…Веревки обрѣзали: шаръ поднялся величественно; знамя вѣяло бъ раскрашенной лодкѣ; смѣльчакъ махалъ шляпою; десять тысячь ртовъ было разинуто, двадцать тысячь глазъ устремлено вверхъ и столько же рукъ хлопало изо всей силы. Я стоялъ въ толпѣ и восхищаясь славнымъ зрѣлищемъ, плакалъ отъ радости. Шаръ терялся въ облакахъ, а я въ размышленіяхъ о величіи духа человѣческаго.
Странной предметъ вывелъ меня изъ задумчивости. Передо мною стоялъ маленькой, сѣдой старикъ, которой не могъ уже держать на себѣ огромнаго воздушнаго столпа, гнетущаго всѣхъ людей, какъ говорятъ физики: то есть, голова его склонилась къ брюху, а спина торчала назади холмомъ. Трудно было рѣшить, къ какому народу принадлежалъ сей карла. Длинною сѣдою бородою онъ походилъ на Турка, цвѣтомъ лица на Брамина Малабарскаго, а платьемъ на Грека, современника Аполлонія Тіанскаго. Маленькіе сѣрые глаза его, устремленные вверхъ, бѣгали съ одного облака на другое; ротъ изображалъ злую насмѣшку; плѣшивая голова безпрестанно между плечъ шевелилась.
Сіи двусмысленные знаки столь не согласные съ моими чувствами, разсердили меня. Я сказалъ ему: старой карла! благодари Судьбу, что она позволила тебѣ прежде смерти видѣть такое щастливое открытіе.
«Щастливое?» отвѣчалъ онъ съ презрительною усмѣшкою: «бѣдной сынъ слѣпаго вѣка! жалѣю о тебѣ? и молчу.»
Жалѣй у сколько хочешь; но за чѣмъ молчать? Старость всегда болтлива.
«Что называешь ты старостію?»
То, чтобы у подобно тебѣ, гнуться подъ ношею трехъ четвертей вѣка.
«Трехъ четвертей вѣка! ха! ха! ха! Мнѣ не приходило еще на мысль, чтобы я могъ казаться такимъ ребенкомъ!»
Ребенкомъ въ 15 лѣтъ? Ты шутишь.
"Юноша! большой сынъ мой былъ задавленъ огромнымъ камнемъ при строеніи Вавилона. Зеркало мое не такой льстецъ, какъ ты: оно показываетъ мнѣ не болѣе двухъ тысячь лѣтъ, но въ самомъ дѣлѣ я прожилъ ихъ шесть тысячь, и обязанъ тѣмъ философскому камню, оставленному мнѣ въ наслѣдство другомъ моимъ Маракарамаромъ, которой (что вамъ извѣстно по Исторіи) отъ скуки улетѣлъ на неба. У меня не много была учениковъ; но нѣкоторые изъ нихъ, на примѣръ Скиѳъ Абарисъ,. Египтянинъ Гермесъ и Графъ Сенъ-Жермень дѣлаютъ мнѣ не малую честь. Я столько видѣлъ я слышалъ въ свѣтѣ, что пересталъ уже заниматься людьми, и спалъ духомъ, но этотъ воздушной шаръ разбудилъ меня. Жаль мнѣ, что вы, бѣдные люди, радуетесь и веселитесь, не зная, чему! Вамъ всякая новость кажется: щастьемъ, а мнѣ бѣдою. Вашъ Иванъ Яковъ Руссо бранитъ науки — и за дѣло!
"Первой вѣкъ, которой помню, назывался золотымъ. Тогда Природа, водила людей на помочахъ, и мы всѣ весело бѣгали на четверенькахъ. Черезъ тысячу лѣтъ увидѣлъ я страшную революцію. Одинъ смѣльчакъ прибилъ на всѣхъ улицахъ объявленіе, что онъ намѣренъ итти на двухъ ногахъ съ помощію шеста; а скоро надѣется и безъ него обойтися.
"Ты можешь себѣ вообразить, какъ публика должна была удивиться. «Это обманщикъ!» кричали всѣ дамы и кавалеры: «онъ не ступитъ ни шагу на двухъ ногахъ; а естьли пойдетъ, такъ разобьетъ себѣ носъ?»
"Между тѣмъ назначенъ былъ день. Собралось множество людей, и нашихъ и чужестранцевъ. Мы сѣли всѣ на кресла и съ великимъ нетерпѣніемъ ожидали чудесника. Онъ явился съ покойнымъ видомъ человѣка, увѣреннаго въ своемъ дѣлѣ. Успѣхъ увѣнчалъ его дерзость. Извѣстно, какое страшное зло изъ того вышло. Люди на двухъ ногахъ забѣгались до смерти изъ одной части свѣта въ другую, я скоро насталъ серебряный вѣкъ.
"Черезъ тысячу лѣтъ опять великая революція! Другой смѣльчакъ объявилъ, что онъ сядетъ на бочку, и привязавъ ее веревкою къ берегу, поплыветъ вдоль рѣки; а наконецъ и веревку обрѣжетъ, и съ однимъ шестомъ переправится съ одной стороны на другую. Публика изумилась. Опять всѣ закричали: «невозможно! онъ не сядетъ на бочку; а естьли сядетъ, такъ утонетъ!» Смѣльчакъ сдержалъ слово, и не утонулъ. Въ присутствіи знатныхъ людей и всѣхъ гражданъ онъ отплылъ саженъ десять отъ берега и возвратился. Народъ встрѣтилъ его съ рукоплесканіемъ, снялъ съ бочки, увѣнчалъ лаврами и въ тріумфѣ понесъ на рукахъ въ городъ: — Такимъ образомъ люди научились управлять новою стихіею, выдумали новыя нужды и при благополучномъ вѣтрѣ поплыли изъ серебрянаго вѣка въ свинцовый.
"Черезъ тысячу лѣтъ послѣ того дожилъ я до героическихъ временъ Греціи, Мальчишка Геркулесъ выплылъ на лодкѣ въ Средиземное море. Гордясь своею дерзостію, хотѣлъ онъ предать вѣкамъ память ея, и поставилъ два столба въ саду Гесперидъ, съ хвастливою надписью: nec plus ultre! думая, что никто уже не осмѣлится итти далѣе!.. Новое волненіе въ духѣ людей! Кораблеплаваніе произвело торговлю; народы стали мѣняться пріятностями жизни и роскоши — а люди, украшенные пурпуромъ и золотомъ, перешли въ желѣзный вѣкъ.
"Черезъ три тысячи лѣтъ одному Генуэзцу показалось стыдно плавать всегда вокругъ береговъ извѣстныхъ частей мира: онъ вздумалъ пуститься въ отдаленности Океана. Новое изумленіе и невѣріе! Всѣ говорили: «онъ не сдержитъ слова; а естьли поплыветъ такъ не возвратится!»
«Колумбъ поплылъ, и возвратился, открывъ новый свѣтъ. Корабль его уподобился Пандориной коробкѣ: золото и болѣзни разлилисъ по Европѣ. Выдумай, о молодой человѣкъ! выдумай имя для нынѣшняго вѣка! Признайся, что все идетъ отъ худаго къ худшему. Могу ли быть спокойнымъ, видя, что дерзкой Бланшаръ открываетъ новое поле для ума человѣческаго?»