Воспоминания о графе М.А. Корфе (Грот)

Воспоминания о графе М.А. Корфе
автор Яков Карлович Грот
Опубл.: 1876. Источник: az.lib.ru

ВОСПОМИНАНИЕ О ГРАФЕ М.А. КОРФЕ.
(Родился 11-го сентября 1800, ум. 2-го января 1876 г.)

Грот Я. К. Воспоминания о графе М. А. Корфе (Родился 11-го сентября 1800, ум. 2-го января 1876) // Русская старина, 1876. — Т. 15. — № 2. — С. 422—425.

О человеке, занимавшем такое видное положение, как граф Корф, трудно в первые минуты по смерти его сказать что-нибудь новое. Сведения о главных обстоятельствах жизни таких людей составляют общее достояние; интерес могут представлять только подробности или такие стороны ее, которые менее других были до­ступны взорам публики.

Принадлежа к числу лиц, долгое время стоявших весьма близко к графу Корфу, я попытаюсь набросать несколько воспоминаний о нем. Уже в годы моего воспитания в Царскосельском лицее, барон Модест Андреевич начинал приобретать известность, а в глазах лицеистов он уже тогда составлял одну из первых зна­менитостей, вышедших из стен этого заведения. Пушкин, князь Горчаков, Вальховский и барон Корф, — вот имена, которые всех чаще произносились у нас, когда заходила речь о прошлом лицея; про трех последних говорили, что они идут в гору. По выпуске моем оттуда в 1832 году, мне, совершенно неожиданно для меня самого, выпал жребий поступить под начальство Модеста Андрее­вича. Он занимал в то время пост управляющего делами коми­тета министров, председателем которого был князь Виктор Павлович Кочубей. Лицейский профессор И. П. Шульгин, обучавший детей князя, без моего ведома отрекомендовал меня ему, а князь выразил Модесту Андреевичу желание, чтобы я принят был на службу в канцелярию комитета.

Вскоре барон Корф приблизил меня к себе: несколько лет сряду я жил у него в продолжение летних месяцев на даче и получал непосредственно от него служебные поручения; в 1834 г., по назначении его государственным секретарем, и я переведен был им в канцелярию государственного совета. Должность свою он умел окружить каким-то особенным блеском; пользуясь милостью и доверием Государя, умел приобрести авторитет в глазах самых влиятельных членов совета. В отношении к своим подчиненным он был добрым и любящим начальником; от высшего до низшего все могли ожидать справедливого внимания к своим трудам и готовности помочь каждому в нужде. Порядок делопроизводства был доведен до совершенства. Дела решались безостановочно; во всех канцелярских отправлениях господствовала величайшая точность; переписка бумаг отличалась щегольским изяществом; в должность писцов привлекались искуснейшие калли­графы. Барон Корф не даром служил прежде под начальством Сперанского старшим чиновником II-го отделения собственной его величества канцелярии: он обладал мастерством в изложении самых запутанных дел; сжатость и ясность речи достигли под его пером высшей степени, и это искусство усвоивали себе более или менее все работавшие под его руководством. Таким искусством особенно славился в мое время П. А. Теубель, сперва бывший начальником отделения в комитете министров, в последствии также переведен­ный бароном в государственную канцелярию.

Одно неодолимое желание вполне посвятить себя учено-литератур­ной деятельности могло заставить меня отказаться от подобного положения: после восьмилетней службы под начальством Модеста Андреевича, я, скрепя сердце, заявил ему однажды о своей реши­мости принять предлагаемую мне в Финляндии профессорскую кафедру. С дружеским участием он представил мне важность этого шага, но, видя мою твердость, пожелал мне успеха на новом поприще, и мы расстались в самых лучших отношениях, которые никогда уже не изменялись. Да простит мне читатель, если, говоря о чело­веке, столь много для меня значившем в моей молодости, я не сумел вполне воздержаться от подробностей, лично меня касающихся.

В семействе графа Корфа продолжался тот же патриархальный быт, посреди которого он вырос в доме своих родителей и ко­торый я еще застал у его матушки, рожденной Смирновой. Благочестие, полное согласие между членами семьи, гостеприимство, доброта, ласка ко всем были отличительными чертами этого быта. К до­стойнейшей старушке Ольге Сергеевне съезжались раз в неделю все родные и многие друзья. То же происходило часто и в доме Модеста Андреевича. Кто раз сделался вхож в этот радушный кружок, мог быть уверен, что он всегда найдет в нем ту же сердечную, участливую приязнь. Как семьянин, граф Модест Андреевич представлял редкий образец и служил назидательным примером младшим поколениям своего обширного родства. Правда, что ему дано было в удел и необыкновенное семейное счастье: женившись уже 26-ти лет, он в молодой супруги своей нашел драгоценнейшее сокровище — простоту души и неизменно-любящее сердце; их-то влияние, посреди охлаждающего блеска почестей, не давало погаснуть в нем тому священному пламени, без которого, на высших ступенях счастия, трудно сохранить полное сознание своих человеческих обязанностей.

Рано начавшиеся для него служебные успехи не заглушили в нем развившейся еще в лицее потребности Духовных интересов. Он с постоянною любознательностью следил за умственным движением современного мира; особенно, ни одно сколько-нибудь замечательное произведение русской литературы не ускользало от его внимания. В первое время моего сближения с ним, на горизонте ее явилась крупною, хотя и не всегда светлою звездою «Библиотека для Чтения» Сенковского. Барон Корф, по живости и впечатлительности своего ума, не мог остаться равнодушным к новости ее содержания и, быстро поглощая всякую вновь выходившую книжку этого жур­нала, искренно потешался шутовским остроумием его литературной летописи. Чтение лучших русских журналов до конца жизни со­ставляло любимое занятие Модеста Андреевича. Издавна усвоив себе вредную привычку (которая в последствии тяжело отозвалась на его здоровьи) проводить с вечера долгие часы за чтением в постели, он успевал знакомиться и с любопытнейшими явлениями иностранных литератур. Все новое, животрепещущее, сильно манило эту восприимчивую, быстро схватывавшую природу. Естественно, что при таких свойствах граф Корф чувствовал неотразимую потребность в обществе; он не любил уединения и часто говорил, что ему необхо­дима городская жизнь с ее свежими новостями, с ее шумом и разнообразием, что он вовсе не рожден для деревни. Блеск двора и почестей, светская жизнь и тревога имели для него особенную прелесть; но это не мешало ему быть добрым, сердечным человеком, сочувствовать и помогать ближнему, поставленному судьбой в менее благоприятные внешние условия.

Заслуги графа Модеста Андреевича русскому образованию в качестве директора императорской публичной библиотеки так известны всей России, что распространяться о них было бы бесполезно. В этой его деятельности, составившей эпоху в истории нашего книгохранилища, особенного внимания заслуживают его близкие, можно сказать, как бы семейные отношения ко всем своим сотрудникам; смерть не изгладит чувств любви и благодарности в сердцах всех исполнявших его обширные предначертания к обогащению библиотеки и устроению в ней нового порядка.

До последних лет жизни граф Корф изумлял своею неутоми­мою деятельностью и быстротою в работе. Только этим его преимуществом можно объяснить, как он, будучи строгим исполнителем всех родственных и светских обязанностей, употребляя, следова­тельно, довольно много времени на посещения и на общество, успевал исписывать целые кипы бумаги. Говорю не об одних служебных его работах: он, кроме того, находил досуг в продолжение нескольких десятилетий вести свой дневник, тетрадями которого занято множество картонок, исполнял по высочайшим поручениям разные исторические труды, наконец, написал известную биографию своего бывшего начальника, потребовавшую многосложных предварительных исследований и обширной переписки. Вполне ли верен его взгляд на Сперанского, справедлив ли важный упрек в неис­кренности, взводимый им на этого государственного человека, — решит потомство; но и независимо от этих вопросов, названная книга составляет одно из драгоценнейших приобретений русской лите­ратуры шестидесятых годов, не только по обилию и новости сведений, ею распространенных в обществе, но и как памятник нового духа, повеявшего на Россию с первых лет царствования Але­ксандра II.

Входить в обсуждение государственных заслуг графа Корфа не считаю себя в праве; не только для скромного служителя науки, но и вообще для современников еще рано произносить в этом отношении решительный приговор. Другим предоставляю также отыски­вать тени в светлом образе, оставленном личностью графа Корфа в душе всех коротко его знавших: я хотел только сообщить некоторые черты, по которым этот образ всегда останется незабвен и дорог в исторической галерее русских деятелей…

4-го января 1876 г.

Я. К. Грот.