Кабаретные пьесы Серебряного века
М.: ОГИ, 2018.
Борис Федорович Гейер
правитьВОСПОМИНАНИЯ
править1-я глава — Действительность.
2-я глава — Воспоминания жениха.
3-я глава — Воспоминания невесты.
4-я глава — Воспоминания веселого.
5-я глава — Воспоминания мрачного.
6-я глава — Воспоминания матери.
Эпилог
ЧТЕЦ.
КРЫНКИНА Дарья Михайловна, вдова.
НЕОНИЛА Федоровна, ее дочь.
СПИЧКИН Иван Иванович, молодой чиновник.
ЛАКЕЕВ, веселый господин, ТАБАЧИНСКИЙ, мрачный господин, сослуживцы Спичкина.
АНЕЧКА, АГАНОЧКА, подруги Неонилы.
ФЕКЛУША, прислуга.
ЧТЕЦ: «Воспоминания…», повесть. Крынкина, бедная вдова чиновника, потеряла голову. Было совершенно ясно, что Спичкин влюблен в ее единственную дочь Неонилочку, но вот, поди ж ты. Робость его доходила до того, что он не мог даже промычать хоть одно только слово — «люблю». Крынкина знала свою дочь и не сомневалась, что скажи он одно слово, и дело было бы сделано. Неонилочка сама бы досказала и доделала бы все остальное, что требуется при мало-мальски порядочном объяснении в любви. Крынкина долго советовалась с Феклушкой, поговорила с соседкой по черной лестнице, чрезвычайно умной и рассудительной женщиной, однажды угадавшей войну за двадцать лет до ее возникновения, и, наконец, решилась на последнее средство. Было решено устроить вечеринку. «Под хмельком-то, — говорила умная соседка, угадавшая войну, — с языка слова легче сходят. Так и прыгают. Вы его только подпоите немного». На вечеринку были приглашены сам виновник торжества, не чуявший готовящегося заговора, две подруги будущей невесты и два сослуживца Спичкина. Между чаем с обильным возлиянием коньяка и рома и ужином должно было произойти объяснение. Все собрались аккуратно, и, за исключением Лакеева, чаепитие подходило уже к концу и наступал критический момент, когда дверь с шумом растворилась и вошел Лакеев, несколько уже «на взводе».
1-Я ГЛАВА
правитьЛАКЕЕВ (входит): А вот на… Извиняюсь, что несколько запоздал, но… фаталите. Хозяйка, ручку… Очаровательнице нижайший поклон. Прелестным бутонам, точно картинкам с карамели, мое глубокое… (Табачинскому.) Здравствуй, брат. (Спичкину.) Здравствуй и ты, хотя мы уж виделись.
КРЫНКИНА: Запоздали, Сысой Афанасьевич. Запоздали.
ЛАКЕЕВ: Миль пардон53. Пришлось сегодня по делу обедать, ну и того… Хе-хе… Что вижу… Коньяк, ромчик.
КРЫНКИНА: Покорнейше прошу откушать.
ЛАКЕЕВ: Авек плезир54. (Наливает.)
ТАБАЧИНСКИЙ: А я было думал, что ты под трамвай попал.
АГАНОЧКА: Ну, уж вы всегда.
ТАБАЧИНСКИЙ: И очень просто. Теперь раз, и готово. Или под автомобиль… Кряк. Смотришь, ноги нет или руки. А то тоже возможно, что и голову оторвут. Смотря по случаю.
АГАНОЧКА: Ах, какие страсти.
НЕОНИЛА (Спичкину): Вы совсем за мной не ухаживаете… Позвольте варенье.
СПИЧКИН (слегка заикаясь): Я… я… с удовольствием… готов-с… (Подвигает варенье и при этом опрокидывает свой стакан,)
НЕОНИЛА: Ну вот видите.
СПИЧКИН (сконфуженный): Для вас-с.
НЕОНИЛА: Пейте коньяк.
СПИЧКИН: Хм, я… не привык-с.
НЕОНИЛА: Какой же мужчина вы после этого.
СПИЧКИН: Об-быкновен-ный-с.
КРЫНКИНА: А потом, гости дорогие, перед закуской, не хотите ли поплясать немного. Молодежи-то оно приятно.
ЛАКЕЕВ (поспешно наливает рюмку): Так как я опоздал, можно вдвойне. А танцы авек плезир… Одной ножкой дрыг, другой дрыг и готово.
ТАБАЧИНСКИЙ: Дрыг да дрыг, пока ногу не сломаешь. Мой один знакомый танцевал, танцевал, раз вдруг поскользнулся, упал и теперь навек калека.
АГАНОЧКА: Ах, какие страсти.
ЛАКЕЕВ: Ерунда, чего его слушать. А мы с вами мазурку. А… (Пьет.)
АГАНОЧКА: Ну идемте.
АНЕЧКА: Спасибо, Дарья Михайловна
КРЫНКИН: Извините. И вас за компанию.
ЛАКЕЕВ (поет в дверях)
Люблю я падеспань55,
Скорей на место встань,
И каждый раз за раз,
На что не свой рассказ.
Хорошо. Мои стихи… Сейчас сочинил… Ей-богу…
НЕОНИЛА (Спичкину): Постойте, Иван Иванович. Помогите мне по хозяйству.
СПИЧКИН: Я-я-с… с готовностью-с. Что прикажете.
НЕОНИЛА: А вот стакан на поднос поставить. Мы, мамочка, уж здесь уберемся. Вы закуски приготовьте.
КРЫНКИНА: Хорошо, деточка моя, ангелочек… Иду, иду… (Уходит.)
НЕОНИЛА: Ну, живо, Иван Иванович. Раз, два, три.
СПИЧКИН: С-сейчас. Р-раз, два, три. (Роняет и разбивает стакан.)
НЕОНИЛА: Ах какой вы.
СПИЧКИН: Вот видите. Всегда так. И до чего мне не везет в жизни.
НЕОНИЛА: Ничего, ничего, вот и готово… Феклуша… Ух, как я устала. (Бросается на диван. Входит Феклуша.) Убери посуду.
ФЕКЛУША: Сейчас. (Берет поднос и уходит.)
НЕОНИЛА: Садись рядом, Иван Иванович. Расскажите мне, что вы делаете, расскажите ваше жизнеописание.
СПИЧКИН (робко садится): Я-я-с… Ничего-с… Ем, пью-с… Пишу в канцелярии…
НЕОНИЛА: Что вы пишете?
СПИЧКИН: Копию-с.
НЕОНИЛА: И интересно?
СПИЧКИН: Весьма-с. Только когда кляксу поставишь, до-садно-с.
НЕОНИЛА: Почему же досадно?
СПИЧКИН: Опять переписывать надо-с.
НЕОНИЛА: Ну а дома что вы делаете?
СПИЧКИН: Я-я-с… (конфузливо) мечтаю-с…
НЕОНИЛА: Мечтаете? Ах, как это интересно. О чем же вы мечтаете?
СПИЧКИН: Гы-гы, совестно-с.
НЕОНИЛА: Вот как. Вы о таких предметах мечтаете, что и сказать нельзя*
СПИЧКИН: Гы-гы… нет-с, отчего же… Гы-гы… О любви-с и прочих высоких материях-с.
НЕОНИЛА: Вы влюблены?
СПИЧКИН (чем-то подавился и кашляет по-петушиному): Кхи… Вроде-с.
НЕОНИЛА: В кого же? Скажите, если это не секрет.
