В. О. Ключевский. Неопубликованные произведения
М., «Наука» 1983
Нам предстоит рассмотреть движение русского исторического сознания во вторую половину XVIII в., т. е. в царствование Екатерины II.
Внешний блеск этого царствования, шум побед, слава огромных территориальных приобретений, широта внутренних преобразований — все это без сомнения отозвалось не в одних лирах русских Пиндаров Екатерининского времени: все эти явления не могли остаться без сильного действия на русские умы, на общественное сознание тогдашнего нашего общества.
Но разбирая факты, которыми характеризуется наша умственная жизнь того времени, мы должны приписать господствующее в ней значение не этим громким и ярким явлениям внешней и внутренней политики правительства. Питательную и движущую струю в движении русской мысли составляет факт менее шумный и более глубокий. Никогда еще, даже и во время Петра I, русское общество не подвергалось такому сильному и многостороннему давлению иноземных идей; впервые оно вошло в такое тесное знакомство с литературой западноевропейского мира. Сила этого иноземного умственного влияния измеряется уже тем, что им проникнуты, от него не могут отрешиться даже те, которые борятся с ним, которые боятся дурных его последствий.
Надобно, впрочем, заметить, что и в самой Западной Европе около половины XVIII в. умственная жизнь принимает направление, дотоле ею не испытанное; в ней получают господство идеи, никогда с такой силой не овладев[ав]шие умами. В чем состояла сущность этого умственного движения и как оно отразилось на умственной жизни русского общества — вот два вопроса, которые необходимо предварительно хотя бегло рассмотреть, чтобы понять и оценить происхождение, свойство и значение перемен, совершившихся в русском историческом сознании во вторую половину прошедшего столетия.
Характером и силой этого умственного движения XVIII век утвердил за собой гордое название философской эпохи или века Просвещения. Мысли, составившие сущность этого просветительного движения, родились, по крайней мере впервые высказаны были, в Англии еще в XVII в., вслед за конституционной борьбой Стюартов с английским народом. Творцами их были астроном и эмпирик-философ, Ньютон и Локк, первый со своим мех[аническим]2 законом тяготения, второй со своим сенсуал[истическим]3 учением о человеческом познании4.
1 Написано карандашом.
2 Слово написано над строкой карандашом.
3 Слово написано над строкой карандашом.
4 Полтора листа оставлено В. О. Ключевским чистыми.
Материал. Татищев собрал громадную массу печатных и рукописных памятников для своего труда. Он сам признается, что имел под руками более 1000 книг, которыми, мог руководствоваться. Здесь были и древние греко-римские историки, и географы, и произведения тогдашней европейской исторической и географической литературы, и разнообразные отечественные источники истории.
Общий план. Характер этих последних определил общий план труда Т[атищева]. Сперва он думал писать обыкновенным «историческим порядком, сводя из разных мест к одному делу, и наречием таким, как ныне наиболее в книгах употребляем», т. е. современным ему литературным языком. Но 1) свидетельства источников еще не были сведены и соглашены и невозможно было делать исторических выводов без предварительного выбора и поверки известий; 2) самые источники впервые извлекались из пыли частных и общественных архивов и затрудняли историографу ссылки на них; сообщив2 их свидетельствам литературно-историческое изложение, переменив их порядок и наречие, по выражению Т[атищева], он подвергался опасности погубить вероятность, возбудить в читателе подозрение в произволе и вымыслах. Ученое благоразумие заставило Т[атищева] принять совсем иной план изложения, соответствующий первоначальной черновой работе, которой требовали источники. Он предположил разделить свой труд на 4 части: в первой изложить предварительные критико-библиографические исследования об источниках и этнографические разыскания о главных народах, населявших Россию до 860 г.; вторую должны были составить летописные известия о России с 860 г. до монголов, третью до Ивана III, и четвертую до Михаила Федоровича. Излагая известия эти, он решился просто выбирать и сопоставлять их из разных летописей, не трогая текста и летописного порядка источника, составить, так сказать, сводный текст летописей, «не переменяя, ни убавливая в них ничего», по словам самого автора. Впрочем, потом, для удобства читателей и переводчиков, он изложил составленный та[ким] обр[азом] свод современным литературным языком: в таком виде он и появился в свет. Собственно ученую работу, критические изыскания, пояснения и выводы он поставил в стороне от этого текста, в особых сопровождающих его примечаниях.
