Какъ разъ передъ станціей, гдѣ слѣдовало завтракать, мы нагнали партію переселенцевъ мормоновъ въ тридцать три обоза; около сотни мужчинъ, женщинъ и дѣтей въ грубыхъ одеждахъ, съ мрачными лицами, уныло шли, подгоняя свое разбросанное стадо коровъ, и шли день за день цѣлыхъ восемь томительныхъ недѣль, проходя въ это время пространство, которое мы проѣхали въ восемь дней и три часа, 798 миль! Они были всѣ въ пыли, растрепанные, немытые, съ непокрытыми головами и съ разодраннымъ платьемъ; они казались страшно утомленными.
Послѣ завтрака мы выкупались въ Horse-Creek (Лошадиный ручей), въ чистомъ, прозрачномъ ручьѣ — неоцѣненная для насъ роскошь, такъ какъ очень рѣдко случалось, чтобы нашъ дилижансъ останавливался гдѣ-нибудь достаточно долго, чтобы мы могли доставить себѣ такое удовольствіе. Мы мѣняли лошадей десять или двѣнадцать разъ въ сутки, мѣняли муловъ, лучше сказать, шесть муловъ, и каждый разъ перепряжка продолжалась не болѣе четырехъ минутъ. Это было весело. Какъ только нашъ дилижансъ подъѣзжалъ къ станціи, въ то же время шесть муловъ уже въ сбруяхъ выступали изъ конюшни, и можно сказать, что въ одно мгновеніе прежняя упряжка замѣнялась свѣжей и мы снова катили далѣе.
Послѣ полудня мы проѣхали ручей «Прѣсныя Воды» (Sweetwater-Creek), утесъ «Независимости» (Independence Bock), «Чортовы Врата» и «Чортовъ Провалъ» (Devil’s Gate и Devil’s Gap). Послѣдніе два были живописны своею грубою и суровою природою. Мы находились теперь въ самой серединѣ Скалистыхъ Горъ. Проѣхали также «Alkali» или Содовое озеро (Soda Lake) и пришли къ тому убѣжденію, что путешествіе по бѣлу свѣту совершили мы немалое; тутъ кучеръ передалъ намъ, что мормоны часто пріѣзжаютъ сюда изъ города Большого-Соленаго-Озера-Сити, чтобы вытаскивать saleratus. Нѣсколько дней тому назадъ они собрали порядочное количество saleratus со дна (это было на высохшемъ озерѣ), нагрузили двѣ фуры и повезли въ городъ Соленое-Озеро, и эту, ничего не стоющую имъ дрянь продавали за 25 центовъ фунтъ.
Ночью проѣхали мы любопытное явленіе природы; мы слышали о немъ дня два подъ-рядъ и жаждали скорѣе увидѣть. Это былъ какъ бы природный ледникъ. Былъ августъ мѣсяцъ и днемъ всѣ изнемогали отъ жары, однако, на одной изъ станцій можно было по склону горы, защищенному отъ вѣтра цѣлыми рядами валуновъ, вскопавъ грунтъ глубиною въ 6 дюймовъ, напасть на глыбы льда, крѣпко и плотно замерзшаго и чистаго, какъ кристаллъ!
