Вторник Мэри (Кузмин)

Вторник Мэри
автор Михаил Алексеевич Кузмин

Опубл.: 1921. Источник: az.lib.ru • Представление в трех частях для кукол живых или деревянных.

Михаил Алексеевич Кузмин

Вторник Мэри

Представление в трех частях для кукол живых или деревянных.

I

Продавец газет: (в уличном шуме)

Стою на своем месте я,

Кавалеры, дамы.

Утренние известия,

Ночные телеграммы!

Купите, купите

«Вечерние куранты»!

Купите, купите,

Барышни и франты!

У пятого квартала

Шайка обокрала

Игральное зало!

Министерство пало!

Во время придворного бала

Фрейлина упала!

Арестовали известного нахала!

Ни одна фирма не покупала

Так дорого ни рубина, ни опала!

В Нью-Иорке пожар вокзала!

Министерство исповеданий пала!

Землятресение!

Акций понижение!

Большое сражение!

Первое представление!

Гибель всемирного гения!

Балет,

Кабинет,

Туалет.

Сигарет,

Секрет,

М-ll Анет!..

Затмение звезд,

Социалистов съезд,

Угольный трест!

Литературный манифест!

Молодой человек, готовый на все,

ищет места в отъезд!

Стою на своем месте я,

Кавалеры, дамы

Утренние известия,

Ночные телеграммы!

(уличный шум).

. . . . . . естия

. . . . . . естия

. . . . . . ало

. . . . . . ало

. . . . . . ест

. . . . . . ест

. . . . . . ищет места в отъезд!

Дама спит. Сон над ней танцует, прощаясь, и все не может покинуть С улицы военный марш чуть слышен. Кажется, что за занавеской солнце и легкий ветер.

Дама (сквозь сон, изредка).

Я добегу до пагоды…

Мадам я Batterfly!

Какие красные ягоды!

Сбирай, сбирай!

Если бы в эту клетку

Посадили премьера!

Ха-ха… Я забыла горжетку…

Не знаю… там… у портьеры!..

Маникюрша, сидя за столиком, напротив дамы, окруженная слоновой, выпачканной румянами, кухней, расставя локти, ласково оперирует над белой, в данную минуту безлюбовной, рукою.

Маникюрша:

Розовый ноготь —

Пасты розанней.

Тот нам желанней,

Кого не трогать.

Ногти, ногти замшей тру

Поутру,

Зорь зеркальных отраженье,

Чтобы зарумянить в вас

Пару глаз,

Побледневших от волненья.

Плечи блещут в ряде лож…

Где-то ложь,

У какой-нибудь у двери.

Гарри дико закричал

И упал

На пороге мистрисс Мэри.

Выстрел был не очень тих,

Словно стих,

Стих тупой Эмиль Верхарна,

А зеленая звезда,

Как всегда,

Холодна и лучезарна.

Розовый ноготь

Пасты розанней,

Тот нам желанней,

Кого не трогать.

В конторе сидит молодой человек под зеленой лампой. Кругом пишут.

Молодой человек:

Повышения, понижения, рисконтро, онколь…

В голове — тяжелая, тупая боль,

Удастся ли три тысячи к весне скопить,

Уехать во Флоренцию и там пожить?

Веселые, привольные мечты, мечты!

Флоренция, Италия — лишь там, где ты.

Но любишь ли, но любишь ли, не знаю я,

И в этом вся трагедия, поверь, моя.

Зачем не при посольстве я атташе?

Тогда бы был уверенней в твоей душе.

Ах, сердце так колотится, так ноет грудь.

Меня ты поцелуешь ли когда-нибудь?

Повышения, понижения, рисконтро, онколь,

В голове тяжелая тупая боль!

Подходит к телефону. С одной стороны молодой человек в будке среди тихого шума, щелканья счетов, скрипа конторы, — с другой — у лакового стола, перед букетом — дама. Между ними, как в кинематографе, оживленная улица.

Молодой человек:

Сто двадцать три и тридцать пять.

Телефонистка:

Звоню.

Дама:

Алло, алло!

Молодой человек:

Вы, Мэри?

Не помешал ли я вам спать?

Не разбудил?

Дама:

В известной мере.

Молодой человек:

Простите.

Дама:

Полно, я шучу.

Молодой человек:

Вы шутите, а я бледнею.

Телефонистка:

Вы кончили?

Молодой человек:

Нет, нет… хочу

Увидеть, Мэри, вас скорее.

Дама:

Когда?

Молодой человек:

Сейчас… сегодня… ну?

Дама:

Я занята, нет ни минуты

Свободной.