СПИЧКИН: Не смею-с… Кхи…
НЕОНИЛА: Вы обещали никому не говорить.
СПИЧКИН: Н-нет-с… отчего же.
НЕОНИЛА: Ну. Так говорите. (Спичкин вытирает со лба пот,) Ну…
СПИЧКИН: Оп-пасаюсь.
НЕОНИЛА: Почему же?
СПИЧКИН: Вы рассердитесь.
НЕОНИЛА: Я… Почему же?.. Нет, я не рассержусь.
СПИЧКИН: Рассердитесь.
НЕОНИЛА: Какой вы. Ну, я буду говорить; в Аганочку?
СПИЧКИН: Н-нет.
НЕОНИЛА: В Анечку?
СПИЧКИН: Н-нет.
НЕОНИЛА: Ну, так в меня?
СПИЧКИН: Да.
НЕОНИЛА (закрывает лицо): Ах!
СПИЧКИН: Я… я-с… это так-с… нароч…
НЕОНИЛА (быстро): Нет, нет, нет… Хорошо, я согласна.
СПИЧКИН: Неонила Федуловна.
НЕОНИЛА: Я тоже вас люблю. Целуйте руку. (Протягивает ему руку. Спичкин робко целует.) Господи, спаси и помилуй. Вот СЧастье-ТО… (Целует руку несколько раз, смелее. Входит Лакеев.) Ах… (Вскакивает и убегает.)
лакеев (останавливается в изумлении): Ванька! Нет, какова шельма! Сирота казанская, астраханская и рязанская. Ручки целует.
СПИЧКИН: Я-я-с… ты не думай… я серьезно.
ЛАКЕЕВ: Вижу, что серьезно. Иду сюда, думаю еще рюмочку, а он…
СПИЧКИН: Я тебя прошу… Она моя невеста… Не говори,
пожалуйста, пока… ЛАКЕЕВ: Да мне наплевать… Я ведь вижу, ты просто
пьян, СПИЧКИН: Я? Н-нет. Это ты немного. лакеев (наливает коньяк и пьет): Я?.. Ну врешь.
ЛАКЕЕВ: Лечу. Дамы гран-рон, ле мен а гош…56 (Выкидывает ногой коленце и убегает.)
СПИЧКИН: С… какой…
Входит Крынкина и Неонила.
КРЫНКИНА (со слезой): Мне Неонилочка сказала… Де…57 Что-ж… Совет да любовь. Меня, старуху, не обижайте. Ведь одна она у меня. Будьте сынком, Иван Иванович.
СПИЧКИН: Mo…
НЕОНИЛА: Поцелуйте мамочке ручку. (Спичкин осторожно целует.)
КРЫНКИНА: Ну, будьте счастливы, детишки. За ужином я порадую гостей. Не обижай ее, ВАНЕЧКА.
СПИЧКИН: Мом-мате…
КРЫНКИНА: Ну а теперь и молодежь позовем. (Идет в другую комнату.)
СПИЧКИН: Сгорю-с.
НЕОНИЛА: От любви?
СПИЧКИН: Н-нет-с. От стыда-с.
НЕОНИЛА: Так вы меня любите?
СПИЧКИН: О-о!
КРЫНКИНА (в дверях): Пожалуйте, гости дорогие, подзакусить чем Бог послал.
ЛАКЕЕВ (входит под руку с Аганочкой): Закуска. Авек плезир. Это водочка, селедочка. Знаете:
Я люблю селедку,
Особенно под водку.
Не люблю лишь хвост,
Когда говорю тост.
Каков… Это я сейчас сочинил. Ей-богу…
АГАНОЧКА: Да вы сочинитель!
ЛАКЕЕВ: Я и куплеты могу. Разные.
ТАБАЧИНСКИЙ (входит с Анечкой): И все это у меня в носу какой-то запах вертится.
АНЕЧКА (кокетливо): Не мои ли духи?
ТАБАЧИНСКИЙ: Что-то вроде этого… Пахнет покойником, да и только.
АНЕЧКА. Ах, что вы?
ТАБАЧИНСКИЙ: Когда покойник вонять начинает, так особенное что-то, подымают.
АНЕЧКА: Ах, страсти какие! Я теперь всю ночь не засну.
КРЫНКИНА: Садитесь, гости дорогие. Чем Бог послал, без принуждения.
ЛАКЕЕВ (наливает): А я знаю.
КРЫНКИНА: Что знаете?
ЛАКЕЕВ: За здоровье тайны.
СПИЧКИН: Кхе.
АНЕЧКА: Дайте мне сыру.
ТАБАЧИНСКИЙ: Не советую. В сыре черви заводятся. Такие маленькие, беленькие. Скушаете, а потом…
АНЕЧКА: Ах, что вы… Нет, не на сыру. Вы селедку…
ТАБАЧИНСКИЙ: Тоже рыбный яд очень опасен. Смерть в страшных мучениях наступает через несколько часов. Однажды…
АНЕЧКА: Оставьте, оставьте… я вас не слушаю.
ТАБАЧИНСКИЙ (обиженно): Как угодно. Для вашей пользы.
ЛАКЕЕВ: Я человек веселый. Могу всякие экспромты. Вот хоть сейчас:
Мила ты, словно роза,
Кокетства в тебе доза.
Поцеловать повыше ручки…
АГАНОЧКА: Какие вы неприличности… что вы?
ЛАКЕЕВ: Поэтическая вольность. (Наливает.) За здоровье тайной! Хе-хе.
АГАНОЧКА: Что за тайное такое?
ЛАКЕЕВ: Государственный секрет, а я знаю.
НЕОНИЛА (смотрит влюбленно на Спичкина): Иван Иванович.
СПИЧКИН. Я-я-с. Что прикажете?
НЕОНИЛА (только): Дайте мне кильку.
СПИЧКИН: Божество-с.
КРЫНКИНА: Так-то, гости мои дорогие. Так как здесь все свои, близкие приятели Неонилочки да Ивана Ивановича, хотела я вам радостную новость сказать.
НЕОНИЛА: Ах, мамаша.
СПИЧКИН: Конфуз-с.
КРЫНКИНА: А вы, детки мои невинненькие, не стыдитесь. Дело житейское. Иван Иванович сделал предложение Неонилочке и на ней женится.
АГАНОЧКА: Ах, ах!
АНЕЧКА: Неонилочка, ангелочек.
ЛАКЕЕВ: Ванька, ур-ра! Ах ты, Аполлон Бельведерский!
ТАБАЧИНСКИЙ: Поздравляю! Хотя и не могу одобрить. Браки во многих отношениях опасны. Рождение детей часто кончается для женщины смертью. Опять же и муж может оказаться пьяницей или игроком…
НЕОНИЛА: Иван Иванович не пьяница и не игрок.
ТАБАЧИНСКИЙ: Может сделаться. Люди часто меняются.
ВСЕ: Поздравляем, поздравляем! (Целуются,)
ЛАКЕЕВ: Ванька! Речь! Говори благодарственную речь за выраженное восторженное сочувствие.
ВСЕ: Речь… Речь…
СПИЧКИН (ерзает на стуле): Я-я-с… Чего же-с… я не мо-гу-с… я… благодарю-с… Весьма рад-с… Мамаша, ручку-с…
КРЫНКИН: Очень хорошо. Прочувственно.
СПИЧКИН: Разве-с.