На разсвѣтѣ, когда мы сидѣли уже съ поднятыми сторами, наслаждаясь утреннимъ куреніемъ и любуясь великолѣпной картиной восхода солнца, лучи котораго, постепенно являясь, ласкали рядъ горныхъ вершинъ, то сіяя, то скользя по утесамъ и верхушкамъ, какъ будто невидимый Творецъ обозрѣвалъ своихъ сѣдыхъ ветерановъ, а они почтительно ему улыбались, мы поднялись и глазамъ нашимъ представился городъ Южный Пассъ-Сити (South Pass City). Содержатель гостинницы, почтмейстеръ, кузнецъ, мэръ города, полицейскій, городской судья и главный гражданинъ и землевладѣлецъ все это вмѣстѣ явился насъ радостно привѣтствовать, за что мы ему пожелали добраго утра. Онъ сообщилъ намъ новости про индѣйцевъ, про Скалистыя Горы, а мы ему взамѣнъ передали, что дѣлалось въ степяхъ. Когда онъ удалился къ себѣ въ своемъ одинокомъ величіи, мы уже опять летѣли по горамъ. Южный Пассъ-Сити состоялъ изъ четырехъ деревянныхъ домиковъ, одинъ изъ нихъ не былъ оконченъ, а джентльмэнъ, исполняющій всѣ вышесказанныя должности, былъ главнымъ между десятью жителями города. Подумайте только, содержатель гостинницы, почтмейстеръ, кузнецъ, мэръ города, полицейскій, судья и главный гражданинъ города — все это сосредоточивалось въ одномъ лицѣ. Бемисъ нашелъ, что онъ изображаетъ изъ себя «отличный револьверъ системы Allen, начиненный разными достоинствами», и онъ же рѣшилъ, что если бы пришлось умереть почтмейстеру или кузнецу, или кузнецу и почтмейстеру одновременно, то жители города еще могли бы это перенести, но если пришлось бы умирать всѣмъ вмѣстѣ, то такая потеря для общества была бы ужасна.
На двѣ мили выше Южнаго Пассъ-Сити мы увидѣли въ первый разъ то диво и чудо, съ которымъ не путешествующее юношество знакомится по учебникамъ и книгамъ, но видя которое собственными глазами, бываетъ всетаки поражено, — это снѣгъ среди самаго лѣта. Мы были теперь на значительной вышинѣ, вблизи облаковъ, и знали очень хорошо, что должны встрѣтить высокія вершины, покрытыя «вѣчнымъ снѣгомъ», что такъ всѣмъ хорошо извѣстно по описаніямъ, но однако, когда я увидѣлъ ихъ вдали величественно блестѣвшими на солнцѣ и зналъ время года, а по случаю сильной жары долженъ былъ скинуть сюртукъ, то всетаки былъ изумленъ, какъ будто бы впервые слышалъ, что въ августѣ можетъ лежать гдѣ-нибудь снѣгъ. Правда, «видѣть, значитъ вѣрить», многіе проживутъ всю жизнь, воображая, что вѣрятъ нѣкоторымъ общепринятымъ и установившимся истинамъ и никогда не будутъ подозрѣвать, что если бы они встали лицомъ къ лицу съ этими истинами, они бы убѣдились въ томъ, что въ дѣйствительности не вѣрили въ нихъ, но только воображали, что вѣрили. Вскорѣ безчисленное множество вершинъ представилось нашимъ взорамъ, окутанное блестящимъ снѣгомъ, и тамъ и сямъ въ тѣни, по склону горъ виднѣлись небольшія мѣстечки, покрытыя снѣгомъ, мѣстечки, какъ казалось, не больше дамскаго носового платка, а въ дѣйствительности величиною въ большую площадь.