Молодой человек:

Может быть, одну

Найдете? или вы надуты?

Дама:

Надута?

Молодой человек:

Мэри, целый день

Не видеть вас! ну что ж, найдете?

Дама:

Ах, Боже мой, такая лень!

Сейчас должна быть на полете!

Молодой человек:

Летите, с кем?

Дама:

Пока секрет.

Не помешало бы ненастье!

Молодой человек:

Люблю! Вы слышите?

Дама:

Нет, нет!

(вешает трубку).

Молодой человек:

На ваше и мое несчастье,

Алло!

Телефонистка:

Там трубка не висит,

Иль временное поврежденье.

Молодой человек:

К кому ж, о Боже, долетит

Моя любовь, мое мученье?

Трубочист:

Я по крышам крысой лажу,

Трубы чищу, чищу сажу.

Подо мною грязь и смерть,

Надо мной сереет твердь.

Чай горячий, свежий бублик

Мне дороже всех республик,

Все ведь вылетит в трубу,

От всего золу сгребу.

На ухо скажу вороне:

«Что бывало при Нероне,

Будет через сотню лет, —

Черной сажи липкий след!»

Я пройдусь по пепелищу,

Трубы заново прочищу, —

И мечтает снова печь

Небо пламенем зажечь.

II
День. Ясное осеннее поле.

Дама:

Вы уверяете: не будет страшен

И мне полет?

Летать привыкли выше крыш и башень…

Ведь вы — пилот.

А я одни полеты знаю, — страсти,

Полет мечты.

Но отдаюсь сегодня вашей власти:

Лишь я, да ты!

Пропеллер бабочкою затрепещет,

Качнемся мы,

И разрезаемый эфир заблещет,

Как снег зимы!

Летим скорее, синевой забредим,

Свод неба чист!

Так ветренно, любовно так поедем,

Под нежный свист.

Пилот:

Вы говорите поэтично,

Мне никогда так не сказать,

Позвольте руку вам подать,

Мы покатаемся отлично!

Начинается полет. Уже видны только крыши и трубы, блестящие на солнце. Загород. Луга, пастбища. Все мелко. Доносится песня, еле слышно, так что шум пропеллера в воздухе временами ее заглушает.

П е с н я:

Пчелка летает

За сладким медком

Сердце мечтает,

Не знаю, о ком.

На косогоре

Машет крылом.

Счастье и горе.

Все об одном.

Желтые зерна,

Белая мука, —

Мелькнет проворно

Твоя рука.

Ветер веет,

Вода бежит —

Сердце млеет,

Млеет, дрожит.

Наконец все — как раскрашенная географическая карта. Странно, что птицы не крупнее и не видать на солнце рожи. Вот и облако. Опаловая каша, розожёлтые пеленки, летящая вата связывает и лезет в рот.

Пилот:

Люблю, люблю, люблю!

Дама:

Я — ваша, ваша!

Пилот:

О, милая!

Дама:

Да, да…

Пилот:

Навек, не так ли?

Дама (как во сне).

Какое облако.

Долгое облако.

Пилот:

Прогулка наша

Кончается.

Дама:

И вечером в спектакле?

Мы опускаемся? Уж трубят пастухи.

Вот написал бы кто про нас стихи!

III
Вечер. Улица у входа в театр.

Шофёр:

Мимо, мимо! что за дело

Смел ли он поцеловать?

Лишь бы тумба не задела,

А на встречных наплевать!

Ах, луна ли, фонари ли,

Все один и тот же путь!

А о чем тут говорили,

Милый путник, позабудь!

Все завеет нежным снегом,

Не найдешь весенних ям.

Не сравняться с ровным бегом

Легкокрылейшим саням!

Смех веселый, ссоры, слезы,

Алошелковый платок!

Разбросал по дверцам розы

Серебристый холодок.

Мимо, мимо, что за дело,

Не грешно поцеловать.

Лишь бы тумбы не задело,

А на встречных наплевать!

Зрительная зала шумит: фразы, как безголовые птицы, летают без начала, середины и конца. Тепло и духи. Плечи дам мерцают еле видной радугой, как бриллианты под тюлем.

Обрывки разговоров:

… Она ответила?.. ха-ха!

… Послушайте, слова так грубы…

… Ну, кто, мой милый, без греха?

… Мне надоели эти клубы!

… Мисс Нелли Фай!.. О, Дебюсси!..

… Я нахожу, он очень строен,

… Но молод!.. Лучше не проси…

… Ваш брат, поверьте мне, пристроен

… И выезд, выезд… просто смех!