ЛАКЕЕВ: Поз-звольте мне теперь сказать… Поэт-ти-чес-кую речь… П-пир в полном разгаре… Чертоги сияют и все веселится вокруг двух молодых невинных… инфуз… то есть индиви-ду-мов, коих амур прострелил в самое сердце… Вскоре мы все увидим их брачную кровать…
АГАНОЧКА: Ах, что же это?..
ЛАКЕЕВ: Что… Конечно, увидим. И эти два невиннейших субъекта будут…
ТАБАЧИНСКИЙ: Сысой Афанасьевич! Тут девицы.
ЛАКЕЕВ: Ну и что же. Очень приятно. Не мешай, пожалуйста… Да… Чертог сияет. И я уже вижу ее под пышным балдахином, в чуть мерцающем свете светильников и курильниц. Ее чудное тело как пир… пер-ла-мутр, сквозит сквозь шелковую ру…
НЕОНИЛА: Ай, Господи! (Закрывает лицо руками.)
ТАБАЧИНСКИЙ: Ты пьян. Замолчи.
ЛАКЕЕВ: Это ты пьян. А я — поэт. Я желаю речь… Ее прекрасное тело…
НЕОНИЛА: Да запретите же ему, Иван Иванович.
СПИЧКИН: Я-я-с… препятствую-с… Это что же-с?
ЛАКЕЕВ: Не перебивай зря, если ничего не понимаешь… Сквозь курильницы сверкает перламутром атласная…
ТАБАЧИНСКИЙ (берет его руку и увозит): Вот видите. Я говорил, алкоголь доводит до безумия…
ЛАКЕЕВ: Оставь ты меня. Муза говорит моими устами… Перламутровое тело… (Уходит.)
КРЫНКИНА: Это так оставить нельзя, Иван Иванович… Поношение и конфуз. Вы завтра с ним поговорите.
СПИЧКИН: Я, мамаша-с… я-с… его завтра… завтра задам.
НЕОНИЛА: Только не дуэль.
СПИЧКИН: Зачем же-с… Я так… пронзительным словом-с.
КРЫНКИНА: Ну, за здоровье жениха и невесты!
ВСЕ (чокаются): Счастья… богатства… Любви…
НЕОНИЛА: Спасибо, спасибо. (Целуется с подругами.)
ТАБАЧИНСКИЙ: Я его выпроводил. Ушел. Вот я всегда говорю: «Где стол был яств, там гроб стоит…»
АГАНОЧКА: Ах, страсти!
ТАБАЧИНСКИЙ: Всякое веселье кончается горем. Один невидимый взмах, и печаль уже за нашими спинами.
НЕОНИЛА: Перестаньте. Ну что ж такое?
СПИЧКИН: Я-с… я-с…
АГАНОЧКА: Однако нам пора. Уже поздно.
АНЕЧКА : Пора, пора. (Благодарят и прощаются.)
АГАНОЧКА: До свиданья, Дарья Михайловна.
АНЕЧКА: Спасибо, Дарья Михайловна.
АГАНОЧКА: Спокойной ночи, Неонилочка.
АНЕЧКА: Голубчик, Неонилочка.
ТАБАЧИНСКИЙ: Я вас провожу. А то теперь за каждым углом по хулигану. Раз! Оглушил по голове, а потом мало ли что может сделать…
АГАНОЧКА: Ах, не пугайте.
ТАБАЧИНСКИЙ: Хуже бывает. Вот тоже вроде Джека, потрошителя животов…
АНЕЧКА: Я боюсь… Прощайте, Неонила Федоровна, (идут к выходу.)
СПИЧКИН: И я-с… Прощайте-с, Неонила Федоровна.
КРЫНКИНА: Ну, поцелуйте уж на прощанье, так и быть.
СПИЧКИН (целует точно раскаленную плиту): Ух.
НЕОНИЛА: Завтра придете?
СПИЧКИН: Приду-с… обязательно-с. (Поворачивается, натыкается на шкаф и, задев косяк, уходит.)
КРЫНКИНА: Ну, вот и невеста.
НЕОНИЛА (с горечью): Невеста! Но только старой калоши. Ну, погоди… Пусть будет только свадьба… Уж покажу ему тогда!
ЧТЕЦ: Выйдя на улицу, Спичкин простился с остальными и пошел, нет, вернее, полетел на неведомых ему крыльях блаженства домой. Все происшедшее казалось ему каким-то волшебным сном, сказкой. «Объяснился, — задыхаясь, думал он. — Вот, боялся, что буду трусить, не решусь, а тут как ловко». — И он одобрительно похлопал сам себя по плечу. Вскоре он замедлил шаги и стал припоминать этот замечательный день в его жизни, вечер… Все лица казались ему в каком-то необычайно ласковом свете. В ушах все еще звучала какая-то нежная музыка. И объяснение в любви, поздравления и прощальный поцелуй жгли его воображение с удивительной яркостью. Спичкин даже остановился у фонарного столба и, блаженно улыбаясь в пространство, стал снова перебирать все мелочи. «Да, она еще за чаем мне намек сделала. Как же?! Неонилочка сказала так сладко: „Дайте мне варенье“».
2-я ГЛАВА
правитьНЕОНИЛА (робко): Иван Иванович. Дайте мне, пожалуйста, варенье.
СПИЧКИН: Простите, я не догадался подать вам варенье, вероятно, потому что ослеплен.
НЕОНИЛА: Чем?
СПИЧКИН: Вашей красотой.
НЕОНИЛА: Ах, что вы… А вы не хотите?
СПИЧКИН: Что для меня варенье?! Варенье бессильно уничтожить горечь моей жизни.
НЕОНИЛА: Вы так несчастны?
ТАБАЧИНСКИЙ (вмешивается): Все несчастны в этом бренном свете.
СПИЧКИН: А я из несчастнейших несчастнейший.
КРЫНКИНА: А потом не угодно ли потанцевать, гости дорогие?
СПИЧКИН (Неониле): Ангажирую вас на все танцы.
НЕОНИЛА: Ах, я не знаю… Как же на все?.. (Спичкин подает ей руку. Оркестр за сценой играет вальс. Во время объяснения струнный квартет играет серенаду.)
ЛАКЕЕВ: А я вас. (Берет Аганочку и вальсирует.)
СПИЧКИН: Вы точно фея.
НЕОНИЛА: Вы заставляете меня краснеть.
СПИЧКИН: О, я подсмотрю алую зарю на ваших ланитах.
ТАБАЧИНСКИЙ (танцует с Анечкой): В танцах очень легко ногу сломать. Раз, и готово. Но я рискую.
АНЕЧКА: Ах, страсти какие!
НЕОНИЛА (останавливается, запыхавшись): Дайте мне воды.
СПИЧКИН: Сию минуту… (Подает стакан. Неонила садится на диван.) Неонила Федоровна.
НЕОНИЛА: Что?
СПИЧКИН (вздыхает): Вы богиня.
НЕОНИЛА: Иван Иванович.
СПИЧКИН (садится рядом с Неонилой): Я знаю, я ничтоже-ство и дождевой червяк перед вами — ослепительное солнце жаркого июльского дня.
НЕОНИЛА: Ах!
СПИЧКИН: Но я страдаю, я горю, я сгораю. Я уже…
НЕОНИЛА: Что вы такое говорите?
СПИЧКИН (про себя): Как застенчива и как мила. Неофила Федоровна, разве вы ничего не видите, ни о чем не догадываетесь?
НЕОНИЛА: Я… нет.
СПИЧКИН. Я влюблен.
