Выписки из летописей пятого века
правитьДля народов история есть то, что память для стариков. Без истории человеческий род был бы неопытным младенцем. — Кто ничего не видывал, тот всему удивляется. Мудрец сказал: Ничего нет нового под солнцем.
Около половины пятого века на северном берегу Дуная обитали многочисленные орды варваров, управляемых одним начальником. Сей начальник был росту небольшого, широк в плечах; лицо имел цвета оливкового; наружный вид, говорят летописцы, открывал его породу.
Сперва он злодеяниями распространил господство свое над окрестными народами.
«Тогда родилась в нем надежда покорить всю землю… Казалось, что он родился для грабежей… Он умел подавать о себе страшное мнение, которое поражало людей ужасом. У него была поступь гордая… Он обращал глаза свои на все стороны, чтобы показать свое могущество… Был скор в движениях… Любил войну, но умел удерживать жар свой в битвах»… По словам толковников последние слова значат, что он охотнее подвергал опасностям чужую жизнь, нежели свою собственную.
«Он имел на себя твердую надежду. Никто не мог сказать решительно, какую он исповедовал веру — если положить, что он во что-либо веровал; однако, известно, что он был суевер; советовался с колдунами, и умел искусно распускать о себе выгодную молву. Он утверждал о себе, что нашел меч Марсов, от которого зависела судьба его».
Нет надобности изъяснять, что я говорю об Аттиле I, сыне Мундзуга.
Захотев объявить воину визиготам, он сперва постарался поссорить их с римлянами, к которым написал, что он не против них воевать хочет, но только против Феодорика, короля визиготов. Заключение письма состояло из учтивых выражений, которыми тогда удавалось обманывать. Потом он то же самое написал к Феодорику, советуя ему разорвать союз с римлянами, и напоминая неправедные войны, которыми римляне беспокоили Феодорика. «Сей коварный человек обыкновенно пытался действовать хитростью, прежде нежели начинал явную войну».
Это не мои слова; любопытный читатель все сие найдет у Иорнанда.
Он завел войска свои на равнины Шампании, лежащие в пяти или шестистах милях от его владений, зная, что между неприятелями господствует несогласие. Но сии неприятели — случай редкий, однако не беспримерный — начали действовать единодушно, и овладели Орлеаном, местом весьма важным, которое уже обещано было Аттиле. Сие происшествие привело его в крайнее замешательство; он перестал надеяться на свои силы; боялся вступить в сражение, но боялся и отступить, ибо отступление казалось ему несноснее смерти.
Он произнес речь к войску, потому что до изобретения книгопечатания невозможно было сочинять ни бюллетеней, ни дневных приказов. «Сражение было прежестокое, преупорное, и такое, какого прежде не видано».
Аттила, быв разбит, с остатком войска возвратился в стан свой. Визиготы хотели еще сражаться; но римский полководец, опасаясь, чтоб они не усилились, совершенно истребив гуннов, посоветовал им возвратиться домой. «Таким образом — говорит Иорнанд — люди, по слабости своей вдаваясь в пустые подозрения, теряют случаи совершить важные подвиги». Аттила нетерпеливо желал сего разделения. Тогда он отважился на новые завоевания и направил шествие в Италию, которую опустошил; приблизился к Риму, но остановился по просьбе папы Льва.
Подобное тому происшествие случилось после, с тою только разницею, что папа Пий избавил Рим не просьбою, но деньгами, заплатив тридцать миллионов.
«Надеясь родством с государями приобрести новые права, он требовал у них дочерей в замужество себе и своим приближенным».
Господство его было двоякого рода: некоторыми народами он управлял непосредственно, почитая их главным орудием своего могущества; над прочими власть его действовала через других; он возводил царей на престолы, и низлагал их; мешал чуждые народы с своими, чтобы удобнее грабить и присваивать новые области. — Он называл себя царем царей; просвещенные народы именовали его бичом Божьим.
Имея многочисленные войска, он ужасал даже тех, которых не мог ни покорить, ни удержать под своею властью, и налагал на них чрезмерные подати. Корыстолюбие увеличивало в нем природную жестокость: то же корыстолюбие иногда заставляло его быть кротким.
Он требовал, чтобы присылали к нему послами людей, происшедших от знатного рода; а сам к другим отравлял грубых невежд, и приказывал им оскорблять государей грубыми отзывами. Он же давал оскорбительные названия государям, своим современникам.
Он везде содержал тайных наблюдателей, и знал самые сокровенные намерения государей.
Требовал подарков для себя, для жен своих, для министров, для придворных. Сей древний азиатский обычай был оставлен; но теперь возобновляется.
Он отравлял от себя посольства часто и на короткое время. «Любил беспрестанно подвергать новым испытаниям римскую щедрость, и потому выдумывал пустые и смешные предлоги посылать своих приближенных, которым хотел оказать благодеяние».
Он искал случаев придираться к соседям, требуя от них выдачи переметчиков, которых приказывал явно хватать. Сии переметчики по-видимому были то, что в наше время эмигранты и конскрипты, не имеющие пропускных писем. Он требовал, чтобы римляне не держали у себя его подданных.
«Аттила сошел с ума от успехов; не оказывал ни малейшего уважения справедливости и давал ответы, какие в голову ему приходили». О сем говаривали в его передней, и довольно громко. Приск слышал сии слова от самого Рустиция.
Один очевидный свидетель уверяет, что «пиршественная веселость не производила в лице его ни малой перемены; не обнаруживала в нем ниже следов кротости и ласки».
Читатели! мудрец сказал: Нет ничего нового под солнцем.
Аттила царствовал двенадцать лет. Он опустошил пространство ста тысяч квадратных миль на поверхности земного шара; могущество его не досталось наследникам; после четырнадцати столетий слава его вмещается в двадцати строчках.
Примечание. Сия статья подает случай делать остроумные сравнения, и находить во многих чертах точное сходство между Аттилою гуннов и Аттилою корсиканским. Однако надлежит заметить, что между ними есть и различие: 1. Древний Аттила был сын царский; в противном случае он не царствовал бы над гуннами, а еще более, не властвовал бы над государями готскими, которые гордились своею кровью и славою предков; 2. Аттила чистосердечно сказывал о себе, что он бич на земле, и опустошая страны, не старался выдавать себя за благодетеля человеческого рода; 3. Аттила, быв разбит близ Шалона, не скрывал своей неудачи, и не выдавал пустых выдумок за истину. Он велел сделать костер из скифских седел и намерен был броситься в огонь, когда неприятели погонятся за ним. Неприятели не погнались и Аттила жив остался. Воину не стыдно претерпеть поражение; он чрез то не лишается прав своих на знаменитость: но кто оскорбляет истину, тому никто не будет удивляться, и никто, кроме наемных льстецов, не назовет его великим.
Выписки из летописей пятаго века: [Об Аттиле]: (С франц.) / E.S. // Вестн. Европы. — 1807. — Ч. 33, N 10. — С. 150-157.