Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Критика. Публицистика. Письма. Тома 11—15
Том одиннадцатый. Книга первая. Критика. Публицистика (1840—1849)
Л., Наука, 1989
Воскресные посиделки. Книжка для доброго народа русского. Первый пяток. С.-Петербург, 1844. В типографии Жернакова. В 16-ю д. л. 169 стр.
правитьПри настоящей бедности у нас в книгах для народного чтения писать такие книги — дело очень похвальное. Но писать их, равно как и всякие другие книги, бывают два побуждения: а) желание общей пользы, б) спекуляция, желание пользы личной. Нам дела нет разбирать, которое побуждение было причиною появления в свет «Воскресных посиделок», но наше дело сказать, что эта книга едва ли что-нибудь прибавляет к нашей народной литературе, кроме пяти печатных листов сероватой бумаги. Составлена она очень неловко, по-видимому с незнанием дела и непониманием потребностей русского человека. Мы беремся доказать это фактически, выписками. Вот, например, первая глава, где сочинитель рассказывает русским мужикам то, что они знают гораздо лучше его, именно — что такое посиделки:
«Посиделки — обычное дело в наших селах и деревнях. Та и настоящая хозяйка, которая созывает часто молодежь на посиделки. Тут соберется душ двадцать пять или тридцать в одну светлицу и засядут, кто где и кто как: кому удалось на лавку сесть, сядет на лавку, кому не удалось на лавку, взлезет на окно, а другие так вповалочку по полу. Самые почетные гости на печку вскарабкаются. Середи избы горит и трещит лучина, от которой искры скачут вправо и влево. Девки и молодицы песни поют так громко, что можно слышать далече, и будто работают: перед каждой кудель льна и веретено. Но сами посудите, какая уж тут работа, когда с девками и молодицами сидят веселые парни и молодцы, а порой и бородатые мужики, которые, побывав у „Ивана под елкой“, хохочут громче других. Рассказам, сказкам, присказкам нет конца. Разговор ведется о разных пустяках, а порой и о таких вещах, что стыдно и гадко слышать разумному и доброму человеку. Вдруг старая баба примется старую сказку рассказывать про Бову Королевича, про Сивку-Бурку, вешнюю каурку, про Ивашку Белую рубашку, про домовых, про леших да про оборотней. Баба всё рассказывает, сидя на печке; девки ни гугу, петь перестали, а только исподтишка похихикивают. Пока баба старая рассказывает старую сказку, запахло горелым. Уж не пожар ли, полно? Нет, а только загорелась длинная борода пьяного мужика, который спьяна наткнулся на горящую лучину и запалил себе бороду козлиную Завопил мужик: и стыдно ему, и досадно, и бороды-то длинной жаль А девки и парни в хохот! Потушили, однако, как-то пожар на бороде мужика, вылив на него полведра студеной воды. Встал мужик с полбородой и хочет идти из избы вон, и умно: коли сдурил, что пришел женатый мужик на посиделку, позабыв свой закон, так лучше с полбородой, чем без бороды, подобру-поздорову уйти. Да нелегкое дернуло старуху, что сказки рассказывала, над ним посмеяться, а уж как старуха засмеялась, так и все рады случаю глотку разинуть. И ну девки хохотать, а с ними и парни и бабы, потому что на окне стоит к_о_с_у_ш_к_а, к которой не раз прикладывались все без изъятия, и от этого у всех ум зашел за разум. Это взорвало мужика, он и схватил старуху за шлык да ну ее трясти, а та закричала благим матом. За ведьму все вступились и к мужику приступили. Вот и пошла рукопашная: крик, шум, хоть святых выноси. Один парень лучину погасил. Темно, как в волчьей яме. Наконец кто-то сжалился и принес огня. Мужика меж тем избили на чем свет стоит и вытолкали на улицу. Все опять собрались, опять долго хохотали, а напряли много ли? Да почти ничего. Зато на другой день — как одни молотили, другие лен белили, хлебы сажали да капусту рубили, сколько, сколько было россказней о вчерашней посиделке, а от этого хлеб обмолотили из рук вон дурно и караваев немало посожгли. Оно так и быть должно».
Как всё это неловко, натянуто, некстати! И, кроме того, здесь есть даже нелепость. Обратите внимание на фразу, напечатанную в нашей выписке курсивом. Спросите у знающих людей, что значит «косушка», и они вам скажут, что косушка — четвертая доля штофа, обыкновенная порция русского человека, от которой он не бывает не только пьян, но даже и навеселе. А у сочинителя перепились косушкою и бабы, и девки, и парни! Это, конечно, промах неважный, но очень невыгодный для сочинителя: бородатые читатели (если только они у него будут) никак не простят ему такой ужасной обиды, доказывающей грубое незнание их натуры, и, дочитав книжку до этого места, дальше читать не будут.
