По изд. А. Н. Островский. Собрание сочинений в 10 томах. Под общ. ред. Г. И. Владыкина, А. И. Ревякина, В. А. Филиппова. — М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1959. — Том 4. — Комментарии В. А. Бочкарева.
А. Н. Островский
ВОЕВОДА (СОН НА ВОЛГЕ) (1885)
Картины из народной жизни XVII века, в пяти действиях, с прологом
[Вторая редакция]
ПРОЛОГ
ЛИЦА:
Нечай Григорьевич Шалыгин, воевода.
Облезлов, подьячий, товарищ воеводы.
Семен Бастрюков, богатый дворянин.
Степан Бастрюков, его сын.
Неустройко, ключник воеводы.
Бессудный, шут воеводы.
Heждан, земский староста.
Роман Дубровин, беглый посадский.
Влас Дюжой, богатый посадский.
Настасья, жена его.
Смирной и Дружина, посадские из лучших люден.
Несмеянов, старик.
Брусенин, Цаплин, Тыра, посадские из средних людей.
Баим, стрелецкий сотник.
Гришка Жилка, отставной подьячий.
Резвый, слуга Бастрюкова.
Щербак, разбойник в виде нищего.
Бирюч.
Слуга воеводы.
Дворяне, служилые люди, стрельцы, слуги воеводы и Бастрюкова, крестьяне, женщины, дети, нищие, слепые и убогие.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Сходилася правда со кривдою,
Кривда правду переспорила.
Пошла правда по поднебесью.
Пошла кривда по сырой земле,
По народу православному:
Оттого суды неправые…
Бирюч идет, бирюч! Снимайте шапки!
Слушайте-послушАйте, государевы люди, старшие и меньшие и всякого чина люд, от мала и до велика! По великого государи наказу, ведомо вам буди, чтобы вы посадские и уездных всяких чинов люди и сотские, и пятидесятские, и десятские разбойников и татей и смертных убойцев и ведунов и всяких воровских людей у себя не таили и не держали и, имая их, приводили к воеводе. А буде ж вы, посадские и уездных всяких чинов люди, забыв страх Божий и не помня душ своих, учнете разбойников и татей и убойцев и ведунов и всяких воровских людей у себя держать и таить и понаровки им чинить, и тем людям от великого государя быть в смертной казни, безо всякого милосердия, а дворы и животы взяты будут на великого государя бесповоротно и разданы в исцовы иски. (Идет к посаду, дети за ним.)
Проваливай подале, мы слыхали!
Не первый раз, не новая новинка!
Мы думали, что свежи, ан всё те же.
Разбойников и татей и убойцев
В посаде нет, разбойничья приезду
Не держим мы; так нИпочто и кликать.
Да кличь не кличь, немного проку будет,
Коль не ловить. По селам, по деревням
Разбойники и днем и ночью грабят,
По Волге нет проезду, по лесам
Становятся станами без опаски.
Вот там бы их и брать живьем руками;
А кликать по торгам — какая польза!
Зачем же к нам посажен воевода,
Как не затем, чтоб татей и убойцев
Разыскивать.
Не до воров ему.
Пригожих баб да девок на посаде
Да по клетям добро как раз разыщет,
Не утаишь.
Терпенья нам не стало!
Чему не быть, а надоть челобитье
Царю писать.
Воров не ловит — горе;
А как поймает — вдвое: он воров-то
Берет из тюрем на дом, научает
Поклепом нас, посадских, обносить.
Ты ничего не ведаешь, не знаешь,
А он, по воровскому наговору,
Берет тебя без сыску и пытает
Без царского указу, — мукой мучит,
Огнем палит.
Да с пыток-то поминки
Берет на нас, на выкуп выпускает.
Довольно с нас, два года потерпели,
Пора писать и челобитье.
Слышу
Давно уж я, что надо челобитье
Царю послать, да только разговоры,
А дела нет.
Москва нам дорогА,
С пустыми-то руками не поедешь.
Ну брат, ау! Коль завязалась драка,
Так не жалей волос. Во что ни станет,
Да только бы избыть его от нас.
Московские расходы разверстаем,
Рассудим, что и как, и много ль денег
На проести собрать да на гостинцы.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Живей, живей! Сейчас пойдет боярин
В собор с гостьми. Чтоб у меня кипело!
Ворочайся, да живо! Мнется, словно
Медведь ученый.
Как еще работать!
Гуляем, что ль? А ты возьми-ка мётлу,
Да помети, чем лаять занапрасно.
Разинул пасть-то! Цыц! Не в дармоедах,
Не то что вы, живу у государя:
На части рвусь, куска недоедаю.
А вам одна забота: завалиться
Подальше где, что днем с огнем не сыщешь,
И спать весь день, пока опухнут бельма;
Мол, все равно, работай не работай,
Накормят даром.
Даром и побьют.
Ну, видно, их не больно жирно кормят:
У нас в посаде только и воруют,
Что воеводские.
Коль брюхо сыто,
В чужую клеть за ежей не полезешь!
Какие воры, страсть! Концов не сыщешь.
Ты, смерд, молчи!
А ты что за помещик?
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Ой, ой, убил, убил, прошиб до мозгу,
Проклятый пес, паршивая собака!
Издохнуть бы тебе, как басурману!
И чтоб ни дна тебе и ни покрышки,
Поганому. У! Волк тебя заешь!
Расплакался, аль подзатыльник дали?
Тебе-то что, холопья образина!
И он туда ж
«Аль подзатыльник дали?»
Ай, батюшки! убил, убил, по темю.
Костыль сломал, собака!
Пожалеет.
Меня-то, что ль?
Нет, костыля-то.
Дьявол!
Что воешь-то? Какой детеныш малой!
Не все ль равно тебе, как псу издохнуть
Под палкой ли, иль пьяному под тыном!
Не приставай! Всего изъем зубами.
А вам-то что смешно, холопье стадо?
У вас самих увечья не проходят.
Влетело, брат!
Влилось!
Попало ловко!
Ты к носу три.
До свадьбы заживет!
Ну, подвернись который, изувечу!
Коль в волосы иль в бороду вцеплюсь,
Не выпущу; так вся в руках и будет,
Ни волоска живого не оставлю.
Ну, полно ты! Мы шутим. Ты подумал,
Взаправду, что ль?
