В Аббации (Тэффи)

В Аббации
автор Тэффи

Из цикла «На чужбине», сб. «Дым без огня». Опубл.: 1913. Источник: Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 5: «Карусель». — М.: Лаком, 2000. — С. 298-301. • Впервые: Русское Слово. — 1913. — 18 сентября (1 октября). — №215. — С. 3. В газетном варианте указано место написания рассказа — «Кварнеро» (залив в Адриатическом море).

I. Дождь

Погода портится. Солнце заволоклось тучами. Недоле-тающие до нас ветер гонит море к нашему берегу, и вода в залив серая, злая, кипит белой пеной.

Дождик загоняет всех в кафе.

Сидим, смотрим с крытой террасы на немногих отважных купальщиков, решающихся влезть в эту неспокойную воду, которая хлещет им в лицо солеными брызгами, отрывает их руки от каната и, подхватив, выбрасывает на берег.

Сидим, пьем кофе, смотрим и сплетничаем.

— Взгляните, — говорит кто-то по-польски. — Это, кажется, пани Покульска идет купаться.

— О, Боже! Да у нее брови отмокнут!

— У нее дома запасные.

— Идет, а муж над ней зонтик несет. Библейская картина! Дочь фараона идет купаться!

— Будет в воде искать себе Моисея.

— Уже нашла. Вон там, в синем трико с кривыми ногами. Это же Моисей Берман из Черновиц.

Дочь фараона скрывается с поля зрения. Польская речь смолкает. Раздается немецкая:

— Что в такую погоду делать? В такую погоду нужно ехать в Фиуме.

— Большое, подумаешь, удовольствие ехать в Фиуме! Пароход по прямой линии идет от Аббации тридцать пять минут, а мой племянник берегом прошел пешком в двадцать.

— Отчего же не заявить капитану, чтобы шел скорее?

— Заявляли, а он отвечает, что дамы беспокоятся, если пароход идет скоро. Они думают, что, если пароход идет скоро, так он подымает волны, а когда на море волны, то делается качка. А качка вызывает морскую болезнь. Вот, — говорит капитан, — поэтому я и иду тридцать пять минут до Фиуме. На угле мне экономия, и к тому же слыву любезным кавалером.

— Ловкий малый! Немецкая речь смолкает.

Раздается гулкая раскатистая венгерская, прерываемая французскими восклицаниями.

Гудит мужской голос, прерывает женский.

Наконец, мужской голос переходит тоже на французский язык.

— Неужели вы меня не понимаете? — удивляется он. — Венгерский язык такой легкий и совершенно простой, как латинский. Выговаривается совершенно просто. Каждое слово, как пишется, так и выговаривается. Пишется, например, «м-а-г-и-а-р», выговаривается: «маджар». Пишется: «е-г-и-е», выговаривается: «едье». Как по-латыни, — просто. Как выговаривается, так и пишется.

Его прерывает тихое французское восклицание, и он смолкает.

На смену звенят два женских голоса. Оба звенят по-немецки:

— Непременно поезжайте! Быть в Истрии и не видеть Адельсбергского грота — все равно, что быть в Риме и не видеть папы.

— Да, вы расскажите, что там интересного.

— Этого рассказать невозможно. Совершенно невозможно.

— Ну, что же — красиво?

— Этого передать невозможно.

— Так живописно?

— Этого выразить невозможно.

— Но все-таки скажите, очень интересно?

— Я же вам говорю, что объяснить невозможно.

— Так чего же вы требуете, чтоб я туда ехала, когда потом никому ничего рассказать нельзя? Это, по-моему, даром выброшенные деньги. Лучше я буду дома сидеть или поеду в такое место, где не чересчур хорошо, — по крайней мере, рассказать можно будет, где была.

Небо чуть-чуть светлеет. На улицу выскакивает кельнер, машет салфеткой, точно подманивает солнце, потом подставляет лицо вверх и, повернув его к террасе, блаженно ухмыляется: дождь перестал.

II. Рулетка

Вечером идем в казино играть в рулетку.

Официально рулетки в Аббации не существует, гак как в Австрии азарт преследуется законом. Но выплачиваемые ежегодно сто двадцать пять тысяч крон городскому муниципалитету так ослепляют сей последний, что он ничего не видит и ничего не понимает.

И дирекция казино мало помалу оперяется и окрыляется. Она уже основала новый прочный фундамент, выстроив за два миллиона крон каменный, мол, на самом красивом месте берега, где к будущему году выстроится огромное казино с рулеткой.

Австрийская пресса молчит и не видит ничего, — как уверяют злые языки, на том же принципе, что и городской муниципалитет Аббации.

Пока в старом казино играют только в двух залах. Игра маленькая: ставка от одной кроны до двадцати.

— Это так только, одна забава, — говорят знатоки рулеточного искусства. — Карикатура на Монте-Карло. Положим, здешние крупье стараются, чтобы от них пахло чесноком, как от заправских монакских, но игра здесь ненастоящая.

Игра действительно ненастоящая, потому что выходит как-то так, что в выигрыше всегда казино. Говорят, что оно заслужило улыбку счастья потому, что вместо одного zero на тридцать шесть номеров, как в Монако, придумало поставить только девять номеров, при чем когда выходит пятерка, забирает все в свою пользу.

Ходит, положим, легенда о каком-то счастливом кроате, который выиграл шестьдесят крон и поехал на родину жениться.

Местные курортные купальщики втайне гордятся, что и они вкусили от греха рулетки.

Вялый толстый немец стоит, опершись о береговой гранит, и говорит, стараясь ущемить выпуклый монокль между рыжей бровью и дряблой щекой:

— Вчера изрядно продулся в рулетку. Конечно, стреляться не стану, но встряска нервам ужасная. Говорят, что в Монте-Карло сильно проигравшимся гостям дают деньги на выезд.

Не бойтесь за него. Он проиграл не больше четырех крон, из которых две пошли на плату за вход.

Но ему так приятно помучиться настоящей мукой настоящего игрока, продувшегося, как настоящий идиот в настоящем Монако.

Выслушайте его с состраданием, посмотрите на него со страхом, скажите ему, что он кончит жизнь под забором, — что вам стоит, раз ближнему нашему это даст столько радости!