ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЛЕКЦІЯ ТЕОРІИ ДРАМАТИЧЕСКАГО ИСКУССТВА: О ЦѢЛИ ТЕАТРА И НЕОБХОДИМОСТИ ТЕОРІИ ДРАМАТИЧЕСКАГО ИСКУССТВА, ЧИТАННАЯ ВОСПИТАННИКАМЪ И ВОСПИТАННИЦАМЪ С. ПЕТЕРБУРГСКАГО ТЕАТРАЛЬНАГО УЧИЛИЩА, А. И. БУЛГАКОВЫМЪ.
правитьДраматическое искусство требуетъ изученія долгаго и глубокаго.
Не довольно быть актеромъ по обязанности, двигаться по сценѣ, размахивать руками и читать роль по примѣру своихъ предшественниковъ, понимать характеры по навыку, или толкованію застѣнчиваго автора и режисера, — надо понять прежде самого себя, и вполнѣ изучить свое искусство, чтобъ сдѣлаться въ послѣдствіи полнымъ властелиномъ его,
У насъ обыкновенно молодой актеръ начинаетъ свое драматическое поприще подражаніемъ: невольно увлекаясь блистательною игрою какого нибудь почтеннаго артиста, пріобрѣтшаго уже любовь и уваженіе публики, юный питомецъ Таліи, — во всемъ рабски подражаетъ ему; онъ беретъ его за свой образецъ, за свой идеалъ, и внутренно сознавая безсиліе свое, — старается только сколько возможно болѣе приблизиться къ оригиналу. Подражатель всегда играетъ посредственно; въ игрѣ его нельзя ничего ни порицать ни хвалить; артистъ съ природнымъ, съ самостоятельнымъ дарованіемъ нерѣдко бываетъ нестерпимъ, но за то часто и восхитителенъ! Иногда пылкій и неопытный юноша принимаетъ ложную красоту за истинную, и подражаетъ тому, чего бы надобно остерегаться!.. Да и самое мнѣніе просвѣщенной публики не бываетъ ли иногда также своенравно какъ мнѣніе общественное, также причудливо и перемѣнчиво какъ мода?.. Не основывается ли оно иногда на мнѣніи какого нибудь журналиста, или авторитетѣ какого нибудь самозванца-знатока? Часто не актеръ приноравливается къ публикѣ, а публика къ актеру!
«Мнѣ до крайности обидно слышать, говоритъ знаменитый Шекспиръ, когда иной рослый, въ парикъ наряженный невѣжа терзаетъ страсть на части, на куски, и раздираетъ уши черни, способной утѣшаться только непонятнымъ кривляньемъ и крикомъ. Онъ стоитъ плети, бѣснуясь такъ хуже Термиганта, уродствуя пуще самого Ирода. — А публика все извиняетъ ему, если онъ ея любимецъ! Притомъ все ли хорошо и въ самыхъ лучшихъ образцахъ искусства?… Кто же остановитъ его, кто укажетъ ему на истинно высокое и прекрасное?… Безъ сомнѣнія искусство предшествовало теоріи; но ученые образовали ее уже довольно поздно, изъ точныхъ и правильныхъ сужденій о самыхъ произведеніяхъ. Слѣдовательно теорія не есть что либо произвольное? она основана на долговременной опытности. Не лучше-ли же пользоваться намъ съ удобностію правилами уже отысканными, чѣмъ доискиваться ихъ самимъ съ большею трудностію, и съ меньшею, можетъ быть, увѣренностію въ качествѣ найденнаго?
Всякое искусство, говоритъ Монтескье, имѣетъ свои основныя правила, которыя могутъ руководствовать артиста, и которыхъ никогда не должно упускать изъ виду. Но часто теоретическіе законы, самые вѣрные въ сущности своей, могутъ быть ошибочны и ложны въ примѣненіи. Для того искусство сообщаетъ намъ правила, а вкусъ дѣлаетъ исключенія. Но мы обыкновенно учимся болѣе практически, нежели теоретически; не восходимъ къ основнымъ законамъ искуства, и потому машинально слѣдуя по стопамъ своихъ предшественниковъ, и рабски подражая имъ, повторяя и передѣлывая старое, — или стоимъ на одномъ и томъ же мѣстѣ, или вертимся у одной и той же мысли, — что очевидно вредитъ и успѣхамъ самаго искусства.