Нам что!
Господь с тобой!
Обиды нет тебе.
Вестимо, в шутку
Язык чесать.
Не трожь его, робята!
А ты скажи нам, милый человек,
За что про что обиду терпишь?
Даром.
Жениться, черт, задумал…
Так. Ну что же?
Дюжова дочь облюбовал.
Ну, знаем.
Я сдуру-то сболтни ему неладно,
Мол, старому жениться ненадолго,
Да часто, мол, и не себе, а людям.
И я-то глуп, шутить связался.
Верно!
Ты с тем шути, кто любит. Ну, и что же?
Как вскочит он, затресся, ровно Каин,
Как волк стучит зубамн, словно угли
Глаза зажглись, седая грива дыбом…
Видал ли ты, как окаянных пишут
На папертях? Точь-в-точь.
Какой бедовой.
А вот пойти да скаредные речи
Боярину явить. Бросай, робята!
Боярин вышел.
Братцы, схороните!
Беги скорей, покуда не схватили,
Валяй во все лопатки, не догонят.
Стрелой летит. Держи его, робята!
На лошади, да разве на хорошей,
А на плохой низАчто не догонишь.
Как шкуру-то, робята, соблюдает,
Диви бы бобр сибирской али соболь!
Ему своя-то, надо быть, дороже.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Ты говоришь, что местом вышло. Верно.
Воистину.
Здорово! Ты послушай!
Поехали мы зверя погонять,
Гляжу: лиса катит из мелколесья
По вырубке в сосняк, вот так и стелет,
Как желтый лист по ветру. Вижу, дело
Выходит дрянь: уйдет, сплутует. Надо
Заворотить, наперерез ударить.
Хлестнул коня по бедрам.
Что за парень
Особняком стоит? Коль наш — не трогай,
А кто чужой, так опроси построже.
Проехал я шагов не больше с сотню,
И вдруг мой конь, как вкопанный, ни с места.
Как в землю врос. Уж я его и плетью,
И лаской, нет, — дрожит, трясется, уши
Насторожил. Я вижу, дело плохо.
Какой такой?
Из наших, из рыбацкой!
Ну ладно.
Вот я слез, перекрестился.
Обшел вокруг три раза, зачурался,
И ничего, — мой конь пошел, как надо.
Так вот и знай, что значит место.
Диво ль!
В большом лесу, где всяка нечисть бродит.
В своем саду я летось заблудился
Средь бела дня! Немало мы дивились:
Брожу кругом, а выходу не вижу.
Такая страсть, что Господи помилуй —
Не доведи вперед, умрешь со страху.
Уж и кричал, кричал, сошлись людишки
Да вывели.
Всего бывает! Что ты?
И бьет челом, боярин, и являет
Твой сирота, былой подьячий Жилка.
О чем еще, анафема?
О бое
И грабеже денном и об увечье!
Которой раз тебя увечат! Скоро ль
Совсем убьют? Пора бы! Кто же грабил
И бил тебя?
Семена Бастрюкова
Дворовые и скоморохи: Резвый
С товарищи; они ж, боярин, воры,
И картами и зернью промышляют,
И табаком, и воровское держат
И продают, и беглых укрывают,
И на посад насильством в харях ходят
С потехами, и скаредные песни
И срамные поют и действа деют,
Тебя ж обносят скаредною лаей
И неудобь-сказаемою бранью…
В том жалоба моя тебе и явка.
А грабежу?
Колпак да зипунишко.
За что про что?
Да якобы с тобою
Я стакався составным челобитьем,
Испродаю посадских и убытчу,
Поклепами.
Семена Бастрюкова
Унять давно пора. Зазнался больно,
На шею сел ко мне. Плутам заступник,
Оберегатель земской. Двум медведям
Не жить в одной берлоге. Челобитье
В избе подай мне завтра. Мы посмотрим,
Велим сыскать и, буде виноваты
Доподлинно, людишек Бастрюкова
Не пощадим.
Ты смилуйся, пожалуй!
И сироту твою не дай обидеть
Ругателям.
Алтынник, кровопивец!
А крест на нем, робята, есть аль нету?
Навряд ли уж. Другой татарин лучше.
Кричат, а что: никак не разберу я.
Да мм чего? Вы говорите прямо,
Поди сюда вперед и говори!
Из-за людей не слышно. Что ж вы стали?
Ай молодцы! Вы смелые робята!
Из-за людей облает и присядет,
Разинет пасть и тягу. Кукиш кажет
Из рукава, чтоб люди не видали.
Чего же вам? Строптив, сердит я, что ли?
Не милостив? Все это правда ваша,
Я не святой. А знаете ли, дети,
Писание нас учит покоряться
Властителю и доброму и злому.
Строптивого послушать перед Богом
Угоднее. Иль мнится вам, что власти
Людским хотеньем созданы? Что можно
Без власти жить? Что мы равны? Так знайте.
Звезда с звездою разнствует во славе,
Так на небе, и на земле всё так же:
И старшие, и младшие, и слуги,
И господа, и князи, и бояре,
И Господом венчанные на царство
Великие цари и государи.
За чином чин по лестнице восходит
От нас к царю и от царя до Бога.
И всяка власть от Бога. Власть не судят
Подвластные, а только царь, ему же
Господь вручил нас всех на попеченье.
Из-за чего нам ссориться! Вы дети,
Я вам отец! Не лучше ль нам любовью
И миром жить! Ходите по закону —
И вам целей, и мне милей! За что же
Браниться-то! Нехорошо. Неладно.
Пошарь-ка там с своими молодцами,
Не сыщешь ли кого из крикунов.
Да не зевай! Того, Баим, не бойся,
Что в виноватых правый попадется:
Не виноват — укажет виноватых.
Переловить, связать и запереть
Всех накрепко в сторожню, там рассудим.
Чего тебе? Ты тише, не толкайся!
Что за напасть! Да что ж вы, драться, что ли?
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Бастрюков Семен, Бастрюков Степан, слуги и прежние.
О чем шумят? Чего не разделили?
Никак, Баим посадских обижает.
Застой за нас! Безвинно бьют и мучат.
Оставь, Баим!
А ты что за указчик?
Велел сыскать ослушных воевода,
И сыщем их. Пока найдем да свяжем,
Не отступлю.
