Выписка из английских ведомостей
правитьПроступки наших министров столь велики, что всякий человек, имеющий достаточное понятие о своих обязанностях и боящийся стыда, был бы доведен ими до отчаяния. Министры не умели воспользоваться случаями остановить стремительный поток завоеваний, разлившийся по Европе от Босфора Фракийского до столпов Геркулесовых и от Балтийского моря до Средиземного. Несмотря на то, они терпеливо переносят негодование целого общества, и бесчувствие их может быть сравнено только с беспечностью в отправлении должностей их. Целое лето они провели ничего не делая, или делая то, за что гораздо лучше было бы не приниматься; зимою станут губить время в сплетении похвал своему бездействию и в извинении произвольной слепоты своей. Всякий согласится, что стараниями нашего правительства мог бы усилиться дух сопротивления, в испанском народе обнаружившийся, и что он послужил бы средством к освобождению половины, а может быть и целой Европы. Народ единодушно стоял в своих мнениях, и готов был решиться на величайшие пожертвования, чтобы окончить дела с успехом. Монарх со всех сторон получал поздравительные письма и обещания пособий. Строевое войско, земское ополчение и волонтеры охотно отдавали себя в его волю. При самом начале испанских смятений наше правительство имело на своей стороне все выгоды. Невозможно вообразить счастливейших обстоятельств. Неприятель встретил неожидаемые несчастья, и не был в состоянии отвратить их. Умы против него ожесточились. Французские войска, находясь в странах далеких от военного театра, долженствовали содержать оные в повиновении; неприятель имел не более 40,000 человек в Испании, а войска, которым надлежало идти к ним на помощь, находились на берегах Эльбы, Одера и Вислы. Сильные препятствия останавливали наборы и во Франции, и в Германии. Австрия беспокоила Наполеона военными приготовлениями; Россия советовала ему приступить к началу мирных переговоров; могли ль министры желать стечения обстоятельств, еще более благоприятных?
Что же сделано с июня месяца? отвечайте лорды Чатам, Мюльграв и Кастлериг! Нам известнее то, чего вы не сделали, нежели то, что сделано вами; мелочные подвиги ваши вовсе не заслуживают нашей благодарности. Вы не умели воспользоваться случаями; не умели истребить французского войска, прежде нежели подоспела к нему помощь. Еще вы не посылали солдат в Испанию, а Бонапарт успел уже утвердить слабые связи свои с некоторыми державами, привел войска свои от берегов Балтики до вершин Пиренейских. Вы сами споспешествовали исполнению его намерений, отдавши ему 20 тысяч старых воинов[1], и отказавши союзникам нашим в артиллерии и коннице, коих они требовали у вас сряду 4 месяца. Теперь, когда французское войско подкреплено сотнею тысяч солдат, и когда оно вероятно уже овладело Мадридом, вы посылаете 30 тысяч пехоты двумя отделениями в такую страну, где нет запасных магазинов, где может быть им нельзя соединиться, и где они почтут себя и тем счастливыми, если дозволят им благополучно возвратиться к перевозным судам, на которых приплыли в Испанию. Итак, мы не только далеки от блистательного состояния, до которого достигнуть надеялись, но напротив того ваше худое управление низвергло нас в пропасть бедствий, коим нет примера в нашей истории. Ежели Бонапарт покорит всю Испанию, кто поручится нам, что через год Ирландия не будет в числе его провинций? Булонская флотилия ничего не значит в сравнении с теми выгодами, какие представятся ему на северных берегах Испании для завоевания королевств Британских. Нам отсюда видно, что делается в Булони; но ежели рассудить, что трех дней довольно для приплытия из Коруны в Фальмут по такому морю, где небольшим обходом весьма легко можно ускользнуть от бдительности кораблей наших; то кто может измерить угрожающую нам опасность, между тем как мы ничего не боимся, имея к тому причины самые важные и основательные? (Morning Chronicle.)