… Она не плакала… да, двести.

… Как вы зовете этот мех?

… Иди, иди к своей невесте!

… La-la-la-la… ведь так мотив?

… Банально, но ужасно мило!

… Находите, что он красив?..

… Я ничего не позабыла! —

… В антракте, да. Уж тушат свет.

… Конфеты-вот, но где афиша?

… Умру. когда услышу «нет».

… Тс… увертюра… тише, тише!

Увертюра начинается, пышная и театральная, как люстра в зеркале, звучит, словно в отдалении. Дама и пилот в ложе. На сцене Пьерро вздыхает в кукольном саду при маленькой луне. Коломбина склоняется к нему и замирает банально, пока не затренькала гитара арлекина. Пьерро забыт и предоставлен старой луне. Арлекин серенадит уверенно и пошло. В ложе разговаривают.

Пилот:

Мне не забыть, как вы сидели,

Так близко, так плечо в плечо,

И светлой, радужной мятели

Мне было странно горячо.

В буквальном смысле я спустился,

С небес на землю…

Дама:

Вы — со мной!

Пилот:

И кажется, во сне приснился

Полет прелестно неземной.

Дама:

Я вас люблю, я вам сказала,

И не раскаиваюсь в том.

Пилот:

Среди блистательного зала

Как будто в поле я пустом!

Я вас люблю!..

Дама:

Я тоже, тоже!

Традиционно и старо,

Что смотрим мы из темной ложи

На вечно грустного Пьерро.

Пилот:

Я провожу вас.

Дама:

И зайдёте

Закусите, чем Бог послал.

И снова вспомним о полёте

Средь радужных воздушных скал.

На сцене буфонная кутерьма, с палками. Кто-то лежит убитый, как чучело утопленника. Даме подают письмо.

П и с ь м о:

Это письмо вы получите,

Когда меня не будет на свете.

Совести своей не мучьте, —

Вы ведь не будете в ответе.

Разве вы виноваты,

Что Бог вас создал прекраснее всего, что

есть и было?

Что при лампе зеленоватой

Мое сердце по вас изныло?

Не назову вас даже непостоянной:

Солнце ветренно ль, светя в Америке?

Это у меня в мозгу какие то изъяны,

Что я от всего впадаю в истерику.

Но я люблю вас невыразимо

И не могу, не могу, не могу!..

Я хотел умереть еще прошлую зиму,

Но лучше лечь на осеннем лугу.

Ребячество! гимназические драмы!

Но я, вот я — уже не живой

И плачу, взглянув на карточку мамы

И закат огневой.

Простите, забудьте… или нет, не забывайте

Того,

Кто старых перчаток ваших лайке

Не предпочел бы в свете ничего.

так трудно… я не жалею ни души, ни тела…

Но все же, пускай не так быстро!

Когда лампочка перегорела,

Ее бросают и получается, будто выстрел…

На сцене веселый финал. Дама смотрит, будто не понимает. Пилот улыбается, дама вздрагивает.

Пилот:

Как арлекин танцует ловко.

Дама:

Мы никогда не знаем, чем кончится день!

Пилот:

Вы делаетесь к вечеру философка?

Дама:

Нет, у меня мигрень!

Шоффер:

В окне карикатуры пар,

Ночной угар

Рассеян быстрою ездою.

В стекле мелькнёт летучий мир, —

И пассажир

Разбужен утренней звездою.

Но где проснёшься, легкий друг?

Какой испуг,

Какой восторг глаза откроет?

Где веретена-тополя?

Река, поля?

Троянцы пали, пала Троя!

А вдруг на снег и зиму злясь,

Канала грязь

Тебя затянет без проклятья?

В сухой и пудренной крупе

Тепло купэ,

Но расторгаются объятья.

Очки вуалят странно даль.

Кого мне жаль?

Мне только, чтоб не очень дуло,

Диван возьмете ль за кровать.

Иль проклинать,

В висок уткнув тупое дуло?

Ах, все равно, летим, летим,

Куда хотим, —

Ведь цель поставлена не нами!

Как мерен вверх упор резин!

Дыми, бензин,

Отяжеленный облаками!

Над садом, там, видна всегда

Одна звезда, —

Мороженый осколок злата

Вор, кот, иль кукольный кумир,

Скрипач, банкир,

Самоубийца ль, — та же плата!

1921 г.

Источник текста: Михаил Алексеевич Кузмин Театр: в четырех томах (в 2-х кн.); (том 2, кн.1), Окленд, Калифорния, США, 1994 г.

Театр: В 4-х т. (В 2-х кн.).