А как всполох ударим
На весь посад — и ног не унесете!
Не мятежи чинить, а для наряду
На городу посажен воевода.
Сбирай стрельцов!
Робята, расходитесь!
Не тронет вас никто.
Не ты в ответе,
А я, с меня и спросят.
Ты не бойся,
Я сам скажу в соборе воеводе.
Пусть на меня и сердится, как хочет.
Иди со мной в собор.
За мной, робята!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Вы, смерды, прочь! Не видишь, я иду?
Как не видать.
Иди, как люди ходят.
Я кто теперь? Фу! Прочь поди!
Настасья!
Уймешься ты аль нет?
Фу! Смерды!
Шире
Народ, навоз плывет.
Да как ты смеешь?
Ты страдник, смерд!
Доправь на нем бесчестье!
Ты знаешь, смерд, я теща воеводе.
Ну как не знать!
Иди добром, Настасья,
Не постыжусь, при всем честном народе
Учить примусь.
Толкуй! ты сам не знаешь,
Какая честь на нас.
От воеводы
Пристала к вам?
Иди! Народ смеется.
Ишь срам какой! Вот с дурой-то свяжися,
Так, Господи, и жизни-то не рад.
Фу! Смерды! Прочь!
Иди своей дорогой,
А мы своей; просторно, разойдемся.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Ишь дура-то, за воеводу дочку
Просватала и думает, что тоже
Боярыня; идет и ног не слышит.
На радость ли? Заплакать не пришлось бы!
Старик живет, а жены молодые
Все мрут да мрут. Диковина и только!
Да ну его!
Робята, не слыхали ль,
Что Худояр на Волге появился
И станом стал невдалеке?
Так что же!
Тебе-то что ж?
Разбойник лютый, бают.
За что ж его разбойником ты лаешь,
Не знаючи? Какой же он разбойник?
Кого разбил? Тебя?
Меня не трогал,
Мне грех сказать; не грабил, так не грабил.
Так покажи других!
Чего не знаю —
Не говорю. Казну ограбил, бают.
Ты бай не бай — не наше это дело.
Казну разбил, казна про то и сыщет:
А ты не лай разбойником напрасно,
А называй удалым молодцом.
Заглазно ничего.
А ну услышит,
Помилуй Бог!
Ты шутишь аль взаправду?
У них везде глаза и уши.
Ой ли?
А вот гляди! Из этих самых нищих
Да из убогих, коль не половина,
Так двое-трое уж наверно есть
Из шайки Худояра.
Беспременно.
А слышал я, что будто он в Казани
В тюрьме сидел.
А ты поверил?
Слушай!
И будто он достал из печи уголь
И написал косную на полу;
Забрал в нее тюремных всех сидельцев,
Плеснул воды, да в Волгу и уехал.
«Лови, держи!» — А их и след простыл,
Послушать вас, так уши вянут, право!
Обиды да разбои…
А про что же
Рассказывать прикажешь? Мы не дети;
Не сказки ж говорить! По всем приметам,
Последние приходят времена:
В народе рознь, раздор, в судах неправда,
От сильных утесненье.
Тесно стало,
Так в лес ступай, спасайся, рой пещеру.
Ты слышал ли, что в наших палестинах
Подвижник новый объявился?
Слышал.
В овраге монастырском, в диком лесе,
Живет затворник, хлебом да водой
Питается, а монастырь растет
Его молитвами и богатеет;
И земли прикупает и луга,
И стены строятся, и колокольня,
И братских келий ряд. Спроси монахов:
«Мол, кто у вас строитель?» — скажут: Бог.
Бессребреник пустынник из пещеры
На утренней заре на горку выдет,
Благословит работу начатую:
И лес и камень явятся и люди
Рабочие сойдутся и мешками
Несут, неведомо откуда, деньги
На монастырское строенье.
Чудо,
Воистину.
А ты про тесноту.
Заступницы икону принесли
Из дальней пустыни в собор, так видишь:
Народ валит иконе поклониться,
И стар и мал работу покидают,
Последние несут копейки. Значит,
И вера в нас еще не оскудела,
И жить еще на свете можно.
Верно.
Никак, чужой? Чего он ищет?
Дядя,
Ты из какой Литвы, с какой орды?
От дела ты лытаешь или дела
Пытаешь?
Сват! Ты ближний али дальний?
Каких родов, из коих городов?
Не беглой ли? А может, он, робята,
Коня украл аль мужика убил.
Связать его!
Эх, дедушка, за что же?
Связать меня не хитрость; сам даюсь.
Вязать вяжи, да после не тужи.
Не я один гуляю, нас немало
Останется на воле, всех не свяжешь;
А у тебя домишко на посаде.
Поберегай от красных петухов!
Да что ты, что ты, милый! Я нарочно
Шутил с тобой, а ты и вправду.
Полно,
Шутил ли ты? Да ну, я зла не помню:
Я знаю, ты меня не свяжешь.
Братцы!
Я признаю его!
И мне знакомо
Обличье-то, а как назвать — не знаю.
Я не боюсь и не таюсь: я беглый,
Посадский наш, Роман Дубровин.
Братцы,
И то ведь он. Два года не видались!
Ты где гулял?
На белом свете много
Привольных мест — и Дон, и Волга-мать.
Где я гулял — там нет меня; теперя
Домой пришел.
Ты хочешь объявиться?
Ну, нет, зачем! С женой бы повидаться.
Не знаешь, где жена?
У воеводы.
Ужель к нему попала?
Взял насильем,
В тюрьму сажал, а из тюрьмы да на дом
Красавицу твою Олену.
Дьявол!
Вот дело-то какое вышло! Эка
Беда моя! На малый час задумал
Вернуться к вам; придется оставаться,
С Шалыгиным считаться за жену.
У нас, людей торговых, так ведется:
Берешь без торгу, так плати что спросят.
Вестимо так, да что с него возьмешь-то?
Не деньги ж брать! я денег не возьму;
Жена товар заветный, не продажный.
А что завету за жену положишь?
Завет велик положен. На прощанье
С моей Оленой я поклялся богом,
Родителем, своей души спасеньем,
Что если кто ее обидит…
Что же
Обидчику?
Я голову сорву
Руками с плеч.
А что, жива, здорова?
Тоскует все да плачет, говорят.