Всѣ науки и искусства имѣютъ свои темныя стороны; на нихъ-то мы должны обратить свое вниманіе.
Для этого не худо знать исторію своей науки или искусства, гдѣ бы показано было, что намъ уже извѣстно, что дурно извѣстно, и что вовсе неизвѣстно. Тогда, начиная дѣйствовать практически, мы уже будемъ знать — чего еще не знаемъ, и что слѣдовательно намъ остается еще изучить на опытѣ, въ практикѣ; слѣдовательно не будемъ уже затрудняться въ мелочахъ и останавливаться на правилахъ, давно уже всѣмъ и каждому извѣстныхъ, а будемъ наблюдать только за тѣмъ, что вполнѣ заслуживаетъ нашего наблюденія и размышленія.
Многіе думаютъ, что въ произведеніяхъ артиста, дѣйствующаго по правиламъ, всегда будетъ видна какая-то натянутость, принужденность и изысканность; но тутъ все зависить отъ того, какимъ образомъ правила сіи будутъ сообщены учащимся. Нѣкоторые, указывая намъ на педантизмъ ученыхъ теоретиковъ, доказываютъ тѣмъ самымъ зловредность началъ теоретическихъ. — Но если теоретическія истины не всѣмъ приносятъ желаемую пользу, то это частію зависитъ и отъ насъ самихъ. Такъ удаленіе ученыхъ отъ общества даетъ какое-то особенное направленіе всей умственной дѣятельности, ограничиваетъ и стѣсняетъ развитіе умственныхъ способностей, производя какую-то странную затвердѣлость понятій, не позволяющую судить здраво даже о самыхъ обыкновенныхъ предметахъ общежитія. Но человѣкъ рожденъ для общежитія. Къ чему послужить ему вся необъятность ученыхъ его познаній, если онъ не будетъ умѣть примѣнить ихъ къ жизни общественной, сохраняя ихъ въ памяти своей какъ въ запасномъ магазинѣ свѣдѣній, необходимыхъ для земнаго его пропитанія! Не есть ли это мысль недостойная человѣка?… Человѣкъ долженъ совершенствовать свои свѣдѣнія, обновляться, такъ сказать, жизнію наукъ, дабы удовлетворить своему высокому предназначенію, и оставишь послѣ себя рѣзкіе слѣды земнаго своего существованія!
Наука не можетъ оставаться въ одинаковомъ положеніи. Взаимныя отношенія людей, сближая ихъ между собою, заставляютъ обмѣниваться мыслями, знаніями, чувствованіями, и наука ежедневно совершенствуясь, дѣлаетъ исполинскіе шаги, оставляя позади себя кропотливый умъ ученаго кабинета!
Въ человѣкѣ, образовавшемся подъ вліяніемъ такой школы, мы видимъ что-то неоконченное, смѣшное, неестественное», познанія остаются въ немъ мертвыми, хладными, тяжелыми, утомительными! По врожденной склонности рода человѣческаго къ пріумноженію своихъ понятій, — ученикъ съ жадностію хватается за все предлагаемое ему его наставниками, и не будучи еще въ состояніи взвѣсить и оцѣнить оное, заграждаетъ память свою множествомъ разнородныхъ свѣдѣній, и часто подавляетъ ими зародышь здраваго ума человѣческаго!…
Въ послѣдствіи идеи сіи укрѣпятся и возрастутъ вмѣстѣ съ тѣлесными силами; но будучи только сборомъ однихъ голыхъ теоретическихъ истинъ, практически не примѣненныхъ къ жизни общественной, — не переработанныхъ въ лабораторіи своего собственнаго духа и не обратившихся въ плотъ и кровь его, — принесутъ болѣе вреда, нежели пользы, — произведя въ головѣ его ученый хаосъ и теоретическое броженіе!.. Тогда какъ правила, сообщаемыя разсудку ясно и занимательно, непримѣтнымъ образомъ, такъ сказать, прививаются къ душѣ учащагося, незамѣтно преобразовываются въ собственныя его идеи; онъ сознаетъ ихъ, усвоиваетъ, — и тогда только съ пользою можетъ примѣнять ихъ на практикѣ и произвольно располагать ими какъ своею собственностію. — Короче, для достиженія совершенства въ какомъ бы ни было искусствѣ нужна теорія, потребны правила, твердыя и постижныя, которыя бы могли облегчить артисту достиженіе его трудной цѣли.