Не хотите ли знать, как толкует сочинитель пользу просвещения и извиняет случайный вред (это в особенности было нужно), который производит оно, привитое к людям испорченным? Читайте:
«Подлинно, кто чем больше знает доброго и хорошего, тот тем не только умнее, но и добрее, честнее и полезнее. Человек, который ничего не знает, пи к чему и не полезен. Это словно недошитый сапог: радеть его на ногу нельзя, выставить напоказ также не годится, сбыть и слепому покупщику не удастся. Должно стараться ум свой просвещать, а для просвещения ума надобно знать грамоту, письмо, счет: без этого ничего толково узнать, запомнить и рассчитать нельзя. Подлинно уж, что:
Только знайте, добрые люди, что есть и ученье и просвещенье всякое. Иной просветит ум всяким знанием, а сердчишко у него гадкое, злое, подлое. Вот он на зло и знание-то свое направляет. Умея читать, читает книги, для него непонятные, толкует их по-своему, и выходит ералаш. Умея писать, пишет самые вредоносные ябеды и клеветы, забывая, что где рука, там и голова. Выучась считать, всячески старается обсчитывать в расчетах. Такие люди кончают на площади под кнутом палача, в сибирских рудниках или в арестантских ротах. Но разве грамота и счет этому причиною? Нет, тут причина в том, что люди эти мало помышляют о часе страшного суда, не читали закона божия, не посещают охотно храмов божиих, ведут жизнь нечистую, распутную, неугодную богу, святым его угодникам. Таким людям, конечно, ученье вредно, и к ним можно применить слова Спасителя: „Не мечите бисера перед свиньями, да не попрут его ногами“».
Но всего интереснее, что в «Посиделках» попадаются и стихи. Все они вложены в уста бессрочноотпускного Штыкова. Вот о картофеле:
Картофель — харч благословенный,
Во время скудости для всех бесценный.
И хлебом кто нуждается,
Картофелем нередко пропитается.
Картошки и вкусны, и сытны, и сладки,
Поганства в них нет, и лишь гадки
Те люди, которые мнят,
Что богом картофель проклят.
Для чего ж эти стихи мужикам? Скажут: «Для того чтоб защитить картофель и научить мужиков писать такие же стихи?..» Избави бог! избави бог!.. У нас уж и так много стихотворцев… Да и что выиграют мужики, научившись писать такие стихи?.. Что выиграет свет? Довольно, что их пишут и составители плохих книжонок… Впрочем, главная цель стихов — защитить картофель. Это доказывается и припискою, следующею за стихами: «А уж точно, чего не выдумывано о бедном картофеле! Одни его называли чертовым яблоком, другие — грешным плодом, третьи уверяли, что коли будешь есть картошку, так дети не родятся, а всё пойдут кутята. Чего, подумаешь, не выдумает глупость и упрямство!»
Так-то толкует сочинитель русскому человеку, что полезно, что вредно. Расхвалил картофель, разбранил людей, зараженных предрассудком против картофеля, — и делу конец! Метода хороша и легчайшая. Сочинитель постоянно ее держится, и оттого книга его состоит вся попеременно из похвал и охуждений. Хорошее он хвалит, дурное — бранит, бранит с особенным жаром, как человек, убежденный, что чем сильнее будет порицание дурного, тем скорее мужики от дурного отвыкнут; иногда даже изобретает совершенно новые бранные речи, не говоря уже о том, что повторяет все старые. Если сочинитель и при последующих книжках «Воскресных посиделок» будет держаться той же системы, то из этого издания со временем составится довольно полный лексикон похвал и порицаний.
Но вот еще стихи, которых нельзя не привесть. Прочтите и судите:
Нечистота в избе, нечистота в пекарне,
Смердит, воняет, как в хлеву или свинарне;
И можно ль есть тогда приятно щи и хлеб,
Коль нет столовых, где в опрятности потреб?
Неряхам стыд, позор! Так берегитесь, женки,
Чтоб не дал вам за то хозяин ваш погонки.
Опрятность в хижинах — здоровию помога,
Вонь, сырость, дым и чад ко смерти есть дорога;
В жилищах чистоту блюдите вы, селяне, —
Вить не чуваши вы, но русские крестьяне.
