Гр. Л. Е. Комаровской
Я обругал родную мать.
Спустил хозяйские опалы.
И приходилось удирать
От взбешенного принципала.
Полураздетый, я заснул,
Голодный, злой, в абруцкой чаще.
И молний блеск, и бури гул,
Но сердцу стало как-то слаще.
И долго, шалый, по горам
Скакал и прыгал я, как серна.
Но, признаюсь, по вечерам
На сердце становилось скверно.
С холодных и сырых вершин
Спущусь ли в отчую долину?
Отдаст ли розгам блудный сын
Свою озябнувшую спину?
Нет. Забывая эту ширь,
Где облака бегут так низко,
Стучись, смиренный, в монастырь
Странноприимного Франциска.
Доверье, ласка пришлецу.
Меня берут – сперва как служку.
Пасу овец, или отцу
Несу обеденную кружку.
На всё распределенный день:
Доят коров, и ставят хлебы,
И для соседних деревень
Вершат молитвенные требы.
Или на сводчатой стене
Рисуют ангельские кудри...
А после мессы, в тишине, –
Дела еще смиренномудрей.
Постятся. Спаржа и салат.
Лишь изредко крутые яйца.
Из мяса же они едят –
И тоже редко – только зайца.
Послушен, кроток, умилен,
Ищу стигмат на грешном теле.
Дни чисты. Разум усмирен.
И сновиденья просветлели.
На пятый месяц, наконец,
Дрожит рука, берусь за кисти.
Ее, гонявшую овец,
Господь направи и очисти!
Ползком вдоль монастырских стен
На ризах подновляю блики.
Счищаю плесень: едкий тлен
Попортил праведные лики.
Мадонна в гаснущей заре.
Святой Франциск, святой Лаврентий,
И надписи на серебре
На извивающейся ленте.
Или с востока короли,
В одежде празднично-убранной,
В чалмах и перьях, повезли
Христу подарок филигранный.
Или под самым потолком,
Где ангел замыкает фреску,
Рисую вечером, тайком,
Черноволосую Франческу.