Спасибо вам на добром слове, братцы.
Увидите жену, так поклонитесь!
Мол, жив еще и помнит. Недалеко
Гуляет, мол; желает повидаться,
Так случая, мол, ищет. Воеводе
Скажи хоть ты,
что собираюсь в гости,
Чтоб припасал, чем потчевать. Прощайте!
Никак, ушел? Поотлегло от сердца, —
Перепугал, проклятый. Что ж, робята,
Явить аль нет?
А нам какое дело?
Как хочешь ты, а мы и знать не знаем.
Поди являй, а в послухи не ставь —
Во всем запрусь.
И я.
Мы не видали.
Помалчивай, так сам целее будешь.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Два раза глуп бывает человек:
С младенчества сперва, потом под старость:
Состареешь и поглупеешь, разум
Отымется. Недаром люди стали
Учить меня. Одно и остается:
Коль стар и глуп, так умных больше слушай.
Вот я велел переловить Баиму
Ругателей, а Бастрюков наехал,
Прогнал его, — что мы не дело, видишь,
Затеяли, мятеж заводим, буйство.
Челом ему за то, что надоумил.
Да что ж, и впрямь затеяли не дело.
Ты погоди, дай кончить! Я спасибо
Сказал тебе, чего ж еще! Не в ноги ж…
Другую речь я поведу. Вот, видя,
Что глуп-то я и стар, большое дело
Без вашего, друзья мои, совету
Начать не смею. Что приговорите,
Тому и быть.
Нечай Григорьич, полно
Пытать-то нас. На что тебе советы.
Ты сам умен.
И мы не дураки.
В чем дело-то?
Не знаю, как сказать!
Попутал грех. И молодых и старых
Простить меня прошу. Отцы и братья,
Не осудите! Старому, седому
И стыдно бы, да человек я слабой,
Летами стар, зато душою молод.
Какой старик, ты лучше молодых, —
И стар, да дюж.
Без бабы не живется;
Греха боюсь, — так вздумал ожениться.
И в добрый час.
И не о том бы думать,
Молиться бы, да слабость наша.
Что же
Жениться-то об эту пору! Сколько
Тебе и жить-то! Было две жены,
Чего ж тебе! Не дело, так не дело —
Тебе-то блажь, а баба-то засохнет,
За стариком живя.
Что значит ум-то!
Не нам чета. И слушать-то отрада.
От умной головы совету много
Хорошего. А вас про что ни спросишь,
Ответу нет; а у него как раз
Умен ответ и скор. Развесьте уши
И слушайте Семена Бастрюкова!
Уж если он, такой разумной, скажет,
Что не женись, Нечай Григорьич, значит,
Что надобно жениться беспременно.
Ты на смех, что ль?
Как хочешь, так и думай;
За что почтешь, не буду спорить.
Ладно ж!
Припомни ты! Я сорок лет на службе,
Изранен весь, доспехи боевые
Я сорок лет носил. Литва и немцы
До сей поры боятся Бастрюкова.
Губным служил по выбору, не ползал,
Не кланялся подьячим по приказам,
Не плакался: пустите покормиться!
Своим кормлюсь всю жизнь. Моя обида
Откликнется тебе; держись, да крепче!
В Москве бывал, туда дорогу знаю.
Москва Москвой; готовься сам к ответу.
В поместье ты, как в омуте, уселся
И думаешь — ты царь, тебе суда нет.
Мы выведем на свежую водицу.
Меня?
Тебя.
Нет, руки коротки.
Длинней твоих. Ты беглых укрываешь,
И зернщиков, и воровское держишь.
Что ж, батюшка, ты смотришь! Что ж он лает!
Царю челом ударим о бесчестье.
Молчи, щенок!
Ах, старая собака!
Царю челом ударим, а покуда
Ты бородой ответишь. Без остатку
Всю выдеру.
Держите их, держите!
Семен, уймись! Безлепичное дело
Затеял ты.
Не я, а он затеял!
Не уступлю, я сам его не хуже.
Пречистую, пречистую несут!
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
ЛИЦА:
Влас Дюжой.
Настасья.
Прасковья, Марья, дочери их.
Heдвига, мамка.
Воевода.
Шут.
Степан Бастрюков.
Резвый, Кубас, Шишига, слуги Бастрюкова
Слуги Дюжова и воеводы; сенные девушки.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Кубас, Шишига, забирайте тын,
Да разом в лодку, и лежи как мертвый!
Да не дремать! По свисту подымайся;
А по второму ты, Кубас, за весла;
А ты, Шишига, здесь у лазу будь!
Да поживей!
Ты свистни, а мы смыслим.
Перед тобой, как лист перед травой!
Спасибо вам, робята! Услужили!
Кому ж служить, как не тебе, боярин!
Одно и дело веселить да тешить
Тебя, Степан Семеныч.
Да еще бы!
Потоль и тешиться, пока живется.
Ведь однова живем на свете белом.
Не в чернецы ж идти! Теперь забота
Одна в уме; одно и сплю и вижу,
Как Марью Власьевну достать.
А мы-то!
Да нас и хлебом не за что кормить,
Коль мы тебе забаву не доставим.
Да будь она за тридевять замками,
За тридесять морями — мы достанем.
Вчера всю ночь работали, пилили
Сосновый тын, шесть игол вынимали,
Да и опять поставили, как было.
И разберем и заберем в минуту
Широкий лаз, хоть тройкой поезжай.
А крепко Влас живет.
На всем посаде
Ни у кого нет выше городьбы:
Казну блюдет.
Ну, мы казны не тронем.
А дочерей уж не взыщи. Боярин,
Никак, идут. Схоронимся до время.
Куда ж?
Вот баня!
Ну, и ладно!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Нам в терему и тесно да и душно,
Жара, как в бане, а тебе и любо,
Коль у тебя в Петровки стынет кровь.
Ты старая; тебя не манит лето
На волюшку, на шелковы луга,
В тенистый бор, где белым днем потемки,
В зеленый сад, где алый цвет цветет,
Где вишенье, орешенье назрело,
И налилось, и ждет девичьих рук.
Мы не старухи, нам без печки жарко,
Не больно мил нам нов-высок терем.
Ну, в сад так в сад; мне все равно, старухе.
Что терем, что тюрьма — одно и то же.