Наконецъ, мы добрались въ самомъ дѣлѣ до знаменитаго Южнаго Пасса и весело неслись высоко надъ грѣшнымъ міромъ. Мы находились на высочайшей оконечности главнаго хребта Скалистыхъ Горъ, куда долго пробирались и терпѣливо лѣзли дни и ночи; вокругъ насъ толпилось собраніе какъ бы королей природы, возвышавшихся на десять, двадцать и даже тридцать тысячъ футовъ, — величественные старцы, которые, если бы желали въ сумеркахъ посмотрѣть на Вашингтонскую гору, то должны были бы нагнуться. Мы были на такой воздушной высотѣ, что люди на землѣ какъ бы ползали, и когда преграждающіе утесы не мѣшали нашему кругозору, намъ казалось, что мы можемъ видѣть вселенную и любоваться на весь земной шаръ съ его горами, морями и сушею, разстилающейся таинственно сквозь лѣтній туманъ. Стоя на Пассѣ за облаками, онъ напоминалъ долину, въ одномъ же мѣстѣ скорѣе походилъ на перекинутый висячій мостъ, откуда мы видѣли, какъ возвышалась около насъ съ обѣихъ сторонъ треть двухъ или трехъ величественныхъ пурпуровыхъ вершинъ, и намъ казалось, что подойди мы къ самому краю и посмотри внизъ, то взорамъ нашимъ представятся въ глубинѣ прячущіяся массы горъ, равнины и тянущіяся у подошвы ихъ долины. Эти грозные султаны были убраны чалмами изъ безпорядочной массы облаковъ, которыя то оторвутся, то разорванными клочками несутся, набрасывая тѣни всюду по своему пути; задѣвая тутъ и тамъ встрѣчныя вершины, они покрываютъ ихъ, постепенно скользя уходятъ, обнаруживая снова пурпуровыя верхушки, украшенныя новымъ слоемъ снѣга. Эти огромные клоки облаковъ шли такъ низко, что, окутывая голову наблюдателя, заставляли его, невольно содрогаясь, отступить.
Съ того мѣста, о которомъ я говорю, можно было видѣть подъ собою цѣлый міръ какъ бы уменьшенныхъ скалъ и долинъ, ведущихъ внизъ, все ниже и ниже въ неопредѣленную даль, къ степи, гдѣ дорога казалась ниткой, гдѣ деревья походили на пучки перьевъ; эта была красивая картина при солнечномъ освѣщеніи, но все со спускающимся мракомъ, который затемнялъ очертанія все сильнѣе и сильнѣе подъ темнымъ сводомъ надвигающейся грозы; тогда, если ничто не преграждало и не портило вида, съ высоты стоящаго, онъ могъ наблюдать за разразившейся бурей, видѣть молніи, перебѣгавшія со скалы на скалу, ливень, падающій внизъ по долинамъ и слышать громъ и раскаты его. Мы видѣли все это; вещь обыкновенная для многихъ, но для насъ это было новостью.
Мы весело катили дальше и въ скоромъ времени на самой верхушкѣ (хотя всѣ онѣ въ продолженіе получасовой ѣзды были для насъ верхушками, стоящими подъ однимъ уровнемъ) мы подъѣхали къ ключу, который раздѣлялся на два источника, воды ихъ направлялись въ двѣ противоположныя стороны. Одинъ изъ этихъ источниковъ, какъ говорилъ кондукторъ, протекалъ на западъ въ Калифорнскій заливъ къ Тихому океану, пробѣгая сотни и даже тысячи миль по необитаемымъ степямъ. Онъ говорилъ, что другой источникъ, выходя изъ снѣговыхъ вершинъ, направлялся на востокъ, дѣлая столь же длинное путешествіе, и мы знали, что со временемъ успѣемъ позабыть о существованіи этой рѣченки, а она, все неутомимо продолжая свое теченіе внизъ по горамъ и долинамъ, мало-по-малу соединится съ широкимъ Миссури, потомъ продолжитъ свое направленіе черезъ неизвѣстныя равнины, степи и никѣмъ не посѣщаемыя дикія страны; послѣ чего вновь покажется между обмелѣвшими деревьями и песчаными отмелями, чтобы вступить въ Миссиссипи, слегка обмывъ пристань Сентъ-Луисъ, пойдетъ далѣе, проходя снова по мелямъ и по скалистымъ ущельямъ, по нескончаемымъ цѣпямъ бездонныхъ и обширныхъ извилинъ, по лѣсамъ, по таинственнымъ дорожкамъ, опять по мелямъ, окаймленнымъ широкимъ пространствомъ блестящаго сахарнаго тростника, черезъ Новый Орлеанъ, снова черезъ цѣпи и наклоны, чтобы, наконецъ, усталой, взволнованной, перенеся и горе и радости, броситься въ заливъ и успокоиться въ тропическомъ морѣ, гдѣ безъ всякаго сожалѣнія никогда болѣе не вспомнитъ о своихъ снѣговыхъ вершинахъ.
