите, оплошалъ!
Фамусовъ.
А все, все эти пренья,
О терминахъ различныхъ разсужденья!
Когда избавитъ насъ Творецъ
Отъ этого процесса, наконецъ,
Отъ этихъ бушпритовъ, форштевней, талей,
Отъ кочегаровъ — отъ каналій,
«Владиміровъ», «Колумбій» и «Синеусовъ»,
Помощниковъ, матросовъ-трусовъ,
Отъ разноцвѣтныхъ фонарей
И отличительныхъ огней!
Скалозубъ.
Я гнѣва вашего никакъ не растолкую.
Процессъ принесъ намъ пользу пребольшую.
Случись хоть мнѣ, къ примѣру скажемъ, плыть —
Крушенье — знаю я какъ быть.
Къ спасенію есть многіе каналы:
Круги есть, пояса, какіе-то шлюпбалы,
Объ нихъ какъ истинный философъ я сужу:
Лакею пять рублей — въ мигъ поясъ подвяжу.
Молчалинъ.
Читалъ процессъ я тоже съ прилежаньемъ:
Сказать могу, большимъ запасся знаньемъ!
На случай катастрофы, столкновенья,
Всѣмъ надо угождать, безъ исключенья:
Командѣ всей и капитану,
Лакеямъ, сторожу Ивану!
Быть съ машинистомъ надо другомъ,
Коль хочешь запастись спасательнымъ ты кругомъ,
Понравиться съумѣй камбузинеру
И вахтенному офицеру,
Помощникамъ, во избѣжанье зла,
И горничной, чтобъ въ шлюпку за собой взяла!
Загорѣцкій.
При смѣтѣ сей вы пропустили кочегара:
По шеѣ можетъ дать онъ здоровенныхъ три удара!
Спасибо судоговоренью…
Скалозубъ.
Процессъ послужитъ многимъ ко спасенью.
Софья.
(Нѣжно, къ отцу).
Посмотри, теперь ужъ та-ли я?
Что такое, знаю, «тали» я,
Позабыла тряпки, юбки,
И спускать умѣю шлюпки.
Шесть княженъ.
Не интересенъ намъ Парижъ, ни Вортъ,
Командовать пошлите насъ на бортъ!
Графиня-внучка.
Скомандовать велите при крушеньи!
(Входитъ въ роль и командуетъ).
Полрумба влѣво! Вправо! Такъ!
Тащите вещи всѣ на бакъ!
Графиня Хрюмина.
(Даже она зажимаетъ уши).
Ахъ, не кричи такъ, сдѣлай одолженье!
Графиня-внучка.
(Не въ состояніи остановиться).
Долой изъ шлюпокъ, тысяча черрртей!
Сажайте женщинъ и дѣтей!
Графиня Хрюмина.
(Въ ужасѣ).
Жаргономъ говоритъ какимъ!!!
Скалозубъ.
(Щелкая шпорами).
Морррскимъ!
(Графиню-внучку кое-какъ останавливаютъ и приводятъ въ себя).
Загорѣцкій.
(Горячо подхватывая).
А наши барыни, кокетки по прозванью,
Прямыя адмиральши всѣ по званью.
Татьяна Юрьевна, Пульхерія Андреевна!
Княгиня даже Марья Алексѣевна
Команды знаетъ наизусть,
И пусть…
Репетиловъ.
(Перебивая).
Зачѣмъ перечислять вамъ дальше?
Что значатъ ваши адмиральши,
Когда я самъ, — когда я вралъ? —
По знаніямъ глубокимъ — адмиралъ!
Чацкій.
Ты? Репетиловъ? Вдругъ…
Репетиловъ.
Зови меня Сурковымъ —
Я это имя заслужилъ!
Меня не огорчишь ты этимъ словомъ!
Когда подумаю, какъ жилъ:
Не жегъ я фонарей,
Ночей по десяти я не держалъ огней,
На вахтѣ въ усъ себѣ не дулъ,
Мастику съ коньякомъ тянулъ
Стаканами, да пребольшими!
Нѣтъ! Бочками сороковыми!!!
Съ трехъ кораблей бѣжалъ, —
Не съ одного, съ трехъ разомъ!
