Выписка из лондонских журналов править
Мы знаем верно, что Бонапарте через берлинский кабинет предлагал Людовику XVIII торжественно отказаться от своих прав на французскую корону; что ему обещали за то знаменитое королевство в Европе, и что он с благородной гордостью отверг сие предложение.
Иностранцы, хотевшие видеть Францию в ее новом политическом состоянии, выезжают из нее с уверением, что народный характер французов не исправился в бедствиях революции; что они не воспользовались опытами, столь дорого купленными, и сохранили все прежнее легкомыслие. Сии иностранцы думали еще найти во Франции ту силу души, которая обнаруживалась в войне долговременной и кровопролитной, ту гордость, которая бывает действием великих побед, и беспокойство умов, следующее обыкновенно за государственными волнениями. Напротив того они видели везде знаки ветрености, беспечное равнодушие и привычки, которые в других землях бывают только следствием долговременного единовластия.
Сен-Клудский двор представляет картину, любопытную для наблюдателей. Старинные версальские обыкновения возобновлены там в малейших подробностях, с прибавлением строгих мер личной безопасности для Бонапарте. От ворот парка до консульских палат стоят шесть пикетов, которые не пропускают никого без Дюрокова билета. Сии билеты даются только людям служащим консулу или госпоже Бонапарте, или приглашенным к нему на аудиенцию, или составляющим обыкновенное его общество. Цвет и форма билетов переменяются всякие два месяца; на каждом означено имя того, кому он дан. Солдат с последнего пикета отводит всякого к префекту дворца: там дают другой билет, с означением, в какие двери войти, к которому камердинеру отнестись для представления консулу. С сей минуты, куда вы не пойдете: к нему ли, к госпоже ли Бонапарте, или к кому-нибудь из живущих в Сен-Клу, за вами смотрит лакей. Работники и слуги иностранцев подвержены строгому осмотру: у них отнимают всякое оружие, всякую вещь, опасную для жизни человека. Поденщики находят на месте нужные для их работы орудия и не должны перекладывать их на другое. Они не могут работать в саду, когда Бонапарте там гуляет: надзиратели высылают их и смотрят за ними. В доме всякому слуге отведено место; ему нельзя перейти из одной комнаты в другую. Камердинеры госпожи Бонапарте отдают ее записки к мужу через его камердинеров. Сама она не входит к нему без доклада. Дежурный префект может войти в его кабинет единственно тогда, когда дверь отворена. В день аудиенции сей префект громко объявляет выход консула, и дворцовые приставы удаляют всех на несколько шагов от дверей, в которые должно ему войти. Адъютанты окружают его, но отступают в сторону, когда он начинает с кем-нибудь говорить тихо. Между тем придверники обозревают всех людей в собрании и наблюдают малейшие их движения. Кто положит руку в карман, на того уже смотрят. — Даже за несколько верст вокруг Сен-Клу разъезжают жандармы и нередко останавливают людей, которые видом своим кажутся им подозрительными.
Гордый Массена и пылкий Ожеро пришли однажды к Бонапарте и сказали ему: «Правда ли, что вы хотите быть нашим деспотом?» — Для того, отвечал консул, чтобы у вас не было восьмисот деспотов. — «Это противно нашему условию». — Я повинуюсь воле народа французского. — «Не он вручил вам верховную власть». — Он утвердил ее в руках моих. — Бонапарте вдруг смягчил голос, начал расспрашивать их об охоте, и через несколько минут расстался с ними очень дружелюбно и ласково. Генералы были в замешательстве, удивляясь решительному уму и характеру его.
Дворы неаполитанский, испанский и португальский никак не хотят брать участия в войне, если она будет; не желают также и деньгами помогать консулу, умеющему обирать их при всяком случае. По сие время Испания не платит шести миллионов, которых Франция давно уже от нее требует.
Выписка из лондонских журналов: [О Наполеоне I] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч. 9, N 11. — С. 226-230.