Я сорвалъ листочекъ и бросилъ его въ рѣку, мысленно посылая привѣтъ своимъ друзьямъ на родинѣ, но безъ марки онъ былъ вѣрно гдѣ-то задержанъ.
На вершинѣ мы обогнали большой обозъ переселенцевъ, усталыхъ мужчинъ и женщинъ и изнуренныхъ овецъ и коровъ. Въ печальномъ и запыленномъ наѣздникѣ во главѣ этой экспедиціи я узналъ Джона. Меньше всего я могъ ожидать встрѣтить его на вершинѣ Скалистыхъ Горъ, за тысячу миль отъ дома. Мы были однокашники и много лѣтъ дружили, но мальчишеская выходка съ моей стороны порвала эту дружбу, и она уже болѣе никогда не возобновлялась. А дѣло было такъ. Я имѣлъ обыкновеніе посѣщать иногда одного знакомаго редактора, комната котораго была въ третьемъ этажѣ, окнами на улицу. Однажды редакторъ далъ мнѣ арбузъ, который я тотчасъ же росположился уничтожить, но, посмотрѣвъ нечаянно въ окно, увидалъ Джона, стоящаго подъ самымъ окномъ, и у меня явилось непреодолимое желаніе бросить ему этотъ арбузъ на голову, что я и сдѣлалъ. Я не былъ въ выигрышѣ, потому что арбузъ мой пропалъ, а Джонъ не простилъ мнѣ этой шутки, и мы, прекративъ всякое сношеніе, разстались съ нимъ, и теперь вдругъ встрѣтились при такихъ обстоятельствахъ.
Мы тотчасъ же узнали другъ друга и горячо обнялись, какъ будто никогда и тѣни никакой ссоры не было между нами. Всякая вражда исчезла, и одного того, что мы встрѣтились на чужой сторонѣ такъ далеко отъ дома, было достаточно, чтобы мы забыли всѣ непріятности и разстались опять съ теплымъ чувствомъ другъ къ другу, пожелавъ обоюдно скораго свиданія и счастливаго пути.
Мы поднимались томительными часами по склонамъ Скалистыхъ Горъ, теперь же мы спускались, и спускались довольно быстро.
Мы оставили за собою горы Виндъ-Риверъ Маунтэнзъ (Wind River Mountains) и Онта Маунтэнзъ (Unta Mountains) и ѣхали все время красивою мѣстностью, гдѣ часто бѣлѣлись скелеты муловъ и быковъ, слѣды бывшаго когда-то здѣсь переселенія, а мѣстами виднѣлись положенные камни и деревянные обрубки, которые, по словамъ кучера, обозначали мѣсто упокоенія болѣе драгоцѣнныхъ останковъ. Это было одно изъ самыхъ уединенныхъ мѣстъ для могилъ! Страна кайота и во̀рона, иначе сказать, страна тоски и полнаго одиночества. Въ сырую, темную ночь эти разбросанные скелеты зловѣще блестѣли, какъ будто степь была усыпана слабымъ свѣтомъ звѣздъ; происходило это отъ содержанія фосфора въ костяхъ. Но никакія ученыя объясненія не въ состояніи удержать человѣка отъ чувства содроганія, когда онъ близко проѣзжаетъ мимо таинственныхъ огней и знаетъ, что они исходятъ изъ скелета.