Команды не училъ и шлюпокъ не спускалъ
Я даже и къ примѣру…
Чацкій.
Послушай, ври, — да знай-же мѣру!
Къ чему все это бичеванье?
Зачѣмъ тебѣ всѣ эти знанья?
Ты не морякъ, — изъ сухопутныхъ.
Репетиловъ.
И, наконецъ, людей увидѣлъ путныхъ
Въ судѣ. Какіе адвокаты!
Какіе моряки изъ нихъ-бы вышли! Хваты!
Прямые штурманы по знанью
И капитаны по призванью:
Народъ — морякъ!
О дѣлѣ судятъ этакъ, такъ!
Экспертовъ, братъ, самихъ научатъ!
Свидѣтеля — въ конецъ замучатъ!
Вопросъ одинъ разъ сотню повторяютъ,
Познаньями экспертовъ изумляютъ!
И даже говорилъ судебный приставъ,
Что флотъ формировать намъ надо изъ юристовъ.
На-дняхъ они подрядъ
«Аврально» всѣ заговорятъ!
Графиня Хрюмина.
(Не дослышавъ).
А? «Врально» — говоришь?
Загорѣцкій.
Ее не вразумишь!
(Громко ей на ухо).
Онъ повѣствуетъ тутъ про судъ!
Графиня Хрюмина.
Что? адвокаты врутъ?
Что-жъ удивительнаго тутъ?
(Загорѣцкій махнулъ рукой).
Репетиловъ.
Да вотъ я, не теряя словъ,
По пальцамъ всѣхъ пересчитать готовъ!
Во первыхъ, Карабчевскій:
Для дѣла кинувъ берегъ Невскій,
Пріѣхалъ къ намъ не по машинѣ, —
На пароходѣ плылъ! По той причинѣ,
Освоиться чтобъ съ пароходнымъ дѣломъ.
Онъ даже пожелтѣлъ, осунулся онъ тѣломъ, —
За то все изучилъ,
На пароходахъ многихъ плылъ
И даже можетъ побожиться,
(Такъ, вѣроятно, и случится!)
Что, хоть обрыскай свѣтъ,
«Владимірскихъ» порядковъ лучше нѣтъ!
А нашъ… Не надо называть,
Узнаешь по портрету, —
Портретъ въ моментъ нарисовать
Могу всему я свѣту:
«Всегда талантливая рѣчь,
И кудри у него до плечь»[3].
Какъ говоритъ!..
Да жаль лишь все молчитъ.
Когда-жъ свидѣтелей отвѣтамъ онъ внимаетъ,
Огонь въ глазахъ его пылаетъ.
Какъ должно по морскимъ уставамъ:
Зеленый въ лѣвомъ, красный въ правомъ.
Загорѣцкій.
Кажись, наоборотъ, не такъ!
Репетиловъ.
Пустякъ!
Пускай огонь въ глазахъ горитъ хоть этакъ, или такъ,
Не избѣжитъ онъ столкновенья,
Когда начнутся словопренья.
Но кто у насъ морякъ ученый:
Румяный, розовый, какъ пирожокъ слоеный, —
Истецъ гражданскій Холева.
(Дамы начинаютъ слушать внимательнѣе).
Mon cher[4], ну, что за голова!
И дарованій тьму Господь ему послалъ:
Онъ адвокатъ, онъ адмиралъ,
«Онъ мореплаватель, онъ плотникъ»[5],
Газетный, кажется, работникъ,
Онъ композиторъ, онъ поэтъ,
Какихъ талантовъ въ немъ лишь нѣтъ!
Не куритъ онъ, не пьетъ,
Какъ Шрайберъ нашъ, воюетъ съ водкой,
Рѣчей фонтаны прямо льетъ
И, говоря, трещитъ трещоткой!
Цыганскіе романсы пишетъ онъ,
И верхнія выводитъ нотки.
Прекрасный полъ, — ну, такъ къ нему и льнетъ…
Скалозубъ.
(Невольно пожимая плечами).
А потому, что сами то-жъ трещотки!
Репетиловъ.
Ужасно исхудалъ,
Въ лицѣ румянецъ потерялъ!