НЕОНИЛА: Вы… в кого же?
СПИЧКИН: Угадайте. (Про себя.) Если бы ее уста сказали правду!
НЕОНИЛА: В Анечку?
СПИЧКИН: Послушайте! Я тоже в океане страстей и в море любви. На службе я перепутал все и получил выговор от его превосходительства. Дома я бегаю из угла в угол, как пес, ушибленный поленом. Страсти одолели меня, и мне остается теперь одно из трех: добиться желаемого, или заколоться остро оточенным кинжалом, или же утопиться в хладных волнах Маркизовой лужи58.
НЕОНИЛА: Какие ужасы!
СПИЧКИН: Именно-с. Я на краю пучины гибели, и если рука любящего не остановит меня, я ввержусь59 в нее, как ничтожный микроб.
НЕОНИЛА: Что же я могу?
СПИЧКИН: В ваших руках судьба моего существа. Или отправьте его с проклятием на челе, или вознесите в райский парк.
НЕОНИЛА: Ах!
СПИЧКИН (на коленях): Я люблю вас. Я жажду. Говорите-говорите скорее, пока я не задохся от нетерпения и ужаса ожидающего критического момента.
НЕОНИЛА: Я… я тоже люблю.
СПИЧКИН: Ангел! Какое счастье! Какое неописуемое блаженство… Какое очарование. Назвать вас своей… тебя, Неонилончик. (Целует порывисто ее руку.)
НЕОНИЛА: Ах! (Убегает.)
ЛАКЕЕВ: Хе-хе. Амурчики…
СПИЧКИН (грустно): Подглядывал? Ты смел, презренный, подсматривать. (Наступает на него.)
ЛАКЕЕВ (испуганно): Помилуй, братец. Чего ты… с ума соскочил, что ли? Я случайно, коньячку хотел…
СПИЧКИН: Коньячку… Да, да, я сейчас безумный… как король Лир В «Фаусте». (Кладет на плечо Лакеева руку.) Я знаю, ты мой друг. Так радуйся же со мной. Тебе первому говорю: она моя невеста!
ЛАКЕЕВ: Ура! Выпьем.
СПИЧКИН: Ты и так порядочно. ЛАКЕЕВ: Это тебе кажется. Ур-ра! СПИЧКИН: Какой ты славный! Люблю тебя!
ГОЛОС: Что такое? Почему уже?
КРЫНКИНА: Должна объявить вам приятную новость. Иван Иванович женится на Неонилочке.
ГОЛОСА: Поздравляем! Как хорошо! Вот счастье!
АГАНОЧКА: Какая ты, Неонилочка, счастливая! Как я тебе завидую! Он такой умный, красивый.
НЕОНИЛА: Да.
СПИЧКИН (с удовольствием): Гм…
АНЕЧКА: Ты загордишься теперь, Неонилочка. Такой жених!
КРЫНКИНА: Да, можно без хвастовства сказать, послал Бог сынка на славу.
СПИЧКИН: Помилуйте, вы превозносите мои достоинства.
ТАБАЧИНСКИЙ: Поздравляю, дорогой Иван Иванович. Сердечно поздравляю. И хоть у меня свой взгляд на брак, но такой молодец и богатырь, как ты, даст Бог, и не умрет так скоро, да и ты не сопьешься сразу с круга… Детки тоже, может быть, родятся не мертвыми. Это бывает иногда… Ты у нас орел.
ЛАКЕЕВ: Слеза так вот и бьет фонтаном от умиления. Ваня, друг ты мой, скажи слово. Ты ведь мастер!
СПИЧКИН: Да, дорогие друзья мои! Я и сам хотел вам несколько слов… Да. Я всегда знал, что вы для меня незаменимые друзья, но в эту минуту это особенно меня пронзило, видя вашу неподдельную шумную радость. Вы знаете, я скромен по натуре…
ТАБАЧИНСКИЙ: Врешь, сокол!
СПИЧКИН: Но я знаю и умею владеть жизненной ниткой. Вот моя законная невеста, будущая спутница на всю жизнь, а вот моя, вроде родной, любимая новая мамаша до могильного памятника с эпитафией. Прошу любить и жаловать, как меня. Вам горячее спасибо, а вам, мамаша, — низкий поклон с почтительным ручным поцелуем, вроде как священный залог непоколебимой и неизменной сыновней верности и трогательности. (Целует Крынкиной руку.)
КРЫНКИНА: Ванечка мой.
ЛАКЕЕВ: Говорит, что пишет. Ораторский талант. Тебе прямая дорога мазуриков60 защищать.
НЕОНИЛА (тихо): Как вы были хороши, когда говорили!
СПИЧКИН: О, что вы!
КРЫНКИНА: Милости просим к столу. Надо поздравить.
ЛАКЕЕВ: А как же я? Я тоже желаю… речь… Поэзию с луной, с комарами, лягушками и соловьем на осине.
ТАБАЧИНСКИЙ: Ты пьян. Помолчи.
ЛАКЕЕВ: Постой… Что бишь… Да… В лунную ночь чертоги сияли. Светились курильницы и она… (Показывает на Неонилу пальцем.) Она была прелестна без всякого такого покрывала… то есть… вроде, значит, Евы до греха…
НЕОНИЛА: Боже, что же это?..
КРЫНКИНА: Позор!
СПИЧКИН: Лакеев, замолчи… Извините, господа, это мой хороший, добрый, старый друг, но он сегодня от радости немного нервно развинтился. (Ласково Лакее-ву.) Иди, мой добрый Лакеев. Мы тоже идем сейчас. (Лакеев послушно идет, провожаемый Табачинским.)
ЛАКЕЕВ: Вы ничего не понимаете. Ева, еще до грехопадения, это символ… Понимаешь, ты, хрен голландский, символ. (Уходит.)
НЕОНИЛА (Спичкину): Вы великодушны.
СПИЧКИН: Надо уметь понимать людские слабости. О, моя жизнь!
ТАБАЧИНСКИЙ: Ах, Аганочка, мы идем.
АНЕЧКА: Пора, пора. (Прощаются.)
КРЫНКИНА: Прощайте. Прощай, сынок, дорогой. (Целует его.)
СПИЧКИН: Итак, до завтра… Целая долгая ночь.
НЕОНИЛА: Когда же вы придете?
СПИЧКИН: Завтра, чуть забрезжит мутный свет, я буду уж под вашим окном, чтоб воздушным поцелуем твою улыбку встретить первый.
НЕОНИЛА: Люблю вас. (Спичкин горячо ее целует.) Ах!
СПИЧКИН: Прощай, Офелия моя! (Быстро уходят.)
ЧТЕЦ: Спичкин еще, быть может, долго мечтал бы, стоя под фонарем, восторгаясь своей смелостью и ловкостью в сегодняшний вечер, если бы его не вернул к действительности городовой, уже долгое время наблюдавший за ним с большой подозрительностью. «Вы бы домой, господин, шли, — ласково, но твердо проговорил он. — Дома-то лучше. Особливо когда хватили малость». Спичкин испуганно вздрогнул, съежился еще больше и, пролепетав побледневшими губами: «Я-я-с… ничего-с… я-я-с… сию мину-ту-с» — трусливо побежал мелкой рысцой, не смея оглянуться. В это время его невеста, все еще сидя на диване, тоже вспоминала только что происшедшее. Лицо ее лишь изредка выражало довольство, больше же оно было злобно, вспоминая беспомощность и нерешительность Спичкина. «Сколько мне это стоило, сколько стоило», — шептала она и еще раз перебирала в уме все, что перечувствовала за эти несколько часов.
