В весенний праздник (Тэффи)
| ← Гаданье | В весенний праздник | Папочка → |
| Из сборника «Дым без огня». Опубл.: 1913. Источник: Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 5: «Карусель». — М.: Лаком, 2000. — С. 234-237. • Впервые: Русское Слово. — 1913. — 6(19) июня. — №129 — С. 2. |
Желтое весеннее солнце и светит, и греет. Река ловит его веселые лучи всеми своими струйками, чешуйками и разбрызгивает их во все стороны.
Сегодня праздник, и у реки совсем особенный вид.
Вчера желтое солнце так же грело, и так же светило, и так же струйки-чешуйки ловили и отбрасывали лучи, но тихо было на берегах, а по воде плыли плоты да барки, и переругивались серые и черные фигуры.
«Ав-ав-ав!» — доносилось до берега.
Сегодня плотов нет, и серых фигур не видно.
Сегодня весь берег точно зацвел розовыми, голубыми, пестрыми пятнами — платьями гуляющих дачниц.
Прибрежный ресторан разукрасился флагами и несет томные стоны румынского оркестра и запах жареной курицы до другого берега.
Вода, спокойно-зеркальная посредине, рябит кругами с краев. Это оттого, что ни одно человеческое существо, в возрасте от четырех до двадцати пяти лет, не может, подойдя к реке, не бросить в нее камушек или черепок.
Такова уж природа человеческая.
Вот в томные стоны румынского оркестра врываются хриплые, ржавые звуки. Они все громче и громче. Это веселая компания проплывает с гармоникой на лодке.
Кричал он: «Милая изюминка,
Стоснул я по тебе-е-е», —
— крякает на лодке пьяный голос.
Лодка, качаясь и кренясь на один борт, двигается быстрыми, неровными толчками.
Круги вдоль берегов на мгновение замирают. Застывают розовые, голубые и пестрые пятна. Следят за лодкой: сейчас она потонет или погодя.
Нет, завернула — значит, погодя. Впрочем, не все ли равно. Не потонет эта — потонет другая. Без этого не обойдется, так требует статистика: в весенний праздник тонут в этой реке ежегодно от десяти до тридцати человек.
Таков закон. Через него не перешагнешь.
Курсистка Лялечка и студент Костя Багрецов сели в лодку.
Лялечка подобрала платье, ухватила веревку руля и прищурилась на солнце.
Она чувствует, что она хорошенькая, что она загадочная, что в ней есть что-то русалочье, не так, как в каждой барышне, сидящей на руле, а в гораздо большей степени.
Студент Костя влюблен в нее. Она его замучает и будет хохотать русалочьим смехом. На ней новый серый костюм с черной тесемочкой. Еще утром она сомневалась насчет тесемочки, но теперь уверена, что это хорошо и что мир принадлежит ей.
Рядом с ней в пакетике — четыре бутерброда с сыром и плитка шоколада.
Студент Костя снял тужурку и налег на весла.
Оба молчат.
«Отчего он не смотрит на меня и не удивляется, что я такая особенная», — беспокоится Лялечка.
Костя внимательно оглядывает свои плечи: «Какие у меня, однако, мускулы».
Опять долго молчат.
Потом Костя опускает весла, многозначительно улыбается и объясняет, что он вспотел.
— Хотите есть? — холодно спрашивает Лялечка.
— А вы?
— Я не хочу.
Ей очень хотелось, но почему-то она отказалась. Костя удивился, но съел все четыре бутерброда. «Какой пошляк», — брезгливо думала Лялечка.
— Хотите шоколаду?
— А вы неужели и шоколаду не хотите? — снова удивился Костя.
Ей очень хотелось, но со злости за бутерброды она отдала весь шоколад и возненавидела Костю холодной, острой ненавистью.
А тот удивился, напился из горсточки воды и снова взялся за весла.
Я вас ждала,
А ви, ви нэ прэшлы, —
— донесся гортанный голос певца-румына.
— Подплывем поближе, даром музыку послушаем, — радовался Костя.
Лялечка только что подумала то же самое, но теперь, когда он это сказал, ей показалось, что такая пошлость может прийти в голову только ему.
Костя потянул носом:
— А вкусно пахнет! А?
И опять он сказал ее мысль, и она вся задрожала от отвращения:
— Я хочу домой.
— Домой? Я так и знал, что вы воды боитесь. Лялечка от наплыва отчаяния, злобы и ненависти открыла рот, как рыба, и не знала, что сказать.
А ви, ви нэ прэшлы, —
— всхлипнул румын.
Они проплывали теперь под самой террасой. Какая-то дама перегнулась к ним, и пушистые перья ее шляпы тихо качались, скользя кружевными тенями по бледному чернобровому лицу. Улыбнулась, обернулась, сказала что-то, и к ней нагнулся молодой моряк.
Лялечка стиснула зубы. Вот сейчас, в этот момент, поняла она, что Костя — дурак, что шоколад съеден и что дальше так жить нельзя.
— Я вам говорю, что я хочу домой, — прошипела она. — Я вам говорю, что хочу домой. Или вы настолько глупы, господин Багрецов, что не понимаете, что я вас ненавижу!
— Посмотри, какая милая парочка там, на реке в лодке, — сказала моряку бледная дама. — Какие у него сильные руки.
— Ничего особенного, — пробормотал моряк. — Кофе хочешь?
— Нет, очень красиво, когда он откидывает плечи.
— Я тебя спрашиваю: хочешь ли ты кофе.
— Не понимаю, чего тут злиться. Мне нравится, потому что они оба так красиво плывут… Молодо, весело, ярко…
— Я же предлагал поехать на катере. Ты же сама не хотела.
Дама повернулась к нему. Губы у нее стали белые, а глаза круглые, желтые, с черными ободками:
— Не хочу, не хочу. Ничего не хочу. А больше всего — тебя не хочу.
Восторгом сладострастья… —
— томился взбодренный на бис румын.
И на груди молодой!
— надрывался кто-то среди реки.
И снова притихли прибрежные круги. Следят, — потонет теперь или погодя?