Славный Французскій актеръ Лекенъ очень много хлопоталъ о томъ, чтобы составить теорію Драматическаго Искусства; хотя природа была главнѣйшимъ учителемъ его, — но онъ вполнѣ чувствовалъ какъ шатки и недостаточны правила, пріобрѣтенныя имъ только изъ одной опытности и размышленія! «Желательно, еслибъ было можно, пишетъ онъ, учредить между нами собраніе, посвященное на чтеніе полезныхъ записокъ о недостаткахъ и погрѣшностяхъ нашихъ театральныхъ представленій, объ ошибкахъ въ языкѣ и о средствахъ понимать и обдумывать роли, о невѣрностяхъ костюмовъ, декорацій и другихъ театральныхъ украшеній. Въ запискахъ сихъ надо умолчать о всемъ, что касается до обидъ, колкостей и оскорбительныхъ насмѣшекъ. Нравиться и научать — будетъ цѣлью сего учрежденія. Каждый изъ насъ ввѣритъ плоды своей опытности и разсужденій, и всѣ по рвенію своему, сколько похвальному, столько и полезному, могутъ такимъ образомъ споспѣшествовать къ усовершенствованію — искусства и благосостоянія общества.»
Многіе извѣстные актеры и актрисы издавали записки и замѣчанія о своемъ искусствѣ, но въ нихъ нѣтъ цѣли, нѣтъ системы: жить и играть — значило у нихъ научиться своему искусству; разсказывать свою жизнь значило объяснять успѣхъ своего таланта. Молодой актеръ долженъ былъ теряться въ безконечномъ хаосѣ догадокъ и недоразумѣній и часто принимать за истинное то, что только было кажущимся, ибо безъ системы строгой и правильной нельзя ожидать успѣха отъ сентенцій теоретическихъ. Наконецъ во всѣхъ просвѣщенныхъ государствахъ познали необходимость теоріи Драматическаго искусства; многіе изъ ученыхъ людей обратили на это вниманіе, и въ наше время теорія искусства сценическаго почти сравнялась съ теоріями другихъ изящныхъ искусствъ.
Вольтеръ утверждаетъ, что Искусство Драматическое есть превосходнѣйшее и труднѣйшее изъ всѣхъ изящныхъ искусствъ.
Людовикъ Рикобони говоритъ, что искусство сіе оковываетъ всѣ наши чувства, и потому называетъ его искусствомъ единственнымъ.
Нельзя не согласишься, что Искусство Драматическое требуетъ всѣхъ достоинствъ великаго Оратора и искуснѣйшаго живописца; но къ сожалѣнію часто избираютъ для своего поприща сцену, не извѣдавъ прежде собственныхъ силъ своихъ, упражняются въ немъ безъ изученія, — и остаются на сценѣ или по привычкѣ, или по житейскимъ необходимостямъ.
Греки и Римляне весьма много заботились о физическомъ и нравственномъ образованіи актеровъ; курсъ образованія древнихъ актеровъ начинался обыкновенно съ самаго ихъ дѣтства и оканчивался не ранѣе 30 лѣтняго возраста.
"Я всегда удивлялся, пишетъ Волтеръ, что искусство, которое кажется столь простымъ"и естественнымъ, между тѣмъ — столь трудно. Скорѣе, кажется, найдется въ Парижѣ болѣе молодыхъ людей, могущихъ написать Трагедіи, достойныя представленія, — нежели сколько отыщется актеровъ, достойныхъ ихъ представлять."