3-Я ГЛАВА
правитьЛАКЕЕВ (в дверях): Начну я свой рассказ. Хорошо. Мои стихи. Сейчас сочинил. Ей-богу.
НЕОНИЛА (в сторону): Ну, слава Богу, наконец-то двинулись. Теперь этого болвана надо удержать. (Нежно.) Иван Иванович, погодите. Помогите мне по хозяйству.
СПИЧКИН: Я-я-с… да-а-с…
НЕОНИЛА (про себя): И ни одного-то слова не может выговорить. (Спичкину.) Вот стакан надо на поднос поставить. (Крынкиной, тихо.) Да убирайтесь вы, мамаша, что вы тут, ей-богу, вертитесь. (Громко.) Мы уж тут, мамаша, справимся.
КРЫНКИНА: Хорошо, мой ангелочек… Иду… (Уходит.)
НЕОНИЛА (про себя): Вот дура. Сама затеяла, сама же и мешает. (Спичкину.) Ну, живо, Иван Иванович. Раз, два, три.
СПИЧКИН: Раз. (Роняет стакан.)
НЕОНИЛА (про себя): О, идиот! Стакан совсем новенький… Вот рохля! (Спичкину.) Ничего, ничего… (Быстро убирает.) Вот и готово. (Про себя.) Ну, теперь самое решительное. (Садится на диван.)
СПИЧКИН (стоит в отдалении): Я-я-с…
НЕОНИЛА (про себя): И что он стоит, как верстовой столб?! Никакого соображения. (Спичкину.) Иван Иванович, садитесь рядом. Расскажите, что вы делаете.
СПИЧКИН (робко садится): Я-я-с… ничего-с.
НЕОНИЛА (про себя): Вот выжми из него… (Спичкину.) Как же ничего?
СПИЧКИН: Пишу-с… копии-с…
НЕОНИЛА: И интересно?
СПИЧКИН: Очень-с…
НЕОНИЛА (про себя): Господи, что за дурень. Если бы не его служба, убила бы его, кажется, а не замуж бы шла. (Спичкину.). Ну, дома что делаете?
СПИЧКИН: Сплю-с… и… и мечтаю-с…
НЕОНИЛА: Ну, кажется, выезжаем на дорогу. Сейчас я его… (Спичкину.) Мечтаете? Ах, как это интересно. О чем же вы мечтаете?
СПИЧКИН: Гы-ы… совестно-с.
НЕОНИЛА: Еще, пожалуй, не скажет. Вот несчастье! (Спичкину.) Вот как. Вы о таких предметах мечтаете, что даже и сказать совестно.
СПИЧКИН: Н-нет… отчего же-с… Гы… о любви-с.
НЕОНИЛА (про себя): Слава Богу, договорился. (Спичкину.) Вы влюблены?
СПИЧКИН (чем-то подавился и кашляет): Кхи, кхи…
НЕОНИЛА (про себя): Теперь он еще подавился, не угодно ЛИ. Вот мучение. (Спичкину.) Ну?
СПИЧКИН: Вроде-с.
НЕОНИЛА: В кого же?
СПИЧКИН. Не смею-с. Кхе.
НЕОНИЛА (про себя): Полгода тянуть будет. (Спичкину.) Вы обещали ей никому не говорить?
СПИЧКИН: Н-нет-с…
НЕОНИЛА: Ну так говорите! (Спичкин вытирает со лба пот.) Точно клещами тянуть надо. (Спичкину.) Ну?
СПИЧКИН: Оп-пасаюсь.
НЕОНИЛА (про себя): Не выдержу. Ей-богу, больше сил не хватает. (Спичкину.) Почему же вы опасаетесь?
СПИЧКИН: Вы рассердитесь.
НЕОНИЛА: Нет, я не рассержусь. Ну, я буду говорить: в Анечку?
СПИЧКИН: Н-нет-с.
НЕОНИЛА (про себя): Я думаю. (Спичкину.) В Аганочку?
СПИЧКИН: Н-нет.
НЕОНИЛА (про себя): Ну, решительный удар. Сорвется этот идиот или нет? (Спичкину.) Ну, так в меня?
СПИЧКИН: Да-с.
НЕОНИЛА (закрывает лицо руками): Ах! (Про себя.) Нако-нец-то решился… Ух!
СПИЧКИН. Я-я-с… нароч…
НЕОНИЛА (быстро): Нет, нет, нет… Хорошо, я согласна. (Про себя.) Чуть ли не на попятный, мерзавец.
СПИЧКИН: Неонила Федоровна.
НЕОНИЛА: Я тоже вас люблю. (Про себя.) Ну, что же теперь дальше делать. Хоть бы догадался поцеловать. Не могу же я сама… (Спичкину.) Целуйте руку. (Спичкин целует. В дверях показывается Лакеев.)
НЕОНИЛА (вскакивает): Ах! (Идет к дверям, про себя.) Вот это хорошо. Очень удачно. По крайней мере, свидетель есть… Мамаша. (Входит Крынкина. Лакеев, разводя руками, скрывается.) Мамаша. Иван Иванович сделал мне предложение.
КРЫНКИНА: Что ж… Я очень рада… совет да любовь. Меня, старуху, не обижайте… Ведь одна она у меня, будьте сынком, Иван Иванович.
СПИЧКИН: Ма-маша.
НЕОНИЛА (тихо): Да, не канительте вы ради Бога, мамаша. (Спичкину.) Поцелуйте мамаше ручку. (Спичкин целует.)
КРЫНКИНА: Будьте счастливы, детки. Порадую сейчас гостей. Не обижай ее, Ванечка.
СПИЧКИН: Ма-маша.
СПИЧКИН: Сгорю-с.
НЕОНИЛА (про себя): О, идиот!
КРЫНКИНА (в дверях): Пожалуйте, гости дорогие. Чем Бог послал.
ЛАКЕЕВ: Авек плезир. Выпьем.
НЕОНИЛА (тихо): Мамаша, говорите скорей, а то, пожалуй, еще одумается.
ТАБАЧИНСКИЙ: Пахнет покойниками, да и только.
НЕОНИЛА (про себя): Что ж мамаша, Господи, не говорит. Вот дура. Надо его подогреть. (Смотрит нежно на Спичкина.) Иван Иванович.
СПИЧКИН: Я-я-с… Что прикажете?
НЕОНИЛА (про себя): Хоть бы руку невзначай пожал, чурбан. Ничего. (Спичкину, сердито.) Дайте мне кильку.
СПИЧКИН: Божество-с.
НЕОНИЛА (про себя): Вот когда догадался.
КРЫНКИНА: Так-то, гости мои дорогие. Так как здесь все свои, хотела я вам радостную новость сказать…
НЕОНИЛА: Ах, мамаша! (Про себя.) Наконец-то!
СПИЧКИН: Конфуз.
НЕОНИЛА (про себя): И этот тоже.
КРЫНКИНА: Иван Иванович сделал предложение Неони-лочке и на ней женится.
ЛАКЕЕВ: Ванька, речь.
НЕОНИЛА (про себя): Как же! Он скажет…
СПИЧКИН: Я-я-с… не могу-с… благодарю-с…
ЛАКЕЕВ: Ур-ра!.. А теперь я скажу… Что и говорить, невеста на загляденье… Красавица писаная. Честное слово. Ей бы в сияющих чертогах на роскошном брачном ложе…
ТАБАЧИНСКИЙ: Лакеев, осторожнее… здесь девицы.
