Константин Андреевич Тренев.
Вор
править
Вьюга еще перед вечером загудела над хутором, и маленькие хуторские избушки, в беспорядке разбросанные по склонам и на дне степной балки, выглядывали теперь из-под сугробов только своими крышами.
В полночь Тарас Гальмак, разбуженный перекликаньем петухов, одел излатанный полушубок и вышел во двор подбросить корма своей единственной лошади и двум овцам.
Он пошел к защищенной от ветра скирде соломы и полез рукой за ключкой, чтобы надергать корма.
Вдруг он наткнулся на что-то твердое. Он торопливо развернул солому, нащупал обутые в сапоги человеческие ноги.
— Господи Исусе! --прошептал он, в испуге отскакивая прочь.
Набравшись смелости, он снова дотронулся руками до найденных ног. Ноги зашевелились и полезли внутрь скирды.
— Кто тут?! Озывайся! — закричал Гальмак.
Ответа не последовало.
— Гвалт, рятуйте! --закричал он что было силы. — Воряка!
Найденные ноги не шевелились, а Гальмак все кричал:
— Рятуйте!
Страшно было и дальше раскрывать находку, не хотелось и упустить вора. И Гальмак, стоя возле скирды, неистово кричал:
— Рятуйте, кто в бога верует, злодиака залез!.. Пара-ска-а!
На крик из хаты выбежали раздетые жена и подросток-сын.
— Мерщий, по сусидах бежи! --скомандовал Гальмак мальчику. — Воряка в ожереде лежит.
— Ой лишенько, пропали ж теперь кобылочка и ове-чата! — заголосила Параска.
— Караул, воряка! --кричал Гальмак. Тощий тенор его, пересекаемый визгливым дискантом Параски, врезывался в завывание вьюги и быстро таял.
Сбежались разбуженные мальчиком соседи. Все были вооружены: кто вилами, кто топором, бабы с кочергами и рогачами. А Трохим Стовба, при своей впечатлительности, притащил зачем-то горшок.
— Вылазь, злодиака! --кричали хуторяне. — Вылазь, бо все равно вытащим!
«Злодиака» не шевелился. Его схватили за ноги и вытащили из соломы. Вор спешно поднялся на ноги и стал протирать глаза. Маленький, тщедушный, в латаном полушубке, в низенькой шапчонке из облезлых смушек, с завязанными ситцевым платком ушами, он бросил косой пугливый взгляд на окружившую его грозную толпу и заговорил беспечным тоном:
— Здравствуйте, господа-братцы! Как, приблизительно, здоровьячко?
Он протянул было руку ближайшему мужику. Тот отбил ее вилами. Вор не заметил этого, но руки уже не протягивал.
— А я, приблизительно, сплю вот тут здесь, — продолжал он тем же беспечным тоном, — аж слышу это во сне крики, приблизительно, и тревогу. Слышу это, господа-братцы, а проснуться, приблизительно, никаким манером не могу. Да уж спасибо, кто-то за ноги меня разбудил, приблизительно…
— Чего ж тебя чертяка занесла сюда в солому?! — спросил толстый Скиба.
— Под коней соколик подкрадался, — заметил Василь Заяц. — Ждал, пока позаснули!
— Эх ты ж каторжная худоба! — завыли бабы.
— Нет, господа-братцы, — отвечал вор, — это вы даже напрасно! Я даже не имел этого дела, приблизительно, в планировке. А действительно, как маршировал я, приблизительно, по завирюхе и сбился, понимаете, с маршуту, так что еще с вечера и приткнулся к вашему поселению, к этой вот штаб-кватере, и так что сделал, приблизительно, в соломе привал…
— Да ты нам, бисов пройдисвет, не замазывай тут рот своими благородными словами! Ежели ты добрый человек и без худого намерения, так почему ты в хату не попросился, а в солому залез?
— Это, приблизительно, вы верно говорите: осечка, значит, у меня в мыслях вышла…
— Вишь ты, ученый! Погоди, мы тебя обучим до света!
— Совершенно даже напрасно… — начал было вор.
Скиба размахнулся и влепил ему затрещину. Вор полетел на землю, поднялся и, не обращая внимания ни на удар Скибы, ни на полученные пинки сапогами в бока, продолжал:
— Совершенно даже напрасно, потому что я с маршуту сбился, приблизительно…
— В хату его потащим, в хату, — закричали кругом.