Ну будь по-вашему. Вот здесь и сядем.
Ох, не люблю, когда молчат! В молчанки
Мы, что ль, играть сошлися! Нуте, девки,
Повеличайте молоду княжну.
Все величать! Довольно! Надоели.
Сказать аль нет? Вестимо, что не дело
Холопское о господах судачить,
И промолчать нельзя.
Ну, что такое?
Да всё про то же, всё про жениха-то.
Что у кого, а у меня забота
Одна.
Тебе-то что, коль ей по сердцу?
По сердцу не по сердцу, а пойду
И ох не молвлю!
Думали, гадали
Родимые, да вот и догадались.
Ну ровня ли! Седой как лунь, согнутый,
Глядит медведем, так и хочет съесть.
Одно и лестно, что большой боярин.
Так не с боярством жить, а с человеком.
Как месяц ни свети, а все не солнце!
Ей что ни поп, то батька: все равно;
Ей лишь бы замуж, разбирать не станет.
Само собой. Да разве наша воля
Себе мужьев по сердцу выбирать!
Прикажут, и конец; а мил ли, нет ли —
Тебя не спросят.
Лучше утопиться.
Не мы одни, всем девкам та же доля,
А всем топиться, Волгу запрудишь.
Другая б плакала, а ты так рада.
О чем, о ком я буду горевать-то?
Боярыней живи да величайся,
Ешь сладкое, медов сыченых вволю,
Гора горой пуховики лебяжьи
В опочивальне; хочешь спать, так спи,
А нет, лежи: пусть тонет бело тело
И нежится. Да вот сама увидишь,
Так раздобрею в год, что не узнают.
Работы нет, заботы не бывало!
Сиди как пава, а кругом рабыни
Кроят, и шьют, и строчат во сто рук.
Такая жизнь, что умирать не надо!
Чего жалеть-то? Девичью красу
Да косу русую? Об ней поплачу,
Как расплетут, да но уши повяжут
Волосником, да бабью кику взденут.
Тебе с ним жить, ну и живи как знаешь,
Не наше дело, кончен разговор!
Что ж мы начнем? Все песни перепели.
Переиграли игры, разве сказку
Договорить, что даве начинали.
Да с уговором: нИлюбо — не слушай,
Лгать не мешай!
Досказывай хоть сказку.
Ты думаешь, нам очень любы сказки?
От скуки слушаем, одна забота,
Как время скоротать. А вот ты мелешь,
Мы слушаем; так время и проходит.
Досказывай Никиту Кожемяку!
Ну, долго ль, коротко ли, в сказке скоро,
На деле-то не вдруг. Ну вот в ту пору
Сидит себе Никита, кожи мнет.
И держит он, красавицы мои,
В руках двенадцать кож; вдруг царь в кожевню,
Взглянул Никита, так вот и затресся;
Со страху ходнем руки заходили,
И разорвал он те двенадцать кож.
Ну, ври еще!
Известно, сказка складка,
А песня быль; не мимо говорится.
Не всякая. Сама же ты певала,
Что воля красным девушкам гулять;
Молодкам миновалася гульба.
Мы девки вот, а все живем в неволе.
Досказывать аль нет?
Ну брось, не надо.
Уж надоело про змеёв-то слушать!
Чего же вам?
Любовную скажи!
Ты расскажи, как в тереме высоком
Сидит красавица; замком булатным
Дверь заперта дубовая, и стража
И день и ночь круг терема стоит.
И солнцем не печет, и буйный ветер
Пахнуть не смеет на нее.
А дальше?
А дальше я не знаю; я не стала б
Просить тебя, сама бы рассказала.
Ты знаешь всю, тебе и книги в руки.
Как добрый молодец прокрался в терем…
Да ты нам все рассказывай, как было.
А мать услышит, кто в ответе будет?
Пойдем в малину! Не найдут до завтра.
Ну, быть по-вашему! Срамницы, право!
Вас хлебом не корми, а дай послушать
Соромских сказок. Да и то сказать —
Все взаперти: чужих людей не видим,
Гулять нет воли, миловаться не с кем,
А у живого на уме живое.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Рассыпались в кустах.
Мани легонько!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Вот диво-то! Не с неба ль ты свалился?
Не вихорь ли занес?
Да надоело
Через забор вести переговоры.
И видит глаз, да зуб неймет. Поближе
Хотелось быть; лицом к лицу, бок о бок
Речь тайную, любовную держать
И миловаться, как душе угодно.
Мы разобрали тын.
Ты, парень, ловок.
Ведь рано ль, поздно ль, надо ж будет, Маша,
Тебе покинуть свой терем высокой,
Чужую сторону узнать, так лучше
С милым дружком тайком уехать! Разве
Узнаешь думу батюшки-отца
Иль матушки твоей башку пустую?
Загубят век, спихнут за старика
Постылого на горе да на слезы.
Чего же ждать? Что думать! Свистнуть, что ли?
У нас готово, люди в лодке, сядем
Да и поедем.
Как же, дожидайся,
Так и поеду! Нет, ошибся, парень.
Ты поглупей ищи!
Ты вот как, Маша!
Уж нелюб стал?
За что тебя любить-то?
Обманщик ты! О святках было, помнишь,
У нас в дому плясали скоморохи,
Ты мехоношей был, ты что мне баял?
Что ты купецкой сын, Иван Ковригин.
Зима прошла, весна-красна настала,
На дереве у моего окна
Ты по ночам сидел, и коротали
Тайком с тобой весенние мы ночи.
Не раз, не два я спрашивать пытала
Об имени и отчестве твоем:
Иван Ковригин, только и ответу.
Ну, как тебе не грех? Я все узнала:
Ты не купецкой, а боярской сын
Степан Семеныч, Бастрюковых роду.
И скоморохи-то твои всё слуги,
И сам ты скоморох.
Тебе же лучше.
Боярской сын, — тебе почету больше,
Со скоморохом веселее жить.
Ну нет, старуха надвое сказала.
Купецкой сын-то женится честь честью.
А у тебя, я знаю, во дворе-то
Всё краденые девки да молодки;
И я в таких же буду. Нет, зачем же?
А ты женись, как следует, порядком,
Тогда вези, куда душе угодно.