ЛАКЕЕВ: Ну и что ж! И этого… чтобы ее тело… белое, как слоновая кость, просвечивало сквозь руб…
НЕОНИЛА: Ах, конфуз.
ТАБАЧИНСКИЙ: Лакеев, убирайся! (Подхватывает его и уводит.)
ЛАКЕЕВ: Как не так… Позволь. Я речь… Пошел ты.
ТАБАЧИНСКИЙ: Молчи! (Уходят.)
НЕОНИЛА (про себя): Вот он умеет говорить. У меня действительно белое тело. И где только он мог его видеть.
КРЫНКИН: Это оставить так нельзя, Иван Иванович.
СПИЧКИН: Я-я-с… ма-маша-с… завтра.
НЕОНИЛА (про себя): Ты-то. (Спичкину, язвительно.) Только, ради Бога, не на дуэль.
СПИЧКИН: Нет-с… я так… словом-с.
НЕОНИЛА (про себя): Еще бы тебе, да с пистолетом.
АГАНОЧКА: Ну, нам пора. Табачинский уже одевается.
АНЕЧКА: До свидания, Дарья Михайловна.
НЕОНИЛА (про себя): Слава Богу, наконец, уходят. (Спичкину.) Завтра придете?
СПИЧКИН: Приду-с.
НЕОНИЛА (выжидательно): Ну?
СПИЧКИН: Что-с?
НЕОНИЛА: О Господи!
КРЫНКИНА: Поцелуйтесь на прощанье.
СПИЧКИН (целует): Ух!
НЕОНИЛА (незаметно вытирает губы): И целуется же… Тьфу. (Все уходят. Неонила опускается на диван.) Боже, как я устала, как я устала. И отчего он не Лакеев, что ли?!
ЧТЕЦ: На следующий день Лакеев проснулся поздно с сильной головной болью и потому решил не идти на службу. Выпил подряд три рюмки водки, туман вчерашнего вечера как будто разошелся, и сперва смутно, а потом все яснее и все яснее все события вырисовались в памяти. «Гм, — думал Лакеев. — Вчера, по правде, я немного хватил, но зато и остальное было хорошо. Табачинский совсем был пьян. И речь я им какую закатил. От восторга на руках вынесли». И, выпив еще рюмку, закурил папироску и, развалившись в кресле, он предался воспоминаниям о вчерашнем торжестве.
4-Я ГЛАВА
правитьЛАКЕЕВ: Извините, что… (Останавливается в изумлении.) Что за чертовщина?
КРИКИ: Лакеев. Лакеев пришел. Ура!
ТАБАЧИНСКИЙ: Лакеюнчик, друг ты мой замогильный, давай поцелую. (Обнимает его.)
ЛАКЕЕВ: Постой, надо сперва с хозяйкой поздороваться.
ТАБАЧИНСКИЙ: Ерунда какая — здороваться! Пойдем выпьем лучше за факельщиков.
ЛАКЕЕВ: Пошел К черту! (Пробирается к Крынкиной и целует ей руку.) Здравствуйте, многоуважаемая Дарья Михайловна. Извините, что опозд…
КРЫНКИНА: Экая беда! Хоть ночью. У нас весело. Пейте и пляшите.
ТАБАЧИНСКИЙ (подбегает): Я знаешь, обе ноги сломал, и ничего, гуммиарабиком62 подклеил, и идет как по маслу.
ЛАКЕЕВ: Вот чепуха.
СПИЧКИН: Да, ты совсем пьян, Лакеев.
ЛАКЕЕВ: Да ну вас. (Про себя.) Вот та девица кажется потрезвее. Ну-ка Я за ней поухаживаю. (Подходит к Ага-ночке.) Танцуете?
АГАНОЧКА: Вы умеете канкан? А… Вот так. (Показывает ногой.)
ЛАКЕЕВ: Хе-хе, как же. Однако и вы здорово.
АГАНОЧКА: Пьяна? Ерунда. Вы вот что скажите… Да… вы стихи сочините, так скажем, на экспромт.
ЛАКЕЕВ: Я… Хоть сейчас… У меня это просто.
О, как ты в танцах вся прекрасна,
Как блещет взор твой дорогой,
Увы, мечты мои напрасны,
Для них не я, не я, — другой.
АГАНОЧКА: Ах, вы поэ-тик. А может быть, и вы… А… (Почти обнимает его.)
СПИЧКИН: Я люблю вас, Неонила. лакеев (про себя): Это при всех-то. Ловко.
АНЕЧКА (Табачинскому): Хорошо мои духи пахнут?
ТАБАЧИНСКИЙ (нюхает): Славно. Покойником.
ЛАКЕЕВ: Хе, хе, хе. Вот потеха!
КРЫНКИНА: Чего так сидеть? Пейте, закусывайте. (Лакееву.) Кекуок63 со мной хотите?
ЛАКЕЕВ: Н-нет… я лучше коньяку.
ТАБАЧИНСКИЙ: Не пей. Ты и так пьян.
ЛАКЕЕВ: Это я-то? Посмотри на себя в зеркало.
ТАБАЧИНСКИЙ: Клянусь сгнившим черепом, что это яд. (Пьет.) Хлоп, и нет ни человека, ни рюмочки.
АНЕЧКА: Какие страсти!
ЛАКЕЕВ: Вот чепуха.
НЕОНИЛА: Иван Иванович!
СПИЧКИН: Ну?
НЕОНИЛА: Дайте кильку.
СПИЧКИН: Богиня.
ЛАКЕЕВ: Ха-ха-ха. Друг друга не понимают. Давайте я лучше вам экспромт скажу, чем чепуху молоть.
СПИЧКИН: Брось…
АГАНОЧКА: Прошу, прошу.
ЛАКЕЕВ
Под яством и питьем ломился стол,
Кругом раскаты хохота гремели.
Смеялся радостно вокруг цветущий дом,
И про любовь так нежно вы мне пели.
Что? Хорошо?
СПИЧКИН: Ерунда на прованском масле. И если ты, Лакеев, только посмеешь… Я прошу… понимаешь, не говорить, никому не говорить… стихов.
ЛАКЕЕВ: Эк его развезло.
АГАНОЧКА: Славно… Ну а для меня.
ЛАКЕЕВ: Для вас:
Похожи вы на розу алую,
Что благоухает на заре,
Какую страсть мне в сердце…
АГАНОЧКА: Ах, вы, не смейте больше говорить. А то я влюблюсь…
ЛАКЕЕВ: В кого? (Спичкин целует Неонилу.)
ТАБАЧИНСКИЙ: Что такое?.. Позвольте, я протестую… здесь девицы.
ЛАКЕЕВ: Ну и что такое?
ТАБАЧИНСКИЙ: Как что? Ты пьян, а она целуется…
КРЫНКИНА: Эка важность. Уж если на то пошло, так я один забавный анекдот расскажу. Иван Иванович женится на Неониле.
ВСЕ: Хе-хе-хе. Правда?
СПИЧКИН: Ей-богу. Я согласен.
ЛАКЕЕВ: Вот так анекдот. Ванька, речь!
СПИЧКИН: И-мы… конечно… что уж… пошел вон…
ЛАКЕЕВ: Вижу, что не можешь. Давай я скажу, а то на улице пьяных…
ТАБАЧИНСКИЙ: Брось. Лучше вместе домой пойдем, А то на улицах пьяных теперь тьма. Прямо опасно.