Порядок изложения. Сообразно с этим общим планом расположено и изложение3 автора. Из 49 глав первой части несколько посвящено исследованиям о начале письменности у славян, о языческих верованиях и принятии ими христианства, Иоакимовской и Несторовой летописи, о летописцах после Нестора и рукописях, по которым автор изучал летописи.
К этому прибавлена глава о летоисчислении4 в древнерусских летописях. Следующие затем (с 9-й) главы заняты известиями древних и новых писателей и собственными изысканиями автора о скифах5, сарматах, в которых он видит финнов, и славянах, к которым он причисляет гетов, фраков, даков, энетов, булгар волжских и даже хазар. В дальнейших частях — летописный свод с критическими примечаниями.
1 Написано карандашом.
2 Над строкой написано карандашом: облекши.
3 Над строкой карандашом: истор[ическое] повествование].
4 Над строкой карандашом: время.
5 На полях написано карандашом: племени гуреции.
Характерное явление нашей научной жизни: практический делец Петровой школы — историограф. Не досужая любознательность, а практическая потребность вызвала труд. Русский исследователь встал впервые перед первыми источниками отечественной истории и внимательно подумал, как поступить. Начальная летопись во главе сводов: исторические представления русских киевских книжников XI—XII вв. (автор П[овести временных лет] Нестор и Сильвестр). Мы знаем начало нашей истории, как его представляли эти книжники. Как они? Их исторические воспоминания с совершенно пустого места: имаху дань — 859 г. Раньше этого три народные сказания подслушаны и завязли в пам[яти]: 1) о нашествии волхвов; 2) об основании Киева; 3) о нашествии обров на дулебов. Нашествие хазар уже примыкает к непрерывному ряду исторических воспоминаний летописателей. Эти сказания в песнях, вероятно. Еще о приходе радимичей и вятичей «от ляхов», из Польши, но уже с ученой примесью. Два ига. Потребность осветить темное место: Повесть временных лет — ученый историч[еский] трактат, чистая диссертация о происхождении Руси. Материал: живые остатки старого быта, песни, поговорки, визант[ийский] хронограф; связано критикой — в предании о Кие: яко же сказают — кто? Книжное творчество уже в XI в. и составитель свода продолжал его.
Т[атищев] поступил по примеру составителя Начальной летописи: он не тронул исторических представлений р[усских] книжников XI—XII вв., как те не трогали народных преданий своего времени, 2-ю часть начал парафразой Нач[альной] летописи и продолжал сводкой. «По потопе трие сынов Ноеви разделиша землю». Сице начинаю сказание се… Но как книжники тех веков старались понять народные предания с визант[ийским] хронографом в руках, осветить чужд[ым] светом темное место, с которого их воспоминания, так и Т[атищев] с ними. Книжная легенда [дошла] до него в осложненном виде: Иоаким[овская] летопись 1, 31. В текст свода не поместил, но не обошел, только указал источник вымыслов — прим. 7 к 32 на стр. 42. Подбором древних и христ[ианских] известий о Воcт[очной] Европе попытка воссоздать истор[ическую] почву, на которой сели русские славяне. Отсюда ряд монографий — 49 глав первой части. Тяжесть и цена работы — методологическая. Отсюда первая теория ученая на смену книжной легенде о начале нашей истории. Неважно, что ее поздно узнали (изд[ание] началось с 1768, а труд уже готов в 1739). Важно не распространение ее в читающем обществе, а технич[еская] возможность ее возникновения в уме тогдашн[его] исследователя. Главные черты теории — выше. Заканчивает происхождением и видами человеческого общества: 1) сообщество семейное, 2) родовое — союз родителей и детей, 3) домовное — господина и слуг по договору, ибо общество насильственное, союз завоевателей и невольников лишен юридич[еского] основания, так как нет самого источника права — соглашения свободных воль: раб и холоп 530 NB; 4) гражданство, союз домовных сообществ для взаимной защиты и разделения занятий: 1, 530 и сл. Русский историограф, цепляющийся за вечно несущуюся вперед европ[ейскую] мысль и полит[ические] взгляды: 545 сл.
В примечаниях не историк, а наблюдатель вместе с читателем. Стереоскопически проводит перед ним летописи, смотря сам с боку: IV, п. 24, XII, п. 50; стр. 110.
Речь Попова: занятие историей 6—7. 10; изучение Байера: 16. Политические] взгляды: Соловьев]: Историогр. 32. Значение труда: ib. 35. Польза истории: ib, 18i.
Ссылка на Вольфа: Тат[ищев] ч. I, 1, 3i. Истор[ический] фактор — ум: § X, 26.