Въ полночь пошелъ дождь, и я никогда ничего не видѣлъ подобнаго, впрочемъ, и видѣть не могъ, потому что было совсѣмъ темно. Мы спустили сторы и даже заткнули всѣ щели своимъ платьемъ и всетаки, несмотря на эту предосторожность, дождь проникалъ въ двадцати мѣстахъ. Не было никакого спасенія; если мы спасали ноги отъ воды, то навѣрно подвергали спину наводненію, спасая спину, мочили что-нибудь другое. Если кто изъ насъ выскакивалъ изъ подъ мокраго одѣяла и садился, то тому, навѣрно, струя воды проникала за воротъ. Между тѣмъ карета тихо подвигалась по степи, ныряя въ промоинахъ, такъ какъ кучеръ, благодаря темной ночи, не могъ держаться дороги, а буря такъ безжалостно бушевала, что не было возможности сдержать лошадей. Какъ только мы потеряли слѣдъ, кондукторъ зажегъ фонари, чтобы отыскать дорогу, но при первой попыткѣ свалился въ оврагъ, въ четырнадцать футовъ глубины, и фонарь, какъ метеоръ, послѣдовалъ за нимъ. Долетѣвъ до дна, онъ оттуда закричалъ неистовымъ голосомъ:
— Не ѣздите сюда!
На что кучеръ, смотря на оврагъ, въ которомъ тотъ исчезъ, съ негодованіемъ отвѣтилъ:
— Что же, вы принимаете меня за дурака?
Болѣе часа кондукторъ искалъ намъ дорогу, изъ чего видно, какъ далеко мы отъ нея уклонились и чему подвергались. По слѣдамъ нашей кареты замѣтно было, что мы дважды избѣжали опасности. Я не разъ радовался, что мы не были убиты въ эту ночь. Я не знаю особенной причины этому, но всетаки я радовался.
Утромъ на десятый день путешествія мы переѣзжали Зеленую Рѣку (Green River), красивую, большую, прозрачную, и такъ неудачно врѣзались въ нее, что должны были ждать новой упряжки на подмогу, чтобы вытащить насъ на берегъ; вода доходила у насъ до самыхъ постелей, но эта была пріятная, прохладная вода и, кромѣ того, ей нечего было у насъ мочить, такъ какъ, мы всѣ уже давно были вымочены. На станціи Зеленой Рѣки мы завтракали горячими сухарями, свѣжей вырѣзкой изъ антилопы и кофе. Это былъ единственный разъ, что намъ удалось хорошо поѣсть въ дорогѣ между Соединенными Штатами и Большимъ-Соленымъ-Озеромъ-Сити и единственный разъ, что мы дѣйствительно остались за это благодарны. Подумайте, какую, должно быть, приходилось намъ ѣсть мерзость, если этотъ завтракъ оставилъ во мнѣ такое глубокое впечатлѣніе послѣ столькихъ лѣтъ.
Въ пять часовъ утра мы достигли Форта Бриджеръ (Fort-Bridger), сто семнадцать миль отъ Южнаго Пасса и тысяча двадцать пять миль отъ Сентъ-Жозефа. Отъѣхавъ пятьдесятъ двѣ мили дальше, близъ Эко-Кэньонъ (Echo Canyon) мы встрѣтили шестьдесятъ человѣкъ солдатъ Соединенныхъ Штатовъ, которые пришли изъ Кэмпъ-Флойда (Camp Floyd). Наканунѣ имъ пришлось имѣть дѣло съ тремя или четырьмя стами индѣйцевъ, которые, какъ они полагали, собрались не для добра. Въ этой стычкѣ четыре индѣйца взяты были въ плѣнъ, остальныхъ же преслѣдовали четыре мили, но никого не убили. Это походило на серьезное дѣло. Мы хотѣли выйти изъ кареты и присоединиться къ этимъ солдатамъ, но, размысливъ хорошенько и разсчитавъ, что индѣйцевъ было четыреста человѣкъ, мы рѣшили ѣхать дальше и присоединиться къ индѣйцамъ.
