В глуши (Дорошевич)
См. также одноимённые страницы.| В глуши : Приключение юмориста |
| Источник: Дорошевич В. М. Папильотки. — М.: Редакция журнала «Будильник», 1893. — С. 106. |
Хорошо, знаете ли, в жаркий майский полдень очутиться вёрст за восемьсот от всяких редакций, кредиторов, от всех этих цивилизаций, эмансипаций, злоб дня, конок… По крайней мере, Андрей Иванович Закаталов был доволен.
Андрей Иванович ехал к тётеньке… Что за прелесть кругом!.. И среди этакой-то прелести прожить целое лето на сытных, вкусных «родственных» харчах, без забот, без дум, самой разумной — растительной жизнью! Святая простота… Не даст ли тётенька в простоте душевной кстати и деньжонок… Хорошо бы… Тётка, чай, сильно постарела. Вот-то обрадуется! Восемь лет словечка не писал и вдруг как снег на голову: «тётенька, милая, здравствуйте, гостить приехал». — Что долго не писал? — «Да чего писать, всё равно не отвечаете. Зачем ваш покой письмами возмущать».
С самым счастливым видом узнавал Андрей Иванович старые, с детства знакомые места. Вот «Барский прудок», где он чуть было не утонул, купаясь как-то в жару. Его вытащил тогда буфетчик Доримедонт Афанасьевич. Жив ли теперь старик? А вот и рощица, где Андрея Ивановича после спасенья секли.
А вот и усадьба. Всё та же, только постарела.
Таратайка остановилась у потемневшей террасы. Из дома выскочила старая девушка Аксинья, несколько секунд, вытаращив глаза, смотрела на Андрея Ивановича и, наконец, узнав, всплеснула руками и, крикнув: «ахти мне!» — кинулась назад в дом.
В доме поднялась беготня, но на террасу не выходили. Андрею Ивановичу надоело ждать; он отворил было дверь, но на пороге его встретил старый, степенный буфетчик:
— Пожалте-с, покамест, барин, во флигирь…
— А тётушка что? нездорова?
— Нездоровы-с! — с подавленным вздохом отвечал буфетчик и с каким то убитым видом повёл Андрея Ивановича во флигель.
— Доримедонт Афанасьевич, да что ты такой странный? Что с тётушкой? очень она больна?
— Эх, сударь! — махнул рукой буфетчик, — невры вы ей повредили! — и, смахнувши набежавшую слезу, вышел из комнаты.
А в доме сутолока не прекращалась. Тётушка Анна Фёдоровна, придя понемножку в себя, охала и металась, поминутно требуя Доримедонта:
— Доримедонт, что же это такое? а? Зачем он приехал? Нет, это неспроста!.. Мало им столицы мутить, они здесь ещё хотят Бог знает что делать!.. А? Ведь, кажется, ясно было: как только он мне отписал, что в эти… в писатели пошёл, — я от него отреклась, писать даже ему перестала… А он всё-таки взял да приехал… Доримедонт, есть с ним оружие?
— Целых два ружья, сударыня.
— Целых два?.. Ах, ах, ах!.. Зачем ему два ружья? Очевидно, очевидно, мужиков хочет снабжать оружием… Доримедонт! съезди скорее за становым.
Становой приехал к вечеру, он долго сидел и одним ухом слушал жалобы Анны Фёдоровны, а другим — стук тарелок в соседней комнате. Когда Анна Фёдоровна кончила, он сильно потянул воздух носом и проговорил:
— Мда!.. Если действительно молодой человек имеет преступные виды, — то я обязан… Мда!.. Если не ошибаюсь — в соседней комнате ваш маститый буфетчик Доримедонт Афанасьевич нечто соорудил… Подкрепив свои силы, — немедленно произведу наблюдение и расследование… Мда!..
— Вы, ведь, то поймите, — убеждала его Анна Фёдоровна за закуской, — ведь. он пишет… А что пишет — неизвестно… Может быть, он такое пишет…
— Мда, бывает-с… — философски замечал пристав.
— Может быть, он бежал сюда! — догадывалась Анна Фёдоровна.
— Мда, и это тоже не без возможности! — соглашался пристав.
После закуски приступили к расследованию. Пристав, приняв строгий вид, отправился во флигель и первым долгом задал Андрею Ивановичу вопрос:
— Имеете узаконенный вид на жительство?
— Имею, но разве и здесь прописка необходима?