Феклист живет умно; он вам пример дает
Для продолжения множайших в жизни лет.
Таковы «Воскресные посиделки». Нельзя не похвалить цели; но исполнение самое жалкое. Впрочем, есть еще время поправиться: это только первая книжка, а всех, говорят, будет десять. Или должно позаботиться, чтоб остальные девять были лучше, или незачем их и выпускать в свет.
КОММЕНТАРИИ
правитьПечатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: ЛГ, 1844, 24 февр., № 8, с. 151—153, без подписи.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IX.
Автограф не найден.
Авторство Некрасова в отношении цикла рецензий на «Воскресные посиделки» Бурнашева и примыкающей к ним статьи-фельетона «Письмо ***ского помещика о пользе чтения книг» (см.: наст. изд., т. XII) установлено К. И. Чуковским (см.: ПССт 1927, с. 416, 557). В примечании, сопровождавшем эту статью-фельетон в «Литературной газете», сообщалось, что она получена «от г. Пружинина» (один из псевдонимов Некрасова) (1844, 20 апр., № 15, с. 267—270; см. также: ПСС, т. IX, с. 719). С комментируемым циклом связана и рецензия на «Опыт Терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного» Бурнашева, также принадлежащая Некрасову (указано Г. О. Берлинером — см.: ПСС, т. IX, с. 719—720).
В. П. Бурнашев (1812—1888) — агроном, писатель и журналист, автор и составитель книг для детского и «народного» чтения, в 1842—1844 гг. служил помощником директора удельного земледельческого училища, пользовался репутацией знатока вопросов земледелия и народной жизни, в 1841—1843 гг. сотрудничал в «Отечественных записках». Впоследствии Бурнашев — сотрудник, затем редактор булгаринского журнала «Эконом» (см.: Лесков Н. С. Первенец богемы в России. — ИВ, 1888, № 6, с. 534—564).
«Воскресные посиделки. Книжки для доброго народа русского» — одно из многочисленных псевдонародных изданий 1840-х гг., порожденных успехом «Сельского чтения» В. Ф. Одоевского и А. П. Заблоцкого (о последнем см.: наст. кн., с. 422), после которого, по словам Белинского, «потянулись книги о „Былом на православной Руси“, „Сельские беседы для народного чтения“». «Из всех этих книжиц, — отмечал далее Белинский, — самая нелепая, дикая и бездарная и вместе с тем самая назойливая есть, без сомнения, „Воскресные посиделки“» (т. VIII, с. 247), издававшиеся Бурнашевым в течение 1844—1845 гг. отдельными выпусками («пятками») (в 1844 г. вышли первые пять «пятков», в 1845 — шестой и (одним выпуском) седьмой-десятый «пятки»). Эти лубочные сборники заполнялись примитивными морализаторскими «былями», «бывальщинами», притчами, баснями, пословицами.
Рецензия Некрасова на «первый пяток» «Воскресных посиделок» появилась раньше соответствующей рецензии Белинского. В рецензии на «второй пяток» Некрасов обратил внимание на перепечатку Бурнашевым (без ссылок) устаревших стихотворений из издания Экономического общества «Деревенское зеркало, или Общенародная книга» (ч. 1-3. СПб., 1798—1799). Белинский впоследствии (в рецензии на «шестой пяток») детально демонстрирует зависимость «Воскресных посиделок» от этого источника (т. VIII, с. 362—367).
С. 167—168. "Посиделки — обычное дело в наших селах и деревнях, ~ Оно так и быть должно. — Цитируется «первый пяток» «Воскресных посиделок» (с. 1-4).
С. 168. …четвертая доля штофа… — Штоф — старая русская мера жидкости, равная 1,23 л.
С. 168—169. «Подлинно, кто чем больше знает доброго и хорошего ~ не попрут его ногами». — Цитируется «первый пяток» «Воскресных посиделок» (с. 18-19).
С. 169. Картофель — харч благословенный ~ Чего, подумаешь, не выдумает глупость и упрямство!" — Стихи и приписка цитируются из «первого пятка» «Воскресных посиделок» (с. 32). См. иронический намек на стихотворение Бурнашева в романе Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (наст. изд., т. VIII, с. 187, 745).
С. 169…. научить мужиков писать такие же стихи?.. — Это насмешливое предположение реализовано в фельетоне «Письмо ***ского помещика о пользе чтения книг».
С. 170. Нечистота в избе ~ Для продолжения множайших в жизни лет. — Цитируется «первый пяток» «Воскресных посиделок» (с. 159).