АГАНОЧКА: Да и мы тоже.
АНЕЧКА: И я.
НЕОНИЛА: Постойте, пусть Лакеев речь скажет. Он говорит…
СПИЧКИН: Как граммофон.
ЛАКЕЕВ: Если просите, готов.
КРЫНКИНА: Обязательно.
ТАБАЧИНСКИЙ: Жарь помрачнее, чтоб с привидением.
ЛАКЕЕВ: Я хотел сказать…
ВСЕ: Просим. Пожалуйста… Валяй…
ЛАКЕЕВ: Господа! Сегодня торжество. Чертоги сияют, столы ломятся от еды, питья, и мы видим посреди нас ее и его. Невесту и жениха, двух ангелов небесной красоты.
АНЕЧКА: Браво!
ЛАКЕЕВ: И пройдет немного времени, когда мы увидим их уже мужем и женой. Я верю, что вся жизнь их будет тот же пир и радость, что сейчас. Все так же будут сиять чертоги, будут струиться ароматы из курильниц, а на роскошном брачном ложе…
ТАБАЧИНСКИЙ: Молодчинище…
ЛАКЕЕВ: А на роскошном ложе, под чудным балдахином все так же будет сиять очаровательной красоты она — Неонила Федоровна.
СПИЧКИН: Как раз в точку. Правильно…
ЛАКЕЕВ: Погоди, не перебивай. Дни будут сменяться днями. Не будут вянуть розы на вашем ложе, а красота ее…
ВСЕ: Браво… Браво…
ЛАКЕЕВ: Постойте… Курильницы благоухают ароматами, а на ложе, чуть блестя, как перламутр…
ТАБАЧИНСКИЙ: Сысой Афанасьевич… Поэт…
АНЕЧКА: Восторг!
КРЫНКИНА: Как говорит…
ЛАКЕЕВ: Подожди, дай кончить.
ТАБАЧИНСКИЙ: Друг! Дай поцелую…
ЛАКЕЕВ (кричит): А на ложе, как богиня красоты… СПИЧКИН: На руках! На руках вынести… Талант…
ЛАКЕЕВ: Постойте, вы все пьяны. А я поэт… Ее прекрасное тело… (Лакеева подхватывают и несут.) все: Ур-ра!.. Качай его…
ЧТЕЦ: На вопросы сослуживцев, как он провел вчерашний вечер, Табачинский вначале упорно отмалчивался, но потом, наконец, рассказал, как он был на вечеринке у Крынкиной, как объявили о помолвке Спичкина и как все провели время. Он даже увлекся немного и передал все происшедшее со всеми деталями, часто даже имитируя бывших гостей… «Вначале пили чай с коньяком, — рассказывал он. — Лакеев, конечно, опоздал и был пьян. Вошел он с вечной своей развязанностью». И Табачинский изобразил, как вошел Лакеев.
5-я ГЛАВА
правитьЛАКЕЕВ (мрачно): Извините… опоздал…
КРЫНКИНА (так же): Что ж делать… Все под Богом ходим…
ЛАКЕЕВ: Здравствуйте.
НЕОНИЛА: Здравствуйте… (Здоровается со всеми молча. Пауза.)
ТАБАЧИНСКИЙ: А я думал, ты под трамвай попал.
ЛАКЕЕВ: Еще нет.
ТАБАЧИНСКИЙ: Или убили случайно. Теперь просто.
АНЕЧКА: Конечно.
КРЫНКИНА: Пейте коньяк.
ЛАКЕЕВ: Благодарю. Что больше в жизни и делать, как не пить. (Тяжело вздыхает и пьет.)
КРЫНКИНА: Перед закуской, может быть, потанцуете.
АГАНОЧКА: Можно.
ЛАКЕЕВ: Подрыгаем ногами.
ТАБАЧИНСКИЙ: Пока ноги не переломаем. Вот она, жизнь! Эх!
АНЕЧКА: Иногда и не ломаются.
ТАБАЧИНСКИЙ: Бывает.
ЛАКЕЕВ (тоскливо поет)
Я люблю танцевать.
Грусть, тоску заглушать,
Ведь нельзя угадать,
Где нам смерть повстречать.
Мои стихи. С тоски сочинил.
КРЫНКИНА: Прошу закусить чем есть. Небогаты, что делать.
СПИЧКИН (вздыхает): Все бедны-с… Одно утешение най-дем-с, в могиле-с.
КРЫНКИНА: Да-а.
АНЕЧКА (Табачинскому): Каковы духи?
ТАБАЧИНСКИЙ: Очень хороши. Мертвечиной пахнет.
АНЕЧКА: Мои любимые. (Усаживается.) Позвольте мне сыр.
ТАБАЧИНСКИЙ: Это гнилое-то молоко с червями.
АНЕЧКА: Фу… Нет, лучше селедку…
ТАБАЧИНСКИЙ: Там рыбный яд.
АНЕЧКА: Ах, тогда колбасу…
ТАБАЧИНСКИЙ: Могу, но должен предупредить, что ее часто делают из дохлых мопсов.
АНЕЧКА (мрачно): Ничего нельзя есть.
ТАБАЧИНСКИЙ: Ничего.
НЕОНИЛА: Ничего.
СПИЧКИН: Нич-чего… (Пауза.)
ЛАКЕЕВ (наливает): Все равно умереть придется. Лучше уж пьяным.
КРЫНКИНА (вытирает слезы и вскакивает): А я вам радость хочу поведать, дорогие гости: Иван Иванович женится на Неонилочке.
ВСЕ (очень вяло): Поздравляем, поздравляем.
ТАБАЧИНСКИЙ: Поздравляю, хотя не могу одобрить. Жена может изменить, ты сопьешься, смотришь, дети без воспитания ворами вышли и в остроге сидят. А тут еще болезни… смерть.
КРЫНКИНА: Да… да.
ЛАКЕЕВ: Что ж поделаешь! Такова судьба человека. Ванька, говори речь.
СПИЧКИН: Что говорить?.. (Уныло.) Благодарю.
ЛАКЕЕВ: Нельзя без речи. Уж я тогда скажу. (Встает. Говорит монотонно.) Светильники чуть трепещут. Пир в разгаре, и все вокруг веселится… Вокруг двух влюбленных. Но скоро мы увидим их в другом виде. Под балдахином на дрогах, а впереди четверка лошадей…
АГАНОЧКА: Ах, что же это…
ЛАКЕЕВ: Что… Конечно, увидим. И с заступами на кладбище…
ТАБАЧИНСКИЙ: Сысой Афанасьевич, брось, чего уж там…
ЛАКЕЕВ: Оставь, пожалуйста, ты пьян.
ТАБАЧИНСКИЙ: Это ты пьян.
ЛАКЕЕВ: А ее тело, сверкавшее когда-то, как перламутр, теперь…
НЕОНИЛА (мрачно): Уберите его.
КРЫНКИНА: Он оскорбляет нас.
СПИЧКИН: Я-я-с… протестую-с…
ЛАКЕЕВ (мрачно и угрожающе тихо): Погоди… ты не понимаешь… ее перламутровое тело… (Табачинский захлопывает за ним дверь.)
ТАБАЧИНСКИЙ: Я всегда говорил — он кончит самоубийством. Это удел пьяниц.
КРЫНКИНА: Да! Пьяниц.