Такое мнѣніе Вольтера очень остроумно, но едва ли справедливо. Можетъ быть, многія имена знаменитыхъ актеровъ были бы забыты и даже неизвѣстны для потомства, если бы другіе таланты имъ въ этомъ не способствовали. Быть можетъ, что имя славнаго Росціуса, древнѣйшаго и знаменитѣйшаго актера, не дожило бы до нашего времени, если бы великій Цезарь не удостоилъ его своею дружбою и если бы краснорѣчивый Цицеронъ не защищалъ его предъ судилищемъ. Можно также предполагать, что и Баронъ и дѣвица Шанмеле были бы нами забыты, если бы таланты Расина, Мольера и Буало не осѣнили ихъ своими безсмертными страницами!.
Излагая основныя правила Драматическаго Искусства, Лёкенъ говоритъ, что душа составляетъ первое условіе искусства;
Здравый смыслъ — составляетъ — второе;
Естественность и жарь разсказа — третіе.
Граціозность и живописность мѣстоположеній — четвертое.
Нерѣдко случается, что какой нибудь актеръ, съ истиннымъ призваніемъ въ душѣ къ своему искусству, — достигаетъ славы только въ послѣдніе годы своего сценическаго поприща, именно отъ того, что собственный выборъ его, или игра случайныхъ обстоятельствъ заставляли его долгое время занимать амплуа, которое совершенно не соотвѣтствуетъ его природнымъ дарованіямъ. Изъ сего слѣдуетъ, что каждый начинающій свое сценическое поприще, долженъ прежде испытать силы свои во всѣхъ родахъ, и наконецъ избрать то амплуа, которое наиболѣе будетъ приличествовать ему по его нравственнымъ и физическимъ способностямъ: ибо природа даетъ каждому человѣку особенный даръ, не изключая изъ сего людей и самыхъ посредственныхъ.
Самый легкій и обильный источникъ для актера есть постоянное наблюденіе и изученіе оригиналовъ, — встрѣчающихся на каждомъ шагу въ обществѣ: онъ долженъ слѣдить за народомъ, всматриваться въ его причуды, странности и недостатки, вслушиваться въ его бесѣды, мнѣнія и разговоры. Онъ долженъ ни чемъ не пренебрегать, ничего не упускать изъ виду: истинный талантъ можетъ изъ всего извлечь пользу для своего искусства; но какъ во всѣхъ сихъ образцахъ природы часто находится что-то грубое, безобразное, отвратительное; — то актеру надо быть очень осторожнымъ, копируя эти комическіе образцы природы, дабы не впасть въ тривіальность, и не возбудить къ себѣ презрѣнія — вмѣсто смѣха. Онъ долженъ непремѣнно нѣсколько — идеализировать матеріалы, найденные имъ въ природѣ, т. е. долженъ ихъ нѣсколько оживишь, облагородить, пересоздать въ лицѣ своемъ, и заимствовать изъ природы только тѣ черты, которыя содержатъ въ себѣ нѣчто истинно комическое и чрезвычайно характеристическое. А для этого уже необходима нѣкоторая степень образованія.
Основательное знаніе языка своего и Словесности также весьма необходимо для хорошаго актера; если щедрая природа сообщила ему внѣшніе дары свои: ростъ, фигуру, органъ, здравый смыслъ, чувствительность и свѣтскость; то умственное образованіе, практика и размышленіе, — должны довершить и усовершенствовать эти неоцѣненные дары природы: тогда только онъ будетъ въ состояніи создавать роли, а не копировать ихъ.
Истинный артистъ долженъ быть постояннымъ и ревностнымъ наблюдателемъ человѣка и природы.
Рафаель, — говорятъ, распялъ своего натурщика, для того, чтобы живѣе и естественнѣе изобразить страданія Искупителя.
Іосифъ Вернетъ велѣлъ привязать себя къ мачтѣ корабля во время самой опасной бури, для того только, чтобы вѣрнѣе изобразить ее на картинѣ.