Да я бы рад, да вишь, Нечай Шалыгин
Берет сестру твою Прасковью замуж,
Он враг заклятый и отцу и мне;
Не то что сватать, мне нельзя и носу
К вам показать.
Ну, станем дожидаться;
Мне лет немного; я не перестарок.
Толкуй с тобой; а замуж отдадут?
Своей охотой не пойду; а силой
Неволить станут — ну тогда, не знаю,
Быть может, парень, выйдет на твое;
Тогда ломайте тын, готовьте лодку,
Бери в охапку и тащи домой.
Голубушка!
Ты волю-то не очень
Давай рукам, повремени до срока!
Придет пора, ни слова не скажу,
Твоя же буду.
Жизнь моя, лебедка!
Пройди весь свет от края и до края,
По всем землям, по всем ордам немирным,
Ищи другого парня, не найдешь,
Чтоб так любил, как я. Да вот что, Маша.
По-нашему любить, так вот как: видишь
Булатный нож?
Да что ты! Бог с тобой!
Нет, погоди! Промолви только слово —
И глазом не моргну, по рукоятку
В грудь опущу. Вели!
Да верю, верю.
Убей меня Господь на этом месте!
Да лжешь ли, нет ли: сам ответишь Богу,
А слушать сладко.
Значит, по рукам?
Да что уж говорить! Тебя полюбишь,
Так не разлюбишь скоро. Поведешься
С тобой, так на других потом не взглянешь.
Ишь ты какой пригожий уродился.
Домой пошли. Пора. Прощай!
Ай, ай!
Чего она?
Шутило воеводин.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Авось-то он смирнее у невесты.
А все боюсь, душа уходит в пятки.
Бродил кой-где, с неделю укрывался,
А надобно ж когда-нибудь явиться.
Велит сыскать, так не проси пощады.
Ух! Идол! Змей Горыныч! Чудо-юдо!
Бывает виноватому прощенье?
Хоть редко, а бывает иногда.
Помилуй, дяденька! Вперед не буду.
Вставай, собака. С одного вола
Две шкуры не дерут. Да только помни,
Шутить с оглядкой, как бы не заплакать!
Всем закажу, и недругу, и другу,
Шутить с тобой! А то накладно, дядя —
Я языком шучу, а ты дубинкой!
Покрой ковром беседку-то, Настасья!
Пожалуй, осударь Нечай Григорьич,
Изволь, присесть, не нудь боярских ног.
Мы здесь свои, и вы садитесь рядом.
Вы нареченные мне тесть и теща.
Не подобает нам, с женишкой Настькой,
Перед тобой, высоким воеводой,
Сидеть да барствовать. Нам, темным людям,
Холопями твоими быть за счастье;
Родня роднёй, честь честью, осударь.
Ты погости у нас, а мы послужим.
Да ну-ка ты! Служи один, я сяду.
Я экой чести сроду не видала,
Во сне не грезилось; что я за дура —
Привел Господь сесть рядом с воеводой,
А я не сяду! Ну-ка, дожидайся!
Сажает сам! Хоть малость посижу-то,
А сколько чести у меня прибудет!
Не осуди! Прискорбна головой,
Сызмальства скудоумна, Бог обидел.
Робячий смысл, нелепое творит.
Не тронь, сидит.
Я, дядя, тоже сяду.
Понаберись-ка разума, ума
От нас с Настасьей. Хитрое ли дело
Судить, рядить да речи разводить
С боярами да с думными дьяками!
Поговори-ка с нами, дураками!
Откушай, не побрезгай! Чем богаты,
Тем мы и рады.
Покажи дорогу!
Допреж хозяина и поп не пьет:
Клади начин и подноси по ряду!
Желаю здравствовать на многи лета!
Храни тебя Господь да царь люби!
Не осуди, что речи не умильны,
Что мы, по простоте своей, не знаем,
Как чествовать и величать тебя.
Спасибо, Влас! Проси теперь хозяйку.
Хозяюшка!
Уж пить ли мне-то, право?
Да не дури! я кланяться не стану —
Примай да бей челом.
Короток разум
У бабы-то; сказала б, да не знаю,
Грехом обмолвишься, неладно выдет.
Ну, будь здоров!
Спасибо и на этом.
Теперь сама проси.
Покорно просим.
В гостях — в неволе. Отказать не смею.
Я выпью!
Знатный мед, стоялый, крепкий,
Хороший мед! Ты, Влас, живешь исправно.
Да есть-таки запас про всякий случай:
Для праздников, вот дочери невесты.
Так для родни да для попов пасем
Попотчевать послаще. Все ж не ровня
Твоим медам боярским; нам далеко
С тобой тягаться, мы живем черно,
Да и сварить-то путно не умеем.
Ты наше малое поставь в большое.
Не диво пиво, дорога любовь.
Недаром говорят: не будь запаслив,
Будь гостю рад.
Я не обсевок в поле,
Такой же гость, а ты меня обносишь!
Пирог с крупой и мы с рукой, да, видно,
Кого блинками, а меня пинками.
Не по губам тебе, язык проглотишь.
Ну, зелена винца!
Вот есть в сулейке.
Покланяйся, а я ломаться стану.
Ты сам себя попотчуй, сколько влезет,
Бери совсем. Своя рука владыка.
Ты, волчья сыть, медвежья дрань, дорвался!
Смотри не задури!
Я помаленьку.
Пей помаленьку, только выпей все.
Закону нет глядеть невест до свадьбы,
А мне охота; хоть глазком взглянуть бы.
Да ты глядел.
Не сыто наше око:
Посмотришь раз, манит тебя в другой.
Вот женишься, так наглядишься вдоволь:
Неказанному золоту цены нет;
Показано, так всякой цену знает.
Здорова? Не скучает?
Да с чего ей!
Об чем скучать? растет, толстеет, всходит,
Как на дрожжах опара.
Ты, боярин,
Не обижай! В любви держи да в холе,
Чтоб нам не плакаться.
Молчи ты, дура!
Да что ты! Что молчать! Я не чужая,
Я мать родная. Ты меня послушай,
Родимый зятюшка, Нечай Григорьич!
Уж чтоб и мне, старухе, был почет,
Чтоб все таки, от мала до велика,
Мне кланялись, а я чтоб величалась.
Вот я иду, примером, хоть к обедне,
Народ без шапок, с кем заговорила —
Чтоб на колени падал.