Потребность синтеза частичных наблюдений и изучений. Важность соврем[енных] памятников такого рода.
Происхождение Разговора. Речь 16. Феофанова ученая дружина. Учено-литер[атурные] кружки. Вопрос о народном образовании. Переход в политические общества при Алекс[андре] I.
Энциклопедическое направление умов под влиянием рационализма в философии и политике. Лейбниц — Бейль — и энциклопедисты.
Энциклоп[едическое] содержание Разговора. Предисл[овие], XXI сл. Трактат о пользе наук и план народных училищ (р. 161). Можно дешевле и шире.
Духовный облик образ[ованного] русского человека школы Петра:
1) Политический консерватор: не касаясь основ сущ[ествующего] гос[ударственного] порядка, изучает его происхождение и склад, замечает недостатки и придумывает средства исправления без мысли о перестройке. Эмендатор, не новатор, как и сам Петр;
2) Средство исправления — наука во всем тогдашнем ее объеме и для всего народа, без специализации и монополизации, решительно вся и решительно для всех, со школами без раз[личия] «для мужских и женских персон», по плану Татищ[ева].
Вторым делом русской историографии XVIIT в. было собирание и обработка материалов для полной истории России. В этом деле вместе с немцами-академиками поработали и русские люди и им принадлежит не только инициатива этого дела, по и наибольшее количество сделанного.
Потребность в полной русской истории, составленной по первым научно обработанным источникам, родилась под влиянием преобразовательной деятельности Петра Великого из практических нужд, из умственных и нравственных стремлений, ею внушенных.
Как подействовала реформа Петра на умственную и нравственную жизнь русского общества — это вопрос очень важный, но еще далеко не выясненный в надлежащей степени. Если судить об этом действии по ближайшим сотрудникам преобразователя, особенно по их поведению после него, ответ на вопрос получится не особенно благоприятный. Большинство этих даровитых и деловитых людей страдало большими недочетами в своем образовании и не меньшими нравственными недостатками, решительно выводившими Петра из терпения. Не лучшее впечатление производит и масса русского общества, прямо захваченного реформой, увлеченного ее интересами. Неблагонадежные нравы этого общества довольно известны, а его умственное развитие можно характеризовать известным стихом Кантемира: «Ум недозрелый, плод недолгой науки», — и это еще лучшее, что можно сказать про русскую интеллигенцию, выработавшуюся из реформы.
Нельзя, однако, думать, что реформа потерпела полную неудачу в этом отношении, т. е. в деле насаждения в России наук, образования. Известно, что ее ближайшей целью было распространение прикладных знаний, которые приносят прямую материальную пользу, делают народ промышленным, государство — сильным и богатым. В своем апрельском манифесте 1702 г. о вызове иностранцев в Россию Петр признается, что предпринял в государственном управлении «некоторые нужные и ко благу земли нашей служащие перемены, дабы наши подданные могли тем более и удобнее научаться поныне им неизвестным познаниям и тем искуснее становиться во всех торговых делах». Но для достижения такой скромной, ограниченной цели Петр приводил в действие такие средства, внушал такие стремления, которые невольно будили умы. расширяли взгляды и понятия, поднимали мысль выше интересов материального житейского обихода. И если вы хотите видеть, как сильно было действие реформы в этом направлении, каких образованных дельцов могла она создавать, для этого достаточно познакомиться с биографией В. Н. Татищева. Это типический образчик петровского дельца, воспитанного реформой, проникшегося ее духом, усвоившего ее лучшие стремления и хорошо послужившего отечеству, а между тем не получившего от природы никаких необычайных дарований, человека, невысоко поднимавшегося над уровнем обыкновенных средних людей.
Именно это и усиливает его значение в русской историографии. Артиллерист, горный инженер и видный администратор, он всю почти жизнь стоял в потоке самых настоятельных нужд, живых текущих интересов времени — и этот практический делец стал историографом, русская история оказалась в числе этих настоятельных нужд и текущих интересов времени; не плодом досужей любознательности патриота или кабинетного ученого, а насущной потребностью делового человека.
Так[им] образ[ом], Татищев вдвойне интересен, не только как первый собиратель материалов для полной истории России, но и как типический образчик образованных русских людей петровской школы.
1 Над строкой: Поиски Татищева в Швеции: Сол[овьев, т.] 18, [с.] 314.
О занятиях историей и географией: I, гл. 43.
Новые свед[ения] о Татищеве. Пекарск[ий] Сборн[ик] мой № 12.