Любознательный Плиній, желая ближе познакомишься съ огненными явленіями природы, пренебрегъ увѣщаніями друзей своихъ, и — былъ засыпанъ лавою Везувія!..
Театръ есть одна изъ необходимыхъ потребностей общества, именно потому, что онъ есть его вѣрное зеркало. Но никогда, можетъ быть, такъ сильно не выражалась потребность театра, какъ въ наше время. Театръ въ наше время содѣлался пріятнѣйшимъ и любимымъ увеселеніемъ образованной публики; даже наши купцы и ремесленники стараются ныньче проводить свое свободное время въ театрѣ. Но похвальна-ли такая любовь и привязанность вг" народѣ къ театру?
«Умъ человѣческій, говоритъ Волтеръ, ничего благороднѣе и ничего полезнѣе не изобрѣталъ театральныхъ зрѣлищъ, какъ для усовершенствованія, такъ и для очищенія нравовъ; потому, что когда ремесленные люди заняты своими трудами и время свое проводятъ скромно, тогда знатные богачи, — къ несчастію, на произволъ себѣ оставленные, въ скукѣ, неразлучной съ праздностію, заняты карточною игрою, которая опаснѣе самой скуки, или вымышляютъ разныя ухищренія, которыя опаснѣе и самой игры и даже праздности…. Несравненно полезнѣе смотрѣть Эдипа Софоклова, нежели проигрывать въ карты насущной хлѣбъ своихъ дѣтей, убивать время въ кофейныхъ домахъ, терять свой разсудокъ въ шинкахъ, и здоровье среди наемныхъ прелестницъ, — словомъ мѣнять спокойную жизнь свою на нужды и на лишеніе всѣхъ удовольствій ума.»
Извѣстная Французская Актриса Ипполита Клеронъ, говоритъ, что театръ есть изображеніе всего величественнаго въ мірѣ. Чистота выраженій, употребляемыхъ въ слогѣ трагическомъ, — важность и естественность происшествій, благородство дѣйствующихъ лицъ, — все это вмѣстѣ имѣетъ чрезвычайно ощутительное вліяніе на образованіе ума и вкуса зрителей.
Лёкенъ называетъ театръ школою людей и зеркаломъ общества.
Нельзя не согласиться, что Театръ, будучи пріятнѣйшею школою людей и вѣрнымъ зеркаломъ общества, весьма много содѣйствуетъ къ народному образованію, бросая въ толпу любопытныхъ зрителей множество идей новыхъ, свѣтлыхъ и назидательныхъ. Это, можно сказать, единственное увеселеніе, которое забавляя насъ, приноситъ почти непримѣтную, но весьма ощутительную пользу. Только одно сценическое краснорѣчіе, — краснорѣчіе простое и искусное можетъ иногда разбудить уснувшую націю, — чего не во состояніи сдѣлать ни какія Ораторскія рѣчи. Въ театрѣ, какая нибудь крылатая мысль одного человѣка, легко можетъ возжечь и воодушевить сердца холодныхъ зрителей какимъ-то дивнымъ электрическимъ сотрясеніемъ!
У древнихъ народовъ, образованныхъ и дикихъ, всегда существовали публичныя зрѣлища; вездѣ человѣкъ чувствовалъ потребность въ учрежденіи такихъ игръ и представленій, которыя бы, занимая пріятнымъ образомъ умъ, сердце и воображеніе, служили бы въ то же самое время къ улучшенію нравовъ и внушенію доблестныхъ подвиговъ.
Греки и Римляне съ любовію къ зрѣлищамъ соединяли чрезвычайное великолѣпіе. Театръ ихъ составляла ограда, сопровождаемая портиками, галереями и правильными рощами. Зала эта могла вмѣщать болѣе 60 тысячь зрителей; для очищенія воздуха были придуманы водометы, которые, извиваясь вокругъ позолоченныхъ статуй, падали съ разныхъ сторонъ въ видѣ душистой и прохладной росы.