— Обязанности гражданина всегда и всюду равно необходимы! — строго заметил пристав и внимательно принялся рассматривать паспорт. Не найдя ничего подозрительного, он пристально посмотрел на Андрея Ивановича.
— Для какой, смею спросить, дели вы, так сказать, человек просвещённый, из самого в некотором роде центра наук и просвещения изволили прибыть в наш медвежий уголок?..
— А вам и это нужно?
— Весьма-с…
— Приехал я к тётке, погостить…
— Значит, родственных чувств семьи — так сказать — не отвергаете?..
— Нет, зачем же.
— Весьма приятно. Для чего, позволю себе спросить, едучи к почтенной родственнице, изволили захватить столько оружие? Вижу, если не ошибаюсь, два ружья?
— Одно — для себя захватил на охоту ходить, а другое для того, кто со мной пойдёт.
— Если не ошибаюсь, вижу книги?..
— Совершенно верно. А вы любитель? Если хотите, можете пользоваться. Возьмите почитать.
— Не имею свободного времени! — с чувством собственного достоинства ответил пристав и, не имея о чём ещё спросить, встал и раскланялся. На прощанье он всё-таки проговорил, покачав головой с сожалением:
— Не хорошо-с, молодой человек, весьма не хорошо-с.
— Не имею повода! — с сожалением отвечал пристав на все дальнейшие просьбы Анны Фёдоровны, — с этой стороны всё обстоит благополучно. Но вот со стороны, так сказать, описания вас в романе, на случай, если бы вы пожелали изгнать вашего племянника, ручаться не могу-с… Советую вступить в миролюбивую сделку и объясниться непосредственно…
Всю ночь не спала Анна Фёдоровна, долго плакала поутру и, наконец, решилась: послала Доримедонта просить Андрея Ивановича к себе.
— Наконец то! — обрадовался Андрей Иванович.
Анна Фёдоровна, бледная, изнеможённая, полулежала на диване, когда Андрей Иванович вошёл в комнату.
— Остановитесь! Остановитесь! — завизжала она, едва «страшный человек» переступил через порог.
— Тётушка… что с вами?.. — изумился Андрей Иванович, но она снова закричала:
— Не подходите… не подходите… или я убегу… убегу…
Андрей Иванович остановился у порога. Анна Фёдоровна немножко отдышалась и разбитым совсем голосом простонала:
— Чего вы хотите от нас, мирных деревенских жителей? Возмущайте вашими писаниями столицы…
— Тётушка… да что вы? какие возмущения?.. Я юморист… Я ничего такого… Просто животики, так сказать, надрываю…
— А-ах! — взвизгнула Анна Фёдоровна, — ах, какие страсти!.. Ах, ах!.. Уйдите… уйдите!.. Я боюсь вас… уйдите…
И она опрометью кинулась в соседнюю комнату.
Андрей Иванович стоял, ничего не понимая. В комнату вошёл Доримедонт Афанасьевич.
— Послушай, Доримедонт, скажи по правде: тётушка не того?.. не повредилась в уме? — спросил Андрей Иванович.
Доримедонт Афанасьевич грустно покачал головой.
— Эх, сударь… напрасно я вас тогда из Барского-то прудка… вытащил…
— Да ты, Доримедонт, тоже с ума, кажется, сошёл… Что ты говоришь?!..
— Простите, сударь, на глупом слове. — Пожалте во флигирь… Тётенька больны-с…
Андрей Иванович, ничего не понимая, шагал по своей комнатке и ругался, — когда к нему вошёл Доримедонт.
Лицо «маститого буфетчика» было заплакано, он остановился у порога и поклонился в ноги:
— Сударь, Андрей Иванович!.. Утешьте старика… Пожалейте тётеньку… Исполните недостойную просьбу…
— Что такое? в чём дело?..
— Возьмите три тысячи и уезжайте от нас…
Андрей Иванович стоял обалделый.
— Доримедонт, да ты это вправду…
— В сущую правду… Извольте денежки… Получите… Уезжайте, сударь… Покеда мы беды не нажили…
Доримедонт снова упал в ноги.
Андрей Иванович наскоро побросал в чемодан вещи, вскочил в троечный тарантас, весело хлопнул себя по сумке, в которой покоилось тридцать радужных бумажек, и весело крикнул:
— Пшёл!.. Целковый на водку!..
Доримедонт низко поклонился и сконфуженно проговорил:
— И ещё тётенька просили, чтоб вы романов про них не писали!..