Свод не фактов, а самых известий, 21, — Деловой рационалист, 22. О Брюсе: Тат[ищев]; I, XIX. Происхождение труда: XX. Господствующая сила в истории: XXVI. Суждения о смерти кн. Глеба: 2, 94 примечание] 214. Рассказы о своем времени, крит[ический] прием: Сол[овьев], 26 и сл. Истории о Ростове: 28. N3 о случаях: С[оловьев] 32i.
Виды общества: 32i. Культ г[осу]д[ар]ства: 32fm, Петра: 33i. Общий характер примечаний: 33.
Божества летописи сарматские (23) или варяжские. О происхождении народов и библейском Росе. — 24; три народа; объяснение причин разности званий народов — глава X: печенеги, половцы и торки — сарматы. Роксоланы не славяне. 28. Руссы — сарматы (29), финны — чермный, Старая Руса; Новый город славян. Рюрик — кн[язь] финляндский; руссы — варяги, т. е. разбойники. Неясность дела Москвы, не от Мосоха; болотная или крутящаяся. Древность славян в Европе до Прокопия. Славяне в Сирии и Моисей. Болгары и козары — славяне; причина их движения с Волги на Дунай: 30. Распространение славянского языка по России: 31. Части Руси: Великая Русь, Малая, Белая: I, 519. Происхождение общества — вся глава: и политические взгляды автора: I, 527. Потом разбили его выводы, но удержали его приемы; бросили теорию, но сберегли метод.
Порядок. Второе дело р[усской] историографии в XVIII. Биография. Происхождение труда: XVI и XX и сл. XIII и 64. Сол[овьев] 17. Теория истории. Определение § 1. Польза. С[оловьев] 18 пр. III и IV; VIf, Фактор XXVIf; ч. 2, 94. Источники: XI. План: XXI, С[оловьев], 21.
В. О. Ключевский — буржуазный русский историк второй половины XIX—начала XX в. — вошел в науку как автор всемирно известного курса русской истории, выдержавшего много изданий не только в нашей стране, но и за ее пределами. Капитальные труды В. О. Ключевского о Боярской думе, происхождении крепостного права, Земских соборах и т. д. входят в сокровищницу русской дореволюционной историографии, содержат целый ряд тонких наблюдений, которыми историки пользуются до настоящего времени. Только в последнее время, после издания отдельных специальных курсов1 и исследований их2, выяснилось, что об этом историке можно говорить как о крупном историографе и источниковеде. Однако до сих пор не все специальные курсы, статьи, очерки и наброски историка опубликованы. Настоящее издание, которое является продолжением публикации рукописного наследия В. О. Ключевского3, в значительной степени восполняет этот пробел.
Первым публикуется курс «Западное влияние в России после Петра», который был прочитан В. О. Ключевским в 1890/91 уч. году. Тема о культурных и политических взаимоотношениях России и Запада привлекала внимание Ключевского особенно в 1890-е годы. Им были написаны статьи «„Недоросль“ Фонвизина», «Воспоминание о Новикове и его времени», «Два воспитания», «Евгений Онегин и его предки». Публикуемый курс является как бы продолжением его исследования о западном влиянии в XVII веке4. В нем основное внимание уделено новым явлениям в истории России, происходившим в результате реформ Петра I. Эти изменения Ключевский связывал прежде всего с влиянием Западной Европы на политическую структуру общества, на образование, быт и культуру. Под термином «западное влияние» Ключевский часто понимает не механическое перенесение идей и политических учреждений западноевропейских стран (в первую очередь Франции) в Россию, а изменения русской действительности, главным образом относящиеся к господствующему классу — дворянству, под влиянием новых условий жизни страны. Поэтому курс представляет значительный интерес (несмотря на его незаконченность) для изучения общей системы исторических взглядов Ключевского. Готовя к изданию V часть курса русской истории, Ключевский наряду с другими материалами привлекал частично и текст этого специального курса.
Раздел «Историографические этюды» открывают четыре наброска первостепенной важности по «варяжскому вопросу», где Ключевским высказано весьма ироническое отношение к названной проблеме, считавшейся в дворянско-буржуазной исторической науке одной из главнейших в истории Древней Руси.
Большой историографический интерес представляют никогда не публиковавшиеся очерки и наброски Ключевского о своих коллегах — историках прошлого и настоящего для Ключевского времени. Глубокие, меткие, образные, порой едкие характеристики не утратили значения и для современной исторической науки. Эти материалы существенно добавляют и обогащают широко известные статьи ученого о С. М. Соловьеве, И. Н. Болтине, Ф. И. Буслаеве, Т. Н. Грановском и других историках, изданные ранее «Лекции по русской историографии»5 и фрагменты историографического курса6.