Ты очнись;
Коль захмелела ты, поди проспись,
Ты голову с меня снимаешь!
На-ка!
Я теща воеводская! Кому же
И величаться, как не мне? Вестимо,
Я в городе большая, больше всех.
С тобой начни, до завтра протолкуешь.
А мне пора. Бессудный, собирайся!
Чужа изба засидчива. Прощайте!
На след попал, по красному по зверю.
Ты обожди, я погоню на вас.
Переложил хмельного, брешет спьяну.
Вот зверь, так зверь; не соболь, не куница,
А красная девица. Эй! Ловите!
Перенимайте на дороге!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Марья!
Ты как зашла?
С сестрой гуляли, с няней
Мы даве здесь; они домой пошли,
А я замешкалась; бегу за ними,
Вдруг он навстречу, я в кусты с испугу
И схоронилась, там и просидела.
Вот я тебя! Беги домой, срамница!
Бесстыдница!
Постой! Какие очи!
Нельзя налюбоваться, наглядеться!
Я много видел на своем веку, —
Таких очей не приводилось видеть.
Красавица, ты из какой земли?
Кто породил тебя, кто возлелеял?
Меньшая дочка, Марья.
Вы обманом,
Холопы, смерды, обошли меня:
Похуже сбыть товар, так воеводе,
Получше дома приберечь. Я знаю
Купецкую замашку. Ты мне ворог,
Ты плутовством живешь, обманным делом!
Помилуй, осударь, мы без обману,
По старшинству, Прасковью выдавали —
Таков у нас обычай.
Я Прасковью
И видеть не желаю, врозь все дело!
И Марью я не выпущу из рук!
Отдайте мне ее! Ее отдайте!
Ее хочу, ее беру, отдайте!
Я вас озолочу.
Твоя есть воля.
Бери хоть эту, коль пришлась по нраву.
Да что ты! Что ты! Где ж такой порядок?
Да нешто водится ?
Уйми жену!
Да как унять, что делать с ней, боярин?
Бью походя, околотил все руки.
Настасья, слушай! Мил тебе аль нет
Свет белый, вольный? Молви только слово
Противное, убью тебя до смерти!
Молчи да в ноги кланяйся за милость.
Благодарим за честь!
Так рукобитье?
Приказывай; велишь — сейчас ударим.
Пойдем в хоромы, там и порешим.
Веди невесту, при огне посмотрим,
Здесь тёмно стало. Девица-краса,
Ты не слези свои сокольи очи,
Ты не труди свою лебяжью грудь!
Не нА горе ко мне пойдешь, на радость.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Ах, старый пес! Ты слышал, Резвый?
Слышал.
Ведь дело дрянь.
Беда ума прикупит.
Ты не кручинься, как-нибудь поправим.
Поправить нечем, надобно украсть.
И я про то же. Лишь бы показалась —
Уж только здесь и видели ее.
Да выдет ли?
Да сердце не утерпит.
Урвется как-нибудь на малой час
Хоть на прощанье вскользь словечко бросить.
Ай, молодцы! Веселые робята!
Ну, как теперь: явить ли воеводе,
Да и накрыть удалых молодцов?
Иль зло сорвать — продать его, собаку,
Да послужить ребятам удалым?
Нет, лучше к дяде. Он за эту службу
Не пожалеет горсти серебра.
Зевать не надо! Ты гляди, да в оба!
Всю ночь прождать, да только б не с пустыми
Руками нам домой вернуться. Лучше
Не жить на свете, вовсе не родиться!
А уступить нельзя: не мой обычай.
Никак, идет.
Свисти!
Ты ль это, Маша?
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Я, мой родной! Иду и ног не чую!
Спаси меня, спаси! Мне все постыло,
Мне лучше в омут, чем назад в хоромы:
Отец родной и матушка родима
И продали, и пропили меня.
Да где ты?
Здесь! Боюсь идти в потемках.
Свисти в другой!
Чего со мной бояться?
Душа моя, голубка, полегоньку
Мы на руках тебя снесем до лодки,
Да и прощай, и поминай как звали.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Держите!.. Воры!
Осударь, спасайся!
Авось пробьемся. Мне свою голубку
Неужто бросить!
Бросишь поневоле.
И рад бы взять, да руки не достанут.
Вяжите их!
Поди-ка сунься кто!
Прощай, касатка, не моя — чужая!
Ну да, чужая. Пусть владеет силой,
Ни ласки он, ни слова не дождется.
Мне чтС сказать, мне чем тебя утешить?
Ему не я, а красота нужна.
Так пусть же силой нас и обвенчают,
Пусть что хотят, то делают; я буду
Как мертвая.
Так вот, Степан Семеныч,
Ты по каким делам пошел?
Ошибся,
Ты не узнал, я не Степан Семеныч.
Эй! Люди! В лодки, да в погоню живо!
Что было лодок, все поотвязали
И по воде пустили. Не в чем ехать.
Поедем тихо, и пешком догонишь.
Смотри, куда поедут — вверх по Волге
Иль вниз?
Ни вверх, ни вниз, даются в реку;
Не видно стало, обняли потемки.
Вот видели, как девок-то воруют!
Вот погляди! А как за ней усмотришь!
Украсть хитро, как сторожей поставлю!
Да просто так, возьмут да и украдут.
Не надивлюсь, когда они спознались.
А вот пойдем притянем всех к допросу,
Всех нянек, мамок, спросим и ее.
Эй, заберите тын, да подоприте
Его путем! Всю ночь ходить дозором!
Ну, мы ее побережем покрепче.
Ко мне, в мой дом ее перевезите,
Что на посаде: он пустой стоит;
Там не украдут; пусть живет до свадьбы.
Как хочешь сам, а мне не уберечь.
Оно и лучше — от беды подальше.
Иди домой! Ах, батюшки, нейдет.
Упрямится. Дай время — обойдется.
СЦЕНА ВТОРАЯ
ЛИЦА:
Степан Бастрюков.
Роман Дубровин.
Резвый.
Кубас и другие слуги.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Душа горит, на части сердце рвется
Ретивое. Куда ты подевалась,
Моя удача, мой талан да счастье?
Степан Семеныч! Выпей хоть маленько,
Облей ты, окати свое сердечко,
Повеселее будет.