НЕОНИЛА (тихо): Пьяниц. (Пауза.)
АНЕЧКА: Мы идем домой. Пора.
ТАБАЧИНСКИЙ: Я провожу вас. Теперь за каждым углом притаилось черное преступление. Ножом распорют живот, как Джек-Потрошитель.
АГАНОЧКА: Вы защитите нас.
АНЕЧКА: Мы уповаем.
ТАБАЧИНСКИЙ: Надейтесь. Иногда удается дойти благополучно.
СПИЧКИН: Прощайте. (Вытирает слезы.)
НЕОНИЛА: Прощайте.
КРЫНКИНА: Прощайте.
АГАНОЧКА: Спасибо за удовольствие.
АНЕЧКА: Повеселились, и довольно.
ТАБАЧИНСКИЙ: И тихо на лестнице. Я узнал, что в третьем этаже, кажется, умирает генеральша.
КРЫНКИНА: Если будете живы, приходите.
ТАБАЧИНСКИЙ: Да, смерть сторожит на каждом углу.
АГАНОЧКА: На каждом углу.
СПИЧКИН: Уг-глу-с…
ЧТЕЦ: Прошло 15 лет. Крынкина имела уже 9 внуков и внучат разных возрастов. И часто, сидя за вязанием бесконечного чулка, она вспоминала вечер объяснения Спичкина с Неонилой и свою невинную хитрость. Из памяти многое уже стерлось. Некоторые эпизоды совершенно пропали, некоторые были еще ярки, но вряд ли точны. Табачинского она совсем забыла, а внешность других мерещилась ей как в тумане. И сквозь сверкания чулочных спиц перед ней вставали, как вспышки магния, картины прошлого.
6-я ГЛАВА
правитьЛАКЕЕВ: Я еще выпью. (Неясный шепот.)
КРЫНКИНА: Потанцевать не угодно ли, гости дорогие? Молодежи-то и приятно…
ЛАКЕЕВ: Потанцуем, пока еще на костылях не ходим. А для храбрости выпьем.
КРЫНКИНА: Кушайте.
АГАНОЧКА: Пошли.
ВСЕ: Спасибо, спасибо, Дарья Михайловна.
КРЫНКИНА: Не за что.
ЛАКЕЕВ (Крынкиной): А выкрутас, мамаша, не сделаем с вами?
КРЫНКИНА: Грешит старуха.
НЕОНИЛА: Мамаша, Иван Иванович сделал мне предложение.
СПИЧКИН (на коленях): Молю о согласии.
КРЫНКИНА (про себя): Клюнуло. Что вы, Иван Иванович? Вы еще молоды.
СПИЧКИН: Молю-с.
КРЫНКИНА: Что ж… Я согласна. Благословляю вас, дети мои… (Спичкин обнимает ее.)
ЛАКЕЕВ: Люблю, когда покойники ночами кренделя выписывают.
АГАНОЧКА: Ах, что вы.
КРЫНКИНА: Совсем пьян. (Внезапная темнота, потом яркий свет.) И хотела я вам сказать, мои дорогие гости, радостную новость: Иван Иванович женится на Неонилочке.
ВСЕ: Поздравляем, поздравляем.
ЛАКЕЕВ: Ур-ра! (Обнимает Крынкину и вертится с ней по комнате.)
КРЫНКИНА: Что ты, что ты, батюшка.
ЛАКЕЕВ (начинает горячо и быстро и кончает еле слышно): Я желаю речь. О брачном ложе и Джеке — Потрошителе животов. Господа… Мы тут пируем, а скоро увидим новобрачных на ложе страсти. Что сияющие чертоги в сравнении с телом невесты… атласная кожа не боится ни рыбного яда… а… сыр…
СПИЧКИН (шепотом): Вон!
КРЫНКИНА: Что ловко выдумала?
НЕОНИЛА: Ах, мамаша, он урод и глуп, как пробка.
КРЫНКИНА: Он чиновник, а ты засиделась в девах.
НЕОНИЛА: Я еще, быть может, передумаю.
52 Механический музыкальный инструмент.
53 Тысяча извинений (искаж. франц.).
54 С удовольствием (франц.).
55 Pas d’Espagne — парный салонный танец быстрого темпа. Автор схемы танца и музыки — танцор и хореограф А. А. Царман. Впервые был исполнен в 1901 г. и быстро вошел в моду.
56 Дамы — в большой круг, мужчины налево (искаж. франц.).
57 О [чем-либо] (франц.).
58 Ироничное разговорное название Невской губы, подчеркивающее ее мелководность.
59 Намеренно неправильно.
60 Воров, мошенников.
61 Быстрый (музыкальный размер 2/4) парный чувственный танец бразильского происхождения, приобретший огромную популярность в Европе и России в первое десятилетие XX в.
62 Клеящее вещество из высохшего сока разных видов акаций; с развитием производства полимеров используется редко.
63 Ритмичный танец афроамериканцев, чрезвычайно популярный в Европе вплоть до 1920-х гг.
64 Йозеф Ланнер (1801—1843) — австрийский композитор; один из создателей венского вальса.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьПечатается по авторской машинописной копии: СПбТБ ОРИРК. Фонд «Драматическая цензура». № 27999. На экземпляре печать цензора драматических сочинений Н. В. Дризена: «К представлению дозволено зо сентября 1911 г.» Премьера ее в «Кривом зеркале» состоялась 12, 13 ноября 1911 г. Публика и критики встретили пьесу восторженно.
«Большой успех выпал на долю „Воспоминаний“… Пьеса сделана очень просто и очень остроумно», — писал критик (П. Ю. [Соляный П. М.] «Кривое зеркало» // Театр и искусство. 1911. № 47 (20 нояб.). С. 900—901).
Уже в 1913 г. А. Р. Кугель, рассуждая о современной драматургии для малой сцены, писал: «„Воспоминания“ Б. Гейера — замечательное открытие в области драмы, плодами от которого будут питаться театры в течение многих лет» (Homo novus. «Заметки» // Театр и искусство. 1913. № 40 (6 окт.). С. 797).
Нельзя не привести здесь слова А. Р. Кугеля о Б. Ф. Гейере, и об этой пьесе в частности, из его книги «Утверждение театра»: "Психологически монодрама представляет собой множественную модификацию одного и того же сюжета, ряд «изменений милого лица… Покойный Б. Ф. Гейер дал несколько ценных опытов в духе так понимаемой монодрамы, создав как бы сценический закон естественной модификации явления. Может быть, это не монодрама, а полидрама, хотя дело, конечно, не в названии. Такова, например, пьеса „Воспоминания“. Сюжет „Воспоминаний“ необычайно прост, будничен и даже тривиален, в этом и сила пьесы, и одновременно ее слабость…
В выполнении пьесы много недостатков, но по замыслу и конструкции это не только талантливо, но и в высшей степени оригинально. Художественное первенство истинно сценической монодрамы, несомненно, принадлежит Гейеру. Здесь было органическое слияние формы и содержания. Суть, раскрываемая в „Воспоминаниях“ формою множественного зрения, заключается в том, что мы тщеславны, любим только себя, врем во славу свою, а не чужую, и сами себя обольщаем: что мы не смеем верить себе, может быть, себе-то именно и не должны верить; что сама жизнь наша, в нашем представлении, есть сон и что вообще роковой вопрос: что есть истина? — не допускает ответа» (Кугель A. P. Утверждение театра / П.: Изд. журнала «Театр и искусство», 1922. С. 198—199).