Пеше онъ защищая съ Риццо,
Не успѣваетъ и побриться!
Когда-же о пластырѣ, случится, говоритъ,
Какимъ-то демономъ внушаемъ,
Самъ плачетъ, а мы всѣ зѣваемъ!
Чацкій.
(Про себя).
Гмъ… Софья какъ глядитъ!
Репетиловъ.
А Антонини съ грустнымъ видомъ?
Противу Карабчевскаго онъ выглядитъ Давидомъ.
Вопросовъ у него огромнѣйшій запасъ:
Для каждаго вопросовъ сто припасъ.
Сказать тебѣ не ложно,
Его безъ скуки слушать можно,
Лишь въ уши заложивъ морской канатъ,
Иначе — скучно, братъ!
Чацкій.
А судьи что?
Репетиловъ.
Скучаютъ.
Съ терпѣніемъ конца вопросовъ ожидаютъ.
А наше солнышко, нашъ кладъ,
Литвицкій нашъ, извѣстный адвокатъ,
Какъ баки онъ свои закрутитъ,
(Онъ бывшій прокуроръ и говоритъ — не шутитъ!)
Да какъ допросъ начнетъ,
Войцеховъ какъ къ нему примкнетъ,
Куперникъ, Баршевъ и Тиктинъ, —
Не выдержитъ свидѣтель ни одинъ!
Лавинскій часу не сидитъ,
Глядишь, какой-нибудь вопросъ родитъ,
Другіе схватятся, передопросъ начнутъ,
А третьи разнорѣчіе найдутъ,
Четвертые заспорятъ, разойдутся,
Глядишь, во мнѣньяхъ не сойдутся,
Попросятъ въ протоколъ занесть,
По итальянски что-нибудь прочесть.
О шлюпкахъ схватятся и лодкахъ,
О пластыряхъ, перегородкахъ.
Я въ публикѣ сижу, — учусь.
Быть можетъ, какъ морякъ, отчизнѣ пригожусь…
Чацкій.
Всѣ говорятъ?
Репетиловъ.
Всѣ безъ умолка.
Въ словахъ ихъ смысла много, толка,
Лишь одного я не могу понять,
Кого-жъ въ крушеньи надо обвинять?
Софья.
Конечно, виноватъ Пеше…
Графиня-внучка.
Ach, chere amie, ne depechez —
Vous pas[6] такъ скоро обвинять:
Тутъ-то вѣдь надобно понять,
Что былъ обязанъ и Кріунъ
Поздоровѣе взять гарпунъ…
Шесть княженъ.
Для насъ все дѣло ясно.
Кріунъ тутъ поступилъ прекрасно.
(Возгорается страшный споръ. Трудно что-нибудь разобрать. Слышны по временамъ только отдѣльные голоса).
Голосъ Загорѣцкаго.
Сурковъ не даромъ говорилъ: «опасно»…
Голоса княженъ.
Бѣжали всѣ… Ха, ха! Прекрасно!
Голосъ Фамусова.
Извѣстно съ давнихъ поръ…
Голосъ Горичевой.
Вы позабыли про топоръ?
Голосъ Репетилова.
Зачѣмъ закрасили шлюпъ-балки?
Голосъ графини Хрюминой.
А? Что? Кто стоитъ палки?
Голосъ Скалозуба.
(Заглушая прочіе).
Фельдфебеля имъ въ капитаны дать,
Такъ не посмѣли-бы бѣжать!
Чацкій.
(Схватывая шляпу).
Куда дѣваться мнѣ отъ споровъ
И отъ морскихъ отъ разговоровъ?
Всѣ спорятъ, устали не зная…
Болѣзнь какая-то морская!
Пойду искать но свѣту,
Гдѣ разговоровъ нѣтъ про катастрофу эту.
Эй, шлюпку мнѣ… Тьфу! Виноватъ! Карету!
↑Авторъ глубочайше извиняется за ужасные стихи, которыми говорятъ дѣйствующія лица. Это объясняется тѣмъ, что грибоѣдовскіе герои, послѣ исполненія ихъ на сценѣ Городского театра, стали на себя не похожи.