Весьма замѣчательно то, что чѣмъ болѣе государство было въ цвѣтущемъ состояніи, — тѣмъ болѣе уважалось древними искусство драматическое. Въ самые цвѣтущіе годы древнихъ республикъ оно являлось во всей красотѣ своей и величіи, и когда золотому вѣку Августа наслѣдовали времена тмы и невѣжества, то и исскусство Драматическое упало вмѣстѣ съ паденіемъ духа народнаго. Изъ сего слѣдуетъ, что любовь къ театру, замѣченная въ какомъ нибудь народѣ — есть признакъ народнаго благоденствія и богатства.
Впрочемъ изъ всего вышесказаннаго совсѣмъ не слѣдуетъ, чтобы театръ не имѣлъ и своихъ недостатковъ: всякая вещь имѣетъ свою хорошую и дурную сторону; но эти мелочныя частности ни сколько не уничтожаютъ общаго блага, и мы здѣсь упоминаемъ объ нихъ потому только, что исправлять недостатки свои никогда не можетъ быть поздно.
Можно, напримѣръ, замѣтить въ нѣкоторыхъ даже хорошихъ піесахъ, — покушеніе осмѣять нѣкоторые классы народа, тогда какъ истинная комедія должна преслѣдовать и бичевать пороки, невѣжество и предразсудки. Во многихъ піесахъ Князья, Графы, Бароны и Маркизы всегда безцвѣтны и однообразны, — въ то время какъ простой гражданинъ всегда глупъ и смѣшенъ!!! Во многихъ нашихъ Русскихъ народныхъ и (если смѣю сказать) національныхъ интермедіяхъ и водевиляхъ, помѣщикъ всегда выводится образцомъ совершенства, а крестьянина Авторъ заставляетъ говорить плоскости и глупости, прикрывая все это изношеннымъ именемъ — Филатки!
Многіе Драматическіе писатели наши, или лучше сказать — писаки, соединяютъ уже въ воображеніи своемъ съ именемъ крестьянина (мужика), имя Филатки; имъ кажется, будто вся наша чернь состоитъ изъ однихъ Филатокъ… Какъ будто въ нашихъ деревняхъ также много Филатокъ, какъ и на нашей сценѣ!
Завидные роли сладкихъ любовниковъ почти во всѣхъ комедіяхъ нашихъ занимаютъ кавалерійскіе офицерики съ усиками, скроенные по формѣ, — и всѣ на одинъ покрой! Авторъ обыкновенно окружаетъ ихъ оригиналами, смѣшилами и уродами, и въ нихъ-то сосредоточиваетъ всѣ свои идеальныя и общественныя качества. Отъ того въ нашей Драмѣ военный классъ людей рѣшительно преобладаетъ надъ статскимъ", всѣ же статскіе разжалованы въ Титулярные Совѣтники, и безжалостно осмѣяны во всѣхъ Водевильныхъ куплетахъ! Не спорю, — въ Титулярныхъ Совѣтникахъ скрыто еще очень много комическаго) надобно у насъ явиться новому Мольеру, чтобы вполнѣ разгадать и исчерпать этотъ неисчерпаемый источникъ комизма!… Но все такое одностороннее направленіе Драматической Литературы, необходимо ведетъ за собою скучное однообразіе и уничтожаетъ всякую оригинальность, которая даетъ жизнь и составляетъ истинную красоту въ области Литературы и искусствъ изящныхъ! Часто въ комедіяхъ нашихъ смѣются не надъ нравственными недостатками, а надъ недостатками тѣлесными, забывая, что люди, обиженные уже самою природою, возбуждаютъ къ себѣ не смѣхъ, а сожалѣніе! Недостатки физическіе могутъ быть средствомъ къ осмѣянію, но не должны быть цѣлью его. Меня смѣшитъ только тотъ уродъ, который зная свое безобразіе, не хочетъ сознаться въ немъ, и забывши о горбахъ своихъ, имѣетъ дерзость любезничать съ дамами, весьма много занимается своею изрытою наружностію и нахально тщеславится своими романическими побѣдами! Тотъ только кривой достоинъ бичеванья Комедіи, который вмѣстѣ съ кривизною зрѣнія, соединяетъ и кривизну души!