Примеч. Монитера. Ответ не приведет министров в затруднение; они скажут, что имея 60 миллионов жителей можно управиться на твердой земле с теми, у коих только 9 миллионов. Они будут ссылаться на происшествия минувших пятнадцати лет и на четыре военные союза, для которых Европа употребляла все свои усилия, и ни в чем не успела, признаются, что дела испанские у них почитаемы были не другим чем, как только отводом для мнений, но что безрассудно было бы почитать их за важные; ибо всем известно, что Испания была завоевана Дюгескленем и Людовиком XIV, и что ежели прежняя Франция всегда покоряла Испанию, то трудно ли нынешней Франции то же сделать?.. Они скажут, что императору французов не было никакого препятствия водить войска свои куда хочет; потому что на твердой земле Европы господствует мир по силе договоров Пресбургского и Тильзитского; скажут, что несчастье, по причине оплошности начальника[2], постигшее 12 или 13 тысяч молодых людей, есть невеликая беда для Франции, точно как договор Корнваллиса во время войны Американской не был пагубным для Англии; что император весьма удобно мог располагать войсками своими, при Эльбе, Одере и Висле находившимися, потому что после Тильзитского договора нашествие на Копенгаген подало причину к войне между Англиею и Россиею и между Россиею и Швециею, что испанские происшествия были следствием происшествий под Копенгагеном; что потомство точно такое же мнение иметь будет о сем деле, и что ежели происшествия испанские представляются в виде отвратительном, то причины сему искать должно в нападении на Копенгаген — нападении ненавистном и в нравственном отношении и в политическом. Вот что будут отвечать министры: но быть может их станут упрекать, для чего прежде не рассуждали подобным образом, быть может их обвинять станут для чего поступков своих не соображали с такими благоразумными суждениями. Нет сомнения, что они скорее оградятся оскорбительным молчанием, нежели захотят самим себе во вред быть искренними.
В самом деле, какой благоразумный человек посоветовал бы Англии выставить на твердую землю свои войска, взять сторону нескольких мятежников испанских, пристать к государю сицилийскому и к Швеции, воевать против Франции и России? Надобно думать, что подобные советодатели напились воды из реки Леты. Может быть они хорошо знают древнюю и новую историю, но верно забыли они о происшествиях в последние пятнадцать лет случившихся. Говорят, что государственные люди должны учиться истории: для нынешних политиков всего нужнее знать историю нашего времени.
Тридцать тысяч англичан показались на твердой земле: они однако не помешали нам истребить испанские войска, и не защитили Мадрида. Ежели не поторопятся они сесть на суда, то погибель их неизбежна. И какую удачу они иметь надеялись? Англия в состоянии ли вознаградить потери, без которых и помышлять не должно об успехах? Швейцарцы, немцы, итальянцы, собранные со всех сторон под ее знамена, толпами бегут и соединяются с французами.
Проницательный министр отверг бы пристрастные советы сими короткими словами: безумно воевать на твердой земле против Франции. — Франция того только и желает, чтобы английский министр не ведал, что войска отечества его, которые на водах кажутся многочисленными, на твердой земле очень малы. Не знать сего есть то же, что быть совершенным невеждою в английской политике, не заботиться о выгодах своего отечества, и не иметь понятия о могуществе каждого из государств европейских.
Оставив пределы Испании в самых критических обстоятельствах, император два раза переезжает всю Францию и большую часть Германии. Во время сего путешествия он страшит Австрию, угождает России, медлит окончанием дела с Пруссиею, уводит многолюдные войска свои из северной Европы, не теряя однако политического своего могущества, и посылает их к пределам Испании для совершения своих намерений в сей стране злополучной. Будучи во всем счастлив, а особливо по причине слепоты и ошибок его неприятелей, несмотря ни на потерю времени, для перехода войск употребленного, несмотря на многие неудачи в Испании и Португалии, он быстро приближается к горам Пиренейским, и горы сии раздвигаются перед ним и перед сотнею тысяч старых солдат, по следам его идущих.
Уповая на замешательства и беспорядки, неразлучно сопряженные с неопытностью нового, бессильного правительства, уповая на неискусство министерства английского, не умеющего употребить нашего рвения и храбрости для защиты общего дела, Бонапарт имел справедливую причину воскликнуть пророческим гласом: «Сии островитяне променяли море на землю; уверяю вас, что они погибнут. Торжественные знамена мои скоро будут развеваться на башнях лиссабонских». Сих достопамятных слов никак не должны забывать те люди, которые смотрят на цель нынешней войны — на истребление английских сил в Испании и на вторичное покорение Португалии. И проч. и проч. (Oracle.)
Выписки из Английских ведомостей: [«Morning Chronicle», «Oracle» с обвинением в адрес брит. министров и коммент. «Монитора»] / [Пер.] К. [М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1809. — Ч. 43, N 3. — C.233-241.