— Позвольте ж, господа-братцы, — заявил он. — В соломе там мой, приблизительно, ранец, торбиночка, понимаете, полотняная, чтобы, дескать, не затерялась, приблизительно.
Порылись в соломе и нашли маленькую полотняную сумку. Вора и его сумку потащили в хату. Зажгли огонь. Мужики расположились на лавках, бабы у печки, детишки, завидевши вора, в испуге попрятались на печке. Вор остановился среди хаты.
— Здравствуйте вам, хозяин, хозяюшка, малы детушки, в вашей хате, приблизительно! — проговорил он, держа руки по швам.
С него сбили шапку. Фигура вора предстала в еще более жалком виде: коротко остриженная продолговатая голова с узким затылком и маленьким сморщенным лбом над бесцветными, испуганно остановившимися глазами, бритый подбородок, редкие рыжеватые усы, вокруг которых происходили жалкие потуги на улыбку…
— Паныч! — презрительно усмехнулся Скиба, посмотревши на эту остриженную голову.
— А ужасно, приблизительно, сильные завирюхи стоят! — продолжал вор. — И так что ежели на градуснике, приблизительно, применить, то на много градусов холоду наберется! Вот, господа-братцы, когда я служил, приблизительно, на Капказе…
Молодой парень, стоявший подле него, размахнулся во всю руку и ударил его в ухо. Вор полетел к противоположной стенке и встретил кулак парня, стоявшего с другой стороны.
— Признавайся! --закричали в хате. — Признавайся, а то все равно убьем!
Вор молчал и всхлипывал.
— Говори, кто ты! Ну!.. В торбе у него нужно посмотреть! Там они, братчики, разные воровские причандалы носят.
— Нет! Спервоначалу нужно раздеть его да посмотреть, нет ли в кармане под одежей примусий. Раздевайся!
Вор снял полушубок и очутился в какой-то куцей ватной поддевке без фалд. Тщедушная фигура его представляла теперь что-то общипанное, еще более жалкое.
— Какой же он поганенький!.. Обсмыканный!.. — послышались жалостливые восклицания баб.
Полушубок осмотрели — ничего не нашли, приказали снимать куцую поддевку. В кармане нашли старенький дешевый портмоне. Там оказались истертая рублевая кредитка и несколько медных монет. Развязали сумку и стали вытаскивать оттуда вещи. Вытащили пару белья, лоскут старого ситца с иглой, ломоть хлеба, кусочек мыла, маленькое зеркальце.
— Такой пакостный да еще и в зеркало смотрится! Тьфу! --возмутился женский персонал.
— Это, понимаете, когда, приблизительно, поброешь-ся али так вообще, — заговорил пришедший в себя вор.
Вслед за зеркальцем из сумки извлекли две маленькие книжки.
— Вот это, понимаете, сонник, — стал он объяснять. — И вот эта картинка на палитурке изображает, как молодая девица, приблизительно, спит в сновидении, и снятся ей всякие благородные видения: приятные кавалеры и также кушанья…
— Вишь, чертов брехун, как зубы заговаривает! — возмутился Скиба. — Смотрите, что там еще есть в торбе.
На дне торбы оказалось два гвоздика и заржавленная гайка.
— Воровская примусия!
— Эту штучку, приблизительно, я на железной дороге нашел, когда маршировал там. Я ее вам подарю, в хозяйстве пригодится.
— И вор-то хоть бы путний, с припасами, а то так, кат знает что! — возмутился Стовба.
— Ну, а теперь мы тебя своим судом судить будем. Ты знаешь, как конокрадов своим судом судят? Перво-наперво признавайся: ты в прошлом году у меня и Зайца коней покрал? Признавайся, меньше муки будет. Ну, говори: сам крал или с компанией? Говори! Всех выдавай-- тебе легче будет.
— Еже-ей, господа-братцы, клянусь честью, приблизительно, что ни на чью шкапу-лошадь я не имел прицелу.