Въ нѣкоторыхъ Комедіяхъ осмѣиваются житейскія и семейственныя частности, которыя имѣютъ только относительную занимательность, касаются личности, — оскорбляютъ, и не достигаютъ истинной цѣли своей.
Иногда мы увлекаемся ложно понимаемою народностію и приторнымъ патріотизмомъ, отъ чего многія Трагедіи и Драмы наши бываютъ наполнены только одними лирическими возгласами и патріотическими восклицаніями! Во многихъ Водевиляхъ, желая пріятно занимать остроуміе зрителей и дѣйствовать на ихъ эстетическое чувство колкою остротою, легкою игрою словъ и забавною двусмысленностію, — мы почти всегда впадаемъ въ тривіальность, и выражаемся весьма не двусмысленно, — дорожа болѣе испорченнымъ вкусомъ многочисленнѣйшей публики, нежели дѣльнымъ и основательнымъ отзывомъ немногихъ цѣнителей!
«Истинная Комедія, говоритъ Вольтеръ, состоитъ въ искусствѣ научать добродѣтели и благопристойности дѣйствіемъ и разговоромъ. Какъ холодно въ сравненіи съ симъ витійство рѣчи! Помнятъ ли хотя одно мѣсто изъ тридцати или сорока тысячъ нравоучительныхъ рѣчей? Тогда какъ наизусть знаютъ всѣ превосходныя изрѣченія, съ искусствомъ помѣщенныя въ драматическихъ хорошихъ разговорахъ. Если богатые стали не такъ грубы, если знатные перестали быть пустыми щеголями, если врачи оставили свои Латинскіе споры, если нѣкоторые педанты — сдѣлались людьми, — то кому мы этимъ всѣмъ обязаны, какъ не одному театру!… Если бы чернь присутствовала при благородныхъ зрѣлищахъ, тогда бы было менѣе грубыхъ сердецъ!… Вотъ отъ чего Аѳиняне были во всемъ столь превосходны; у нихъ ремесленники истратили на вредныя игры денегъ, которыя должны быть употреблены на прокормленіе семейства. Аѳинскіе сановники, во всѣ знаменитые праздники сзывали весь народъ въ театръ, въ которомъ поучали добродѣтели и любви къ отечеству….» Такое прекраснѣйшее воспитаніе можно дать даже и тѣмъ молодымъ людямъ, которые не терпятъ книгъ и имѣютъ отвращеніе ко всѣмъ теоріямъ и нравственнымъ сентенціямъ. Въ театрѣ ихъ можно исправлять непримѣтно. Справедливо, замѣчаетъ Вольтеръ, что свирѣпый убійца дѣлается въ театрѣ человѣкомъ: здѣсь душа его покойна, чужда страстей — и онъ, видя на сценѣ убійство, — проливаетъ слезы состраданія. — Вотъ истинное достоинство, вотъ благо, происходящее отъ театральныхъ зрѣлищъ, и вотъ чего никогда не произведутъ холодныя рѣчи Оратора, нанявшагося на цѣлый часъ усыплять своихъ слушателей
Вообще театръ, по той услугѣ, которую онъ оказываетъ народному образованію, по непосредственному вліянію своему на нравы и духъ народа, по сбыту товаровъ, доставляемому имъ купечеству, по многочисленнымъ средствамъ къ народному прокормленію, и наконецъ по той важной услугѣ, которую онъ оказываетъ Литературѣ, — можно сказать рѣшительно, есть одно изъ необходимѣйшихъ и полезнѣйшихъ учрежденій Правительства.
«Надо быть врагомъ своего отечества, говоритъ Вольтеръ, чтобы порицать учрежденіе театровъ.»