До недавнего времени работы Ключевского в области всеобщей истории не были известны даже специалистам. Однако Ключевский уже на студенческой скамье проявил большой интерес к этой проблематике. Так, он тщательно конспектировал курс С. В. Ешевского, который был литографирован по его записи. Он написал работу «Сочинение епископа Дюрана», перевел и дополнил русским материалом книгу П. Кирхмана «История общественного и частного быта»7. По окончании Московского университета молодой Ключевский читал в Александровском военном училище (где он преподавал 17 лет, начиная с 1867 г.) лекции по всеобщей истории. Фрагмент этого курса, относящийся к истории Великой Французской революции, был опубликован8. Позднее сам Ключевский отмечал влияние Гизо на формирование его исторических взглядов.
В 1893/94 и 1894/95 уч. г. Ключевский читал в Абастумане курс «Новейшей истории Западной Европы в связи с историей России»9. Он писал развернутые конспекты, которыми, очевидно, пользовался при чтении лекций. Именно этот расширенный конспект, состоящий из трех тетрадей, публикуется нами в основном корпусе издания. Он обнимает время от Французской революции 1789 г. до отмены крепостного права и реформ Александра II. Согласно записи Ключевского10, курс был им рассчитан на 134 уч. часа и включал в себя 39 тем. Этот сложный по составу курс насыщен большим фактическим материалом, за которым видна напряженная работа. О том свидетельствует и большое количество сносок и помет Ключевского, которые дают возможность представить круг использованных автором источников: иностранных и русских.
Помимо конспектов, составленных для своего личного пользования, Ключевский писал и развернутые планы курса, один из которых публикуется в Приложении. В результате в архиве Ключевского отложился довольно богатый комплекс материалов абастуманского курса, среди которых конспект «о Екатерине II — Александре II», наброски о Франции, Австрии и Венгрии и другие. Ряд помет в абастуманских тетрадях, а также в литографиях «Курса русской истории» (в частности, литографии Барскова и Юшкова) свидетельствуют о том, что Ключевский предполагал использовать отдельные тексты при подготовке к печати пятой части «Курса». Абастуманский курс бесспорно является важным источником для изучения эволюции исторических взглядов Ключевского и для исследования проблемы изучения в России всеобщей истории вообще и истории Французской революции в частности.
Литературоведческие взгляды Ключевского находят отражение в разделе «Мысли о русских писателях», где содержатся характеристики от М. Ю. Лермонтова до А. П. Чехова. Собственное научно-литературное (и часто литературное) творчество историка представлено в разделах «Литературно-исторические наброски» и «Стихотворения и проза», которые раскрывают Ключевского с новой, не только с чисто учено-академической стороны. Здесь помещены его стихотворения, художественная проза.
В приложении печатаются: к курсу «Западное влияние в России после Петра» черновые материалы к отдельным лекциям и три наброска «Древняя и новая Россия»; к рукописи «Русская историография 1861—93 гг. Введение в курс лекций по русской историографии II-ой половины XIX в.»; к курсу «Новейшая история Западной Европы в связи с историей России» — план этого курса 1893—1894 уч. г.
Публикуемые в настоящем издании рукописи В. О. Ключевского хранятся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (далее — ГБЛ), в Отделе рукописных фондов Института истории СССР АН СССР (далее — ОРФ ИИ), в Архиве Академии наук СССР (далее — Архив АН СССР) и в отделе письменных источников Государственной публичной Историческом библиотеки (далее — ГПИБ).
Обычно в печатных работах Ключевский опускал свой справочно-научный аппарат, но в его черновых рукописях часто можно встретить указания на источники. Особенно богат сносками, пометами и отсылками конспект абастуманского курса, где полностью «открыт» научный аппарат, что позволяет судить о круге его источников и увеличивает тем самым ценность публикуемого текста. Воспроизведение помет Ключевского, дополнительных текстов на полях и вставок дает представление о процессе работы ученого над текстами.
