М. Н. Катков
Возобновление злоумышленных попыток в России
править
Все в России спокойно. Как никогда не было у нас, так нет и теперь ничего похожего на то, что зовется революционными элементами; у нас нет ни пролетариата, ни рабочего вопроса, ни претендентов, ни организованных политических партий, домогающихся власти. У нас не было революционных элементов, но была на Россию накинута революционная сеть. Революционных элементов не было, но была искусственная фабрикация их. Они фабриковались не из народа, но, напротив, посредством разобщения с народом, с его жизнью, с его духом, с его историей, — фабриковались из детей, из учащейся молодежи, которую злоумышленная пропаганда уловляла в свои сети. При прежнем состоянии нашей школы, при крайнем упадке дела воспитания и учения фабрикация эта была делом легким; был наработан многочисленный контингент обезумленных, нафанатизованных молодых людей, которые были рассажены по клеткам неведомой им организации и которым всякий возврат в Божий мір был отрезан. Эти погибшие люди натравлялись неведомою рукой для неведомой им цели на преступные покушения и злодейства. Ошибочная политика, которой держалось правительство, недоразумения и смуты, ею порожденные, способствовали развитию зла. Если бы наша школа оставалась в прежнем положении и если бы правительство продолжало идти тем же путем, нет предела бедствий, какие пришлось бы испытать нашему отечеству. Мы были на краю бездны. Но над Россией бодрствует Божий Промысл, который попускает удары нам в поучение и во спасение, но чудесно спасает от ударов погибельных. Дела наши поправились, школа наша вышла из тех ложных условий, которые не воспитывали, но губили юные силы. Многое сделано, многое делается и еще многое остается сделать; но мы могли успокоиться в уверенности, что почва для вражеского обмана отнята, что сеть, которою он опутывал нас, разорвана. Нельзя сказать, чтобы вовсе перевелись люди, порожденные столь долговременного смутой, люди, которым нет возврата. Многие из них уже поседели, но их еще немало. Они еще продолжают свою деятельность, примыкая ко всем революционным смутам в чужих краях, участвуя в них, руководя ими. Они бродят и внутри России, не отставая от своего ремесла, но при условиях далеко не прежних. Для оживления их деятельности в России нужны какие-либо особые стимулы, но уж им ни набрать многочисленного контингента для своего проклятого дела, ни завязать снова ту сеть организации, которая прежде так обильно ими наполнялась.
В настоящее время все внутри России спокойно, все идет к водворению порядка, к усилению власти, к ограждению законных прав и свободы, к обеспечению правильного и плодотворного прогресса. Нигде во внутренних делах никакой опасности; все направляется тихо, но ровно и твердо на путь, указуемый здравым смыслом и все более и более входящим в силу разумением истинных народных потребностей и действительных интересов страны. Но если все спокойно в наших внутренних делах, то можно ли сказать, что все спокойно в наших внешних, в наших иностранных делах? Наши фальшивые революционные элементы, не находясь ни в какой связи с народом, ни с одним из его классов, ни с каким из его интересов, служат делу, ему противному и вражескому. Они ищут только смуты, им нужно только разрушение, и они повинуются всякой команде, которая их к тому побуждает и поддает им в этом направлении жару. Этим кондотьерам все равно, кому бы ни служить.
В настоящее время обостряется кризис в Европе, происходит перемещение сил, перемена фронта. Употребляются неимоверные усилия, прибегается ко всем возможным махинациям, хитростям и обманам, делаются громадные вооружения, изыскиваются и изготовляются сколь можно более действительные орудия разрушения. А разве возбуждение всякой внутренней смуты не есть орудие разрушения? Вражда как между людьми, так и между государствами при неразборчивости в средствах не всегда ограничивается открытым боем; война, а особенно в наше время, ведется не одними вооруженными армиями и не только штыком и порохом, с помощью разных новоизобретаемых разрушительных снарядов, но и всем, что может ослабить противника, расстроить, парализовать его. Современная политика не ограничивается простыми и открытыми средствами; она прибегает ко всяким изворотам и пользуется всякими слабостями и недочетами противника. Политика в наше время у ловких людей превращается в некоторого рода психологию.
В России не было и помину в течение последних лет о каких-либо смутах, напоминающих кровавый призрак революции, который за шесть лет пред сим носился над Россией. Но сколько мы знаем, следя за делами, именно с того времени, как в Европе пошли толки о войне, о союзах и нейтралитетах, именно с того времени, как возникло опасение, что Россия не захочет долее оставаться в распоряжении чужих держав и захочет иметь свою политику, соответствующую ее достоинству и ее собственным интересам, — начали появляться у нас дурные признаки, стали замечаться так называемые самообразовательные кружки, в которые привлекаются молодые люди сначала для литературного препровождения времени, для чтения известных писателей, причем мало-помалу прочитываются и подпольные издания, которые, наконец, и становятся главным предметом занятий, рассуждений и толков. Тут-то и улавливаются наиболее податливые птенцы и замыкаются в клетку, разобщаются туманом революционных идей с окружающим мiром, подчиняются тайной команде, должным образом терроризуются и потом становятся слепыми орудиями для самых безумных дел, для самых гнусных злодеяний. До последнего времени появляющиеся признаки дурной пропаганды не имели, по-видимому, тревожного характера; с конца же минувшего года начал обостряться европейский кризис, и чем он более обострялся, тем более, по-видимому, поддавалось жару людям смуты в некоторых странах. Эти некоторые страны суть Россия и Франция. В этой последней есть масса революционных элементов. Там нечего фабриковать их искусственно, там требуется только расшевеливать и поджигать готовый запас горючих веществ. Но за исключением немногих окостеневших в своем безумии фанатиков вроде Феликса Пиа, никто из вождей французского радикализма теперь не дозволяет себе возбуждать революционные страсти и смуты в стране. Все партии сливаются в одном общем национальном деле. Там под влиянием патриотического духа, овладевшего страной, как бы совершается обновление нации, быть может, спасительное и плодотворное для ее будущего. Но вот в одно время с сегодняшнею телеграммой из Петербурга получаем мы сведения из Парижа об оживлении анархизма во Франции, и кем же? нашими милыми соотечественниками. Известный Крапоткин переселился из Женевы в Париж со своим органом «Le Revolte» и вступил в союз со знакомою нам кликой «Земля и Воля» при соучастии Луизы Мишель. Из Женевы издание Крапоткина не пропускалось во Францию как заграничное; Крапоткин, пользуясь радикальною конституцией, открыл теперь свое издание в самом Париже, проповедуя с Луизою Мишель и с нашими нигилистами просто-напросто «droit au vol и droit au meurtre» [«право грабить и право убивать» (фр.)], ругаясь над патриотизмом, распространяя идеи измены, братаясь с германскими социалистами, организуя кружки из самых отъявленных негодяев, собирая их на митинги во имя грабежа и угрожая в случае войны провозгласить коммуну в Париже. Завтра мы сообщим полученные нами сведения о разыгравшейся деятельности наших анархистов и народовольцев во Франции, не забывающих, конечно, и своего любезного отечества, как видим из нынешнего правительственного сообщения. Теперь спрашивается: кому служат эти condottieri? Кто их поджигает? Is fecit cui prodest [Сделал тот, кому это выгодно (лат.)].
Впервые опубликовано: «Московские ведомости». 1887. 5 марта. № 63.