Эко-Кэньонъ тянется на двадцать миль. Онъ походитъ на длинную, узкую, прямую улицу, идущую внизъ уступами, между громадными перпендикулярными стѣнами Конгломерата, во многихъ мѣстахъ въ четыреста футовъ вышины и какъ бы украшены башнями на подобіе средневѣковыхъ замковъ. Это былъ самый безопасный путь въ горахъ, и кучеръ сказалъ, что тутъ онъ пуститъ свободно лошадей. Онъ такъ и сдѣлалъ, и если скажутъ, что нынѣ курьерскій поѣздъ Тихо-океанской желѣзной дороги летитъ скорѣе, чѣмъ мы пролетѣли тогда въ дилижансѣ, то я завидую шутнику-пассажиру. Казалось, мы подобрали наши колеса и полетѣли по воздуху — и всѣ забыли объ отвѣтственности за почту. Я не люблю преувеличивать и когда что говорю, то говорю правду.
Какъ бы то ни было, а время шло. Въ четыре часа дня мы пріѣхали на вершину Бигъ-Моунтэнъ (Big-Mountain), въ пятнадцати миляхъ отъ города Соленаго-Озера, когда заходящее солнце бросало свои послѣдніе лучи на міръ и самая изумительная панорама горныхъ вершинъ представилась нашимъ глазамъ. Мы посмотрѣли изъ окна на эту восхитительную картину, осѣненную роскошной радугой! Даже оверлэндскій почтовый кучеръ остановилъ своихъ лошадей и залюбовался!
Черезъ полчаса или черезъ часъ мы перемѣнили лошадей и ужинали съ однимъ мормономъ «Падшимъ Ангеломъ». «Падшіе Ангелы», какъ я понимаю, — святые нынѣшнихъ временъ; церковь ихъ отдѣлила отъ прочихъ, давъ имъ право управлять постоянно скрывавшимися, виновными гражданами. Я много слышалъ объ этихъ мормонскихъ «Падшихъ Ангелахъ», объ ихъ темныхъ и кровавыхъ дѣйствіяхъ, и потому, когда входилъ въ домъ одного изъ нихъ, то невольно дрожь пробѣжала у меня по тѣлу. Но, увы, къ нашему разочарованію, мы увидѣли здоровеннаго, грубаго, непріятнаго стараго негодяя! Онъ былъ довольно мерзокъ, чтобъ называться даже «Падшимъ», потому что можетъ ли быть какой-нибудь «Ангелъ», лишенный нравственнаго достоинства? Могли ли вы перенести видъ «Ангела» въ грязной рубашкѣ и безъ подтяжекъ? Могли ли вы уважать «Ангела» съ лошадинымъ смѣхомъ и съ нахальствомъ боканира (морской разбойникъ на американскихъ моряхъ)?
Тутъ были еще такіе же негодяи — товарищи этого; и тутъ была еще одна личность, которая походила на джентельмэна — Герберъ С., сынъ Кимбала, высокій, стройный тридцатилѣтній мужчина. Цѣлая куча неопрятныхъ женщинъ бѣгала впопыхахъ туда и сюда, неся кофейники, тарелки хлѣба и разныя другія принадлежности ужина, и всѣ онѣ, какъ говорятъ, жены этого «Ангела» — по крайней мѣрѣ, часть ихъ, и надо полагать, что это справедливо, потому что если бы онѣ были наемщицы, то не позволили бы «Ангелу» такъ кричать на себя и такъ браниться, какъ онъ. Это было наше первое знакомство съ «особымъ обществомъ» на западѣ и не скажу, чтобы оно насъ плѣнило. Мы долго не мѣшкали тутъ, а поспѣшили отправиться на настоящее мѣстожительство нынѣшнихъ временъ святыхъ, въ твердыню пророковъ, столицу, единственнаго самовластнаго монарха въ Америкѣ Большое-Соленое-Озеро-Сити. При наступленіи ночи мы отправились просить убѣжище въ гостинницѣ «Соленое-Озеро» и стали раскладывать свой багажъ.