Возрождение Германии
правитьСочинители тетрадок, издатели журналов и рецензенты истощают весь запас разума своего на похвалы, сплетаемые возрождению Германии и виновникам оного. Пристрастные зрители заранее пророчествуют о счастливых следствиях сей перемены. Систематики пишут учебные книги о новых законах, хотя доныне еще не положено прочного им основания. Только изредка слышится голос человека мыслящего, который не верит появлению сего феникса, видит разрушение, ожидает прославляемого возрождения, ежели только оно когда-либо сбудется, и чувствует, что любезное отечество его вычернено из списка государств независимых.
Увидев в марте месяце Минервы статью с надписью Nil disperandum, я подумал было, что сочинитель ее принадлежит к числу сомневающихся политиков; я надеялся найти голос патриота, который не ослепляется пустыми призраками, видит нынешнее положение Германии, знает, что оно весьма худо, но не отчаивается в поправлении. Ожидание мое утвердилось еще более, когда приметил я, что начало статьи изуродовано, или от страха или по принуждению. Сочинитель говорит о потерянной независимости; видит вокруг себя пустоту и разрушение. Может быть в строчках выброшенных говорено было о невозвратной погибели, о вечном уничижении, о всегдашнем рабстве. Он, как истинный немец, печалится, однако не предается отчаянию; надеется лучшего жребия в будущем, основывая упование свое на великих исторических событиях.
Так! — говорит каждый читатель сам себе — автор статьи без сомнения думал об Ахейском союзе и царе македонском, о ломбардах и Фридрихе Рыжебородом, о швейцарцах и Австрии, о Вильгельме Оранском и Филиппе II, или, что к нам немцам гораздо ближе, о Германне и Августе, Морице Саксонском и Карле V, Густаве Адольфе и Фердинанде, Фридрихе Великом и целой половине Европы. Так! сими примерами он хочет поселить надежду и бодрость в сердцах своих одноземцев!
Но читатель скоро узнает свою ошибку.
Где это лучше основанное и крепче составленное здание, долженствующее заменить ветхую готическую храмину Немецкой империи? Не ищите его в нынешнем Рейнском союзе, ибо всякому благомыслящему немцу известно, что он не есть союз Германии, не есть союз государств добровольно соединившихся. Он не имеет единства, и даже тогда не имел бы его, когда, по желанию сочинителя, все прежние чины империи были бы включены в число членов союза. В том не видно еще никакого единства, что принадлежащие к Рейнскому союзу подчиненные высшей власти, имеют равную обязанность подданных своих отдавать в службу чужой державы, как скоро она потребует сей жертвы: а без единства не может быть никакого союза; без него разрушенные части никогда не могут составить целой машины. Правда, что войска некоторых государств Немецких соединены довольно крепко, или лучше сказать, военная сила Германии вокруг обложена цепью, коей оба конца находятся в мощной руке повелителя, управляющего ими по своему желанию: вот все, что сделано по разрушении Немецкой империи. Тут не только не видно основания для будущей независимости, но в том то и состоит главное препятствие.
Кроме князя Примаса, ни один из государей немецких не показал намерения заботиться об уложении. Данное им самодержавие по-видимому ни для чего более не служит, как для взаимного их отчуждения. Говорили о предполагаемом сейме; наконец о нем забыли. Приготовлен акт уложения; но он, тому уже несколько месяцев, лежит в Париже. Мечтали об ареопагах, о которых доныне ничего неизвестно. Ожидали благих следствий от деятельности Иоганна Миллера; но он сложил с себя звание государственного секретаря, и единственно занимается учебными заведениями в Касселе.
Какую выгоду получило единство управления от того, что князья Сольмский, Видский, Сейнский, Лейнингенский и многие другие лишились владений своих, а на место их помещики малых деревень сделаны владетельными князьями? Какая в том польза, что вместо прежних государей, довольно дельных, приняты в союз князья слабые, и объявлены самодержавными?
Сочинитель говорит, что низложенных князей постигло праведное мщение Немезисы и что они явили себя недостойными уважения. Столь дерзновенный приговор дает нам причину думать, что сочинителю более известны таинства Рейнского союза, нежели нам простым людям. Где мы ничего не видим кроме случая и решительного произвола, там он ясно усматривает дальновидные намерения, полезные распоряжения. Жаль только, что ему не угодно было сказать, кто именно сии жертвы праведного мщения Немезисы; жаль, что не упоминает о тех преступлениях, за которые низверженных князей исключил из числа государей достопочтенных.
Говоря о повинности немецких государей отдавать войска свои в чужое распоряжение, сочинитель предлагает вопрос: «Разве Германия не обагрялась кровью за дом австрийский?» Мы будем отвечать вопросами же: Когда Австрия для собственной своей войны требовала войск от чинов имперских? Когда все войска Германии были в распоряжении австрийского дома? Не каждый ли раз надлежало определять на сейме о войне, ежели она касалась до чинов империи? Теперь, напротив, не от произволу ли одной особы зависит приказать немцам сражаться за чужое государство? Сочинитель может быть еще не знает, что сверх определенного участка недавно от Рейнского союза потребовано 20,000 рекрут для французского войска.
Нельзя не согласиться с господином сочинителем, что все желают общего мира, но ежели он думает, что к нему уже проложена дорога и что мир скоро совершится, то грубо ошибается, не ведая о происшествиях света. «Англия клонится к упадку, для Франции мир весьма нужен; император желает мира». Из сих положений второе можно принять за неоспоримое; первое и третье сомнительны. Господин сочинитель знает сокровеннейшие намерения такого монарха, который не объявляет их никому, ниже ближайшим своим министрам, и даже в то время, когда производит оные в действо! Господин сочинитель уверяет, что Франция, имея удобный случай отечество наше превратить в свою провинцию, великодушно отреклась от сего приобретения. Кто ж из новых государей может похвалиться, что в управлении важнейших частей действует совершенно по своей воле? Сам Нестор государей немецких не должен ли был ввести у себя перемены по руководству чуждой власти? Не был ли он принужден законы своего отечества приноровить к уложению французскому? Не делаются ли и в других местах приготовления к принятию чуждых законов? Одно из сильнейших государств Рейнского союза, Вестфальское королевство, не образуется ли по французским обычаям? Не очевидно ли, что все немецкое исчезает, не исключая даже наименований? Обер-амтманны превращаются в префекты, биргермейстеры и сельские учителя в мэры, городовые магистраты в советы муниципальные, амтманы в супрефекты и мирные судьи, оберфорштмейстеры в inspecteurs des sorets и проч.?
Великому герцогству Бергскому предстоит равная участь. Вестфалия и Берг по-видимому должны быть образцами для устроения нового порядка в прочих частях Германии. После сего пускай сомневается, кто хочет, будто Германия и теперь еще не есть провинция Французской империи!
Возрождение Германии: Nil sperandum: [Об утрате единства и самостоятельности Германии]: (Из Архен[гольцевой] Минервы, [март]) // Вестн. Европы. — 1808. — Ч. 41, N 18. — С. 146-153.