Званіе актера въ наше время пользуется всеобщимъ уваженіемъ; въ глазахъ просвѣщенныхъ людей онъ есть артистъ, подвизающійся на благородномъ поприщѣ искусствъ изящныхъ. — Благодѣтельные лучи просвѣщенія разогнали наконецъ тотъ постыдный сумракъ невѣжества, въ которомъ мы не могли отличить артиста отъ ремесленника пантера отъ шута и комедіанта!.. Театръ содѣлался наилучшимъ украшеніемъ нашего вѣка и однимъ изъ удобнѣйшихъ средствъ къ усиленію въ народѣ чувства патріотическаго и къ распространенію любви къ наукамъ и Словесности. А вмѣстѣ съ усовершенствованіемъ и возвышеніемъ театра, — возвысилось и самое званіе актера.
Званіе актера весьма много уважалось древними: Греки, а особливо Аѳиняне, отдавали большое почтеніе талантамъ искусныхъ актеровъ; они пользовались всеобщимъ уваженіемъ своихъ согражданъ; порученія и посольства самыя важныя часто возлагаемы были на актеровъ, какъ на почетнѣйшихъ гражданъ республики. Аристодемъ находился въ числѣ десяти пословъ Афинскихъ, назначенныхъ для заключенія мира съ Филиппомъ, Царемъ Македонскимъ. Актеры Греческіе имѣли такія права и привиллегіи, которыя весьма рѣдко снискивали другіе граждане; Цари нерѣдко изъ среды ихъ избирали себѣ Министровъ. Театръ имѣлъ такую важность для Грековъ, что даже въ религіозныхъ церемоніяхъ, актеры часто представляли собою божества Миѳологическія.
Аристофанъ и Еврипидъ играли въ своихъ піесахъ. Росціусъ былъ очень друженъ съ Цицерономъ.
Въ царствованіе Людовика XIV, знаменитый Люлли, одобренный Королемъ своимъ, не постыдился играть въ комедіи Мольера.
Лёкень, ученикъ и другъ Вольтера, пользовался особеннымъ расположеніемъ Фридриха Великаго.
Гаррикъ, знаменитый актеръ Англійскій, пользовался Царскими почестями и былъ похороненъ съ великолѣпіемъ приличнымъ только однимъ коронованнымъ особамъ.
Наполеонъ уважалъ Тальму, и осыпалъ его милостями.
Мольеръ, Шекспиръ, Пфлайдъ, Пикары, и Александръ Дюваль, — были также актерами.
Имена: Волкова, Дмитревскаго, Плавильщикова и Яковлева не забыты въ Исторіи Русскаго образованія.
Если у насъ званіе актера еще не столько почтенно въ глазахъ общественнаго мнѣнія, какъ въ другихъ Европейскихъ Государствахъ, то это мнѣ кажется, происходитъ отъ трехъ главныхъ причинъ:
1-е, Отъ того, что мы еще сами (и наша публика) не сравнялись въ умственномъ образованіи съ народами Западной Европы.
2-е, Что еще не всѣ актеры наши понимаютъ истинное свое значеніе, не изучаютъ теоретически своего искусства, а увлекаются болѣе опытомъ и господствующимъ мнѣніемъ и вкусомъ, — безъ чего нельзя быть полнымъ властелиномъ и пламеннымъ фанатикомъ своего искусства. Ибо тотъ только будетъ всегда избѣгать всѣхъ неумѣстныхъ трагическихъ вскрикиваніи, хрипѣній и бѣснованій, — кто пойметъ разницу, находящуюся между ремесломъ и изящнымъ искусствомъ, тотъ комикъ будетъ избѣгать всѣхъ изысканныхъ кривляній и балаганныхъ фарсовъ, который пойметъ разницу, находящуюся между комикомъ, — представителемъ людскихъ странностей и шутомъ, выставленнымъ на потѣху народа.
3-е, Отъ того, что болѣе стараются объ усовершенствованіи внѣшнихъ своихъ способностей, нежели объ развитіи умственныхъ (интелектуалыіыхъ).
Изъ всего этого слѣдуетъ, что отъ грядущаго поколѣнія молодыхъ актеровъ зависитъ улучшить и возвысить свое званіе.