А как сбился я, приблизительно с маршруту и в соломе, понимаете, привал сделал…
Скиба развел кулак и дал им вору в зубы. Вор полетел навзничь, под ноги Стовбе. Тот ударил его носком сапога в лицо. Из ссадины по щеке потекла кровь. Вора подняли и поставили на ноги.
— Водички мне… — проговорил он, выплевывая кровь изо рта. Жена Гальмака поднесла ему воды.
— Бедный, бедный ворик, — соболезновали бабы.
— Так признаешься или нет? Признавайся! Вас одна шайка!
Вор молчал.
— Признаешься? — переспросил Заяц и дал ему новую затрещину. Кулак с противоположной стороны поддержал вора на ногах. Вор сел на лавку.
— Покурить, господа-братцы…
— Куда ты?! Садиться! --крикнул Скиба, стягивая его с лавки. — Вишь ты, пан какой!
— Бедный, бедный ворик! — причитывали бабы. — Ша-лапутный он какой-то!
— Придурковатый он, пустить бы его целого.
— Точно, господа-братцы, — заговорил вор, — что я мыслями не особенно. Через это, приблизительно, я и в военной службе при кухне… Отпустите меня, приблизительно… Побили немножко и довольно бы. Я вам за это, понимаете, водочки поставлю.
— Греха с ним не оберетесь, как замучите, --убеждали женщины.
— А ты признайся! Тогда, может, и не замучим.
— Ну, еже-ей, клянусь честью, что я не шпион и не лазутчик. А как сбился с маршуту и к этой, понимаете, штаб-кватере пристал, а чтобы на какие-нибудь вылазки или мародерства я никогда…
— Так чего ж ты в хату не попросился, когда ты добрый человек?
— Говорю ж, осечка в мыслях вышла. Ну, а только я бы, приблизительно, водочки купил и книжечки подарил бы и гайку… Платочек этот тоже…
Мужики, видимо, начали колебаться. Бабы настаивали на том, чтобы не мучить.
— Оно, положим, верить вашему брату-пройдисвету нельзя, — заметил Скиба. — Ну, а только ежели могарич будет…
У вора взяли деньги и послали за водкой.
Через несколько минут вся компания сидела за столом и пила водку. Вору тоже изредка подносили. Он рассказывал о военной службе и соннике.
Когда деньги вора пропили, принес Гальмак водки за свои: за спасение кобылы.
Компания уже подгуляла, шум наполнял хату.
Не сам иду,
Коня веду
До дивчи-ииы в гости!..
— Господа-братцы, давайте, приблизительно, военную споем:
Гром гремит, земля трясется,
Гуркин на коне несется! —
затянул вор фальцетом.
Заяц подкрался к нему сзади, ударил его в ухо и снова сел за стол с самым невинным видом.
— Да не бейте, Василь Иванович, будет уже, — заметили бабы.
— Нельзя ж: вор! — убедительно заметил Василь Иванович.
— А вот, понимаете, книжечка о Жар-птице, чрезвычайно интересные похождения о том, как Иван-Царевич…
— Слушай, голубчик, — заговорил Стовба, положивши голову на стол и любовно заглядывая вору в глаза, — душа любезная! Ну отчего ты не признаешься?.. Вот сукин сын!.. — закончил он, качая головою и обращаясь к компании за сочувствием.
— Ну, пей! --подносил он вору через несколько минут.
— За ваше, приблизительно, здоровьячко!
— А руки-ноги мы тебе, должно-таки, повыворачи-ваем: нельзя ж, нужно!
— Нет, господа-братцы, это совершенно лишнее дело, — беспечно ответил вор. — Я ж, понимаете, не шпион и не лазутчик и не мародер, приблизительно.
— Хоть ты и дурной, а ученый, — заключил Стовба, — жаль, что нашего солдата Левки дома нету: тот мог бы с тобою говорить по-ученому. О, тот мо-ожет!
Заяц подкрался, ударил вора, снова спрятался.
На рассвете вора решили отпустить на свободу.
Вьюга все бушевала, дороги занесены были снегом, хаты, сарай скрывались в снежной мгле.
Получивши свободу, человек вышел из хутора и также скрылся в этой грозной мгле.
<1902>
Источник текста: Повести и рассказы / К. Тренев; Сост. и предисл. М. О. Чудаковой. — Москва: Сов. Россия, 1977. — 350 с.; 20 см.