На роду ли
Мне так написано, аль доля вышла
Спознаться с горем. Ройте мне могилу,
Дубовую колоду приготовьте.
Желтым песком засыпьте!
Нас живыми
Зарыть в могилу надо, что доводим
Тебя до этакой кручины.
Слуги
И челядинцы верные мои!
Я вас кормил, и жаловал, и тешил,
С плеча дарил свое цветное платье —
Хоть в жизни раз и вы меня потешьте!
Я в ноги нам ударю, доставайте
Мне Марью Власьевну!
Робята, надоть
Хоть умирать, а доставать. Потешим
Боярина. Вели, Степан Семеныч,
Мне слово молвить.
Молви.
Головы
Повинной не секут, не рубят. Прежде
Ты выслушай, потом казни, как знаешь.
Хоронится у нас от воеводы
Роман Дубровин.
Ведомого вора
Во двор пустили. Ну как вдруг нагрянут
Да вора вымут на моем дворе!
В ответе я. По грамоте царевой,
И головой, и животом отвечу,
Поместья отберут на государя
За ваше воровство!
Степан Семеныч,
Не вор Дубровин. Тем и провинился,
Что жил богато да жена пригожа;
Его томил в остроге воевода —
Все денег вымогал. Сбежал Дубровин,
Так он в тюрьму его хозяйку вкинул;
И ночи там она не ночевала,
К себе ее в хоромы перевел.
В бегах был с год Дубровин, вот вернулся,
Сгрустнулось, повидаться захотелось
С женою.
Где ж она?
У воеводы.
Так вы его пустили?
Да боится
К чужим пристать. Да что ж, Степан Семеныч,
Пускай живет; у нас его не сыщут;
А взыщутся, так мы тогда спровадим,
И след простыл; а нас хоть жги огнями:
И знать не знаем, слыхом не слыхали.
А уж куда на выдумки гораздой!
Потолковать бы с ним о нашем деле,
Худого не придумает.
Зови!
Кубас, беги! Да ты найдешь?
Пошарю,
Авось найду. Еще бы не найти!
Я свой, не сыщик.
Горе-то убило
Теперь его, а уж куда затейник —
Что слово скажет, то рублем дарит.
Послушаем. Крестами поменяюсь,
Коли беду мою бобами разведет,
Печаль-тоску на радость поворотит.
Кромя его и некому.
Посмотрим.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Здорово, осударь Степан Семеныч!
Живешь давно, а глаз своих не кажешь
Хозяину. У нас таких порядков
Не водится меж добрыми людьми.
Да пСшто я тебе? Живу я смирно,
Тебя не трогаю. И ты не трогай!
Пришел не в гости, ни с добром, ни с худом,
Пришел потиху и уйду потиху.
Пришел я незван и уйду я негнан.
А за постой скажу тебе спасибо!
Зачем покликал?
Дело есть, Дубровин.
Тебе не боязно?
Чего бояться?
Велю связать, да к воеводе.
Шутишь!
Я пуганый, меня не испугаешь.
И то шучу. И волосом не тронут.
Нужна послуга.
Будет ли под силу?
А есть охота?
Твой слуга, боярин.
Не ждал беды, сама беда сыскалась,
Тужить не думал, довелось тужить.
За что про что сыр-бор горит?
За девку!
В руках была, да отняли из рук.
Здесь девушки по денежке.
Не купишь
И тысячей. Слыхал ли ты про Власа
ДюжСва?
Кто ж его не знает, плута,
Лисицу старую!
А дочек видел?
Чтоб не солгать, раз с десять доводилось.
Молва идет: не знаю, правда ль, нет ли? —
Прасковью Власьевну за воеводу
Просватали. Ужель, Степан Семеныч,
Я молвлю не в укор, ее жалеешь?
Похаять нечего, с лица красива,
Собой статна, а все же кус не твой;
Вот Марья Власьевна совсем другая,
Как не родные точно.
Про нее-то
И говорю, ее-то и жалею;
Мы по любви сошлись и столковались.
Чего ж жалеть-то? Сватайся порядком,
Не отдадут, возьми без позволенья.
Так и задумал.
Ну!
Да помешали.
Я за руку, а за другую…
Кто же?
Все он же, воевода.
Не татарин:
Не женится на двух.
Да он раздумал
Прасковью взять. Как увидал меньшую,
Так подавай ее, а ту не надо.
Во двор берет беречь, чтоб не украли.
А надо бы украсть. Ужли уступишь?
Что уступить, что заживо в могилу!
Мне жизнь не в жизнь! Бесчестье-то бесчестьем,
Да каково, слюбившись, расставаться.
Не плакать стать; слезами не поможешь.
Подумать, да за дело.
В добрый час!
Повыстудить бы избу. Лишних за дверь.
Останься, Резвый, ты не помешаешь.
Идите вон и подождите зову.
Боярин, я пришел недаром. Тоже
Должишко есть; повыправить хочу.
Взаймы жену, без спросу, люди взяли:
Просить по чести — самого посадят,
Что век не вылезешь. Одно осталось —
Свое добро у вора воровать.
Давай уж вместе! Первым делом надо,
Чтоб воевода выехал дня на два,
Хоть за охотой, хоть на богомолье.
Из города не выживешь его.
А надо бы. Нам только самого-то
Долой бы с глаз, а челядь наша будет.
Хитер, собака, не обманешь.
Можно.
На свете нет такого хитреца,
Чтоб не было хитрее. Воевода
Хитер, да не умен.
Почем ты знаешь?
Не станет умный с ведунами знаться,
А он без ведуна не ступит шагу.
Во всяком деле, важном и не важном,
Мизгирь ему советчик. Так пристойно ль
Боярину ума-то набираться
От мужика?
А кто таков Мизгирь?
Известный плут; слывет за ведуна
У глупого народа. Он немало
Людей изводит порчей, а другого
Не смыслит чародейства. Уж давно бы
Его казнить пора за лиходейство.
Послать в Москву, там суд короток будет, —
Не волоча, сожгут его живого
За волховство. А умный воевода
Его на воле держит, днем и ночью
Во всякий час к себе в покои водит,
По книгам смотрят, в шестокрыл и в рафли.
Вот дело-то какое. Поклониться
Приходится.
Кому?
Да мне.
Изