1812 год в воспоминаниях современников
М.: Наука, 1995.
«Воспоминание о 1812-м годе». [1860 г.]
править«Воспоминание» дошло до нас в подборке исторических материалов об Отечественной войне из фонда В. Ф. Джунковского — в составе отпечатанного на машинке очерка Н. И. Соловьева «Из Подмосковных народных преданий и летописных сказаний о войне 1812-го г.» (Л. 36-42). В конце очерка подпись «Член Императорского Военно-исторического общества (по Киевскому отделу), коллежский советник Н. Соловьев. 6-го марта 1910 г. С. Вороново». «Воспоминание» предварено пояснением автора очерка: «Продолжим народные сказания, относящиеся к войне двенадцатого года. Перед нами старинная рукопись, написанная довольно четко не вполне грамотным лицом. Озаглавлена она так: „Воспоминание о 1812-м г.“ <…>». После его текста — заключающие слова Соловьева: «Таково сказание деда, пережившего лихую годину французского года, записанное внуком полстолетие тому назад». В той же подборке исторических материалов о 1812 г. находятся еще две идентичные публикуемому тексту машинописные копии «Воспоминания» (Л. 34-35 об., 43-44 об.).
Совершенно очевидно, таким образом, что Соловьев располагал затерянным ныне автографом записи неизвестным нам крестьянином рассказов об Отечественной войне своего деда. Запись, сделанная «полстолетие тому назад», когда самому деду-рассказчику было около 70 лет, датируется 1860 г. Судя по указанию Соловьева на место составления его очерка — «С. Вороново», принадлежавшее в 1812 г. Ф. В. Ростопчину, вблизи которого — в селе Васюнино Подольского уезда — жила тогда и семья рассказчика, автограф записи хранился до 1910 г. в этих же местах у его потомков.
В начале XX в., в преддверии приближавшегося 100-летнего юбилея Отечественной войны, деятели исторических обществ, губернских архивных комиссий и просто любители старины обратились к собиранию стойко державшихся в народной памяти рассказов о 1812 г. Тогда было записано немало передававшихся из поколение в поколение, бытовавших безымянно устных повествований, близких к историческим преданиям фольклорного типа (Тартаковский Л. Г. 1812 год и русская мемуаристика. Опыт источниковедческого изучения. М., 1980. С. 63-64). К этого рода преданиям или «летописным сказаниям» принадлежал и материал очерка Соловьева. Однако включенное сюда «Воспоминание», хотя и обозначено им как «народное предание», на самом деле является произведением не фольклорного, а собственно мемуарного типа с четко выявленным личностно-памятным, индивидуально-авторским началом.
«Воспоминание» представляет особый интерес как крайне редкие вообще и наиболее ранние из сохранившихся крестьянские мемуары об эпохе 1812 г. В научной литературе было известно до сих пор всего 10 записей мемуарных рассказов крестьян, которых война застала в весьма юном возрасте (собственноручными крестьянскими воспоминаниями об этой эпохе мы не располагаем вовсе). Первый такой рассказ относится к 1865 г., основная же часть была записана известной писательницей, автором книг для народного чтения Т. Толычевой в 1870—1880-х годах (Тартаковский А. Г. Указ. соч. С. 61-64; Прил. Перечень I. № 228, 238, 247, 255, 269, 272, 278, 279, 281, 286). В этих записях зафиксированы преимущественно обрывки детских впечатлений и слухи об отдельных военных событиях. Публикуемое «Воспоминание» более значительно по своему содержанию. В нем очень полно запечатлелась народная точка зрения на наполеоновское нашествие. В русской мемуарной литературе об эпохе 1812 г. это, пожалуй, один из немногих случаев, когда от имени крепостного с подкупающе живыми и точными деталями рассказано о вооруженной самодеятельности крестьян, о созданном ими партизанском отряде со своей организацией и своим укладом военного быта, боровшимся с захватчиками во взаимодействии с регулярными частями русской армии.
1812-й год, год нашествия французов на Россию, я никогда не забуду, так начал рассказ дед мой. Я был тогда уже 22-х лет и женатый, жили мы тогда еще в с. Васюнине*, которое находится в 4-х верстах от Старой Калужской дороги, и вот как-то мы, жители этого села, услыхали, что французы идут к Москве, а наша армия все отступает, мы тут же решили, что нам нужно будет выехать на время из родного села, а тут дня через 4 приехал в наше село наш русский солдатик и сказал нам, чтобы мы из села выбирались. Собрались мы всем миром подумать, куда ехать, подумали и решили ехать в лес гр. Ростопчина, сначала некоторые из наших мужичков сходили посмотреть место, которое и нашли верстах в 7-ми от нашего села. Место было хорошее, это была большая поляна с глубоким оврагом, в котором была и вода, как только нашли это место, собрались мы всем селом и уехали из нашего родного села.
Хлеб же весь и кое-что из имущества зарыли в землю, вскоре к нам на стоянку еще приехали из трех соседних деревень, и так нас собралось там народу много, и как только все расположились, то тут же устроили из себя стражу, которая по очереди караулила днем и ночью обоз, в свои деревни ходили только, когда нужно было испечь хлеба, так как в обозе печей мы не делали, а прочию пищу варили около костров, которые разводили в середине обоза и то только днем, по ночам же боялись, так как все-таки от костров было бы зарево и дым, и который привлек бы внимание французов, имущество, которое подороже и получше, попрятали кое-где в лесу в дуплах старых дерев, кстати сказать, лес, в котором мы остановились, был старый, были, например, такие осины, в дупле которых могли бы свободно поместиться три человека.
Село Васюнино Московск. губ. Подольск, уезда в 60-ти верстах от Москвы. (Прим Н И. Соловьева)
Так и жили мы, благодаря Бога, покойно, без особых приключений до октября месяца, но вот слышим, что французы из Москвы уходят, и вот как-то днем, в первых числах октября, видим на другой стороне, что это наши, русские, видим — лошадей привязали к деревам и идут к нам, и как только стали они сходить в овраг, мы увидали, что это не наши, русские, а французы. Мы приготовились их встретить, были у нас кое у кого ружья, которые зарядили на всякий случай, и стали ждать гостей, из оврага же на нашу сторону подъем был крутой и поросший мелким кустарником, кое-кто из наших подошли к берегу оврага, видим — французы подкрадываются к нам, и как только стали они от нас шагах в тридцати, один из наших, имевший ружье, выстрелил в одного француза и выстрелил удачно, видим ружье у француза из рук выпало и сам он покатился мертвый на дно оврага, другой же, при виде убитым своего товарища, побежал назад к оставленным лошадям, которых отвязал и уехал. Мы пожалели, что упустили его живым, и тут же решили идти и найти наших казаков и сказать им, что у нас были французы, и попросить их приехать к нам, нам почему-то думалось, что французы опять к нам приедут; в этот же день к вечеру посланные наши вернулись, а с ними приехало человек полтораста казаков, да человек двести пришло наших солдатиков, все они встали по ту сторону оврага в лесу, а на другой день около полудня видим, что к нам едут до двухсот человек французов, и все они перебрались через овраг и, не доезжая до нас шагов около ста, остановились, и все они слезли с коней и человек шесть со своим офицером подошли к нам и один из них стал говорить очень плохо по-нашему, по-русски, чтобы мы дали им хлеба… и корму для их лошадей, а ежели, говорит, не дадите, то мы вас всех заберем в плен и все у вас отнимем, и, быть может, он и еще что-нибудь сказал бы, но в эту минуту вдруг раздался бой барабанов, и казаки, выехав из оврага, вмиг очутились сзади французов, а пехота бегом приближалась сбоку, а тут и мы при виде своих, кто с ружьем, кто с топором, кто с косой, а кто и просто с дубиной, тоже стали подходить к французам, французы же увидали себя окруженными со всех сторон, струсили и стали бросать на землю свои ружья и шпаги и все сдались в плен нашим русским солдатикам, только все просили хлеба, нам стало их жалко, мы наварили картофелю и принесли им хлеба, говядины и дали им, и видно было, что они голодны, как они все накинулись на принесенный нами им хлеб и с какой жадностью стали они его есть, некоторые из французов со слезами на глазах что-то говорили, видимо, они благодарили нас по-своему, а мы тоже говорили им ешьте, мол, на здоровье, хлеба у нас много, а потом казатцкий офицер приказал нам запречь четыре подводы, и мы поклали все французское оружие на телеги. А французов же окружили наши солдатики и казаки и погнали их, как будто стадо баранов. А нам казатский офицер оставил на всякий случай человек пятнадцать казаков, да дал нам несколько французских ружей, но уж французы к нам больше не являлись и казаки от нас уехали. Только раз мы человек шесть собрались сходить в свое село испечь хлеба, приходим в село и видим около одной избы стоят лошадей десять или больше, не помню, и около них какой-то человек, мы сначалу подумали, что это, должно быть, наши казаки, но в это время из избы вышло человек шесть французов, мы при виде их бросились было бежать, но французы скоро нас догнали и привели нас в село, тут они стали просить у нас хлеба и обещали отпустить нас, мы же говорим, что хлеба у нас нет, они стали нас бить и грозили даже застрелить, но, на зщастие, мы вспомнили, что в одной избе есть в печи хлеб, о чем и сказали французам, и указали им эту избу, они все бросились в нее бегом, достали из печки хлеб и тут же стали его есть и, видимо, забыли про нас, а мы этим временем, придумали взять их в плен, у одного из нас в подполье была убрана соленая свинина да с полведра водки, и вот мы все это достали и принесли французам, они очень обрадовались этому и стали пить водку, и скоро все напились пьяные, начали петь по-своему песни и плясать, а, наконец, наша водочка осилила их, и все они свалились и заснули, а нам только этого и нужно было, лишь только они заснули, мы первым долгом отобрали у них оружие, а их всех перевязали, а как только французы проснулись, то увидали себя связанными, начали по-своему, как видно, ругаться и грозить нам, но мы уж их не боялись, а подняли их и повели в свой стан в лес, они у нас и ночевали и наутро мы их и лошадей отвели в с. Вороново, где в это время было уже наше русское войско, и сдали их какому-то генералу, который нас поблагодарил и прихватил за это, и с этой поры мы уж не видали больше французов, а потом скоро и переехали из леса в свое родное село и занялись прежними сельскими работами, которых накопилось много за время нашего пребывания в лесу.
Примечания
правитьГАРФ. Ф. 826 (В. Ф. Джунковский). Оп. 1. Д. 191. Л. 39 об. — 41.