Рукописи Ключевского имеют сложную систему отсылок, помет и указаний на источники, литературу, собственные труды — опубликованные, литографированные, рукописные. Места вставок и переносов текста отмечались им условными значками, подчеркиваниями и отчеркиваниями на полях чернилами или различными карандашами — простым, красным, синим. Так как цвет карандаша несет определенную смысловую нагрузку, то в подстрочных примечаниях во всех подобных случаях указывается цвет и способы написания пометы. Если подчеркивания и значки не оговариваются в подстрочных примечаниях, то это означает, что они написаны тем же карандашом или чернилами, что и основной текст. Начало и конец вставок автора отмечены в тексте одинаковыми цифрами, а в примечаниях — через тире (например,5-5). В ряде случаев Ключевский пользовался условными обозначениями и сокращениями, которые не удалось расшифровать. В подобных случаях они даются в двойных круглых скобках (()).
Нередко при воспроизведении выдержек из источников Ключевский сокращал текст приводимых цитат, но смысл их передавал верно. Фактические ошибки встречаются крайне редко.
Часто в рукописях Ключевского встречаются первые буквы латинских слов, означающих: p. (pagina) — страница, i (initium) — начало, m. (medium) — середина, f. (finis) — конец, n. (nota) — примечание, t. (totum) — всё, ib. (ibidem) — там же, id. (idem) — он же.
В публикации воспроизводятся без оговорок: подчеркивания и отточия Ключевского; исправления, сделанные им над строкой в случае их полного согласования с основным текстом и авторские изменения порядка слов в предложении, которые даются в последнем варианте. Описки исправляются без оговорок. Отсутствующие в рукописях даты восстанавливаются составителями в квадратных скобках, в примечаниях даются обоснования. Пояснения составителей даются в квадратных скобках. Звездочкой + отмечен комментируемый в примечаниях текст.
Переводы с иностранных языков даются под строкой.
1 Ключевский В. О. Курс лекций по источниковедению. — Соч. М., 1959, т. 6; Он же. Терминология русской истории. — Там же; Он же. Лекции по русской историографии. — Там же. М., 1959, т. 8. Сюда же относится и неоднократно издававшийся курс «История сословий в России».
2 Киреева Р. А. В. О. Ключевский как историк русской исторической науки. М., 1966; Чумаченко Э. Г. В. О. Ключевский — источниковед. М., 1970; Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский: История жизни и творчества. М., 1974.
3 Ключевский В. О. Письма. Дневники: Афоризмы и мысли об истории. М., 1968.
4 Ключевский В. О. Западное влияние в России XVII в.: Историко-психологический очерк. — В кн.: Ключевский В. О. Очерки и речи: Второй сборник статей. М., 1913.
5 Ключевский В. О. Соч., т. 8.
6 Из рукописного наследия В. О. Ключевского: (Новые материалы к курсу по русской историографии / Публ. А. А. Зимина, Р. А. Киреевой. — В кн.: История и историки: Историографический ежегодник, 1972. М., 1973.
7 Кирхман П. История общественного и частного быта. М., 1867.
8 Ключевский В. О. Записки по всеобщей истории / Публ. Р. А. Киреевой, А. А. Зимина; Вступ. статья М. В. Нечкиной. — Новая и новейшая история, 1969, № 5/6.
9 Подробнее см.: Нечкина М. В. В. О. Ключевский: История жизни и творчества, с. 325—347 и Предисловие к настоящему изданию.
10 См. с. 384—385 настоящего издания.
Возможно, что публикуемые наброски о В. Н. Татищеве представляют собой черновики к речи Ключевского о Татищеве, произнесенной ни 19 апреля 1886 г. на заседании Общества истории и древностей российских (Чтения ОИДР, 1886, кн. IV, с. 4—5 протоколов) и материалы к историографической лекции, прочитанной им 16 декабря 1891 г. (подробнее см.: Киреева Р. Л. В. О. Ключевский как историк русской исторической науки. М., 1966, с. 35—38).
I. Татищев. — Публикуется впервые. ГБЛ, ф. 131, п. 12, д. 2, л. 62— 62 об. Автограф. Чернила (кроме названия, написанного карандашом).
II. Татищев. — Публикуется впервые. ГБЛ, ф. 131, п. 12, д. 2, л. 64— 65. Автограф. Чернила (кроме названия, написанного карандашом).
III. Татищев. — Публикуется впервые. ГБЛ, ф. 131, п. 12, д. 2, л. 68 об. —69 об. Автограф. Карандаш.
«Разговор» — Имеется в виду работа: Татищев В. Н. Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ. — Чтения ОИДР, 1887, кн. I.
IV. В. Н. Татищев (1686—1750).-- Публикуется впервые. ГБЛ, ф. 131, п. 12, д. 2, л. 70—71 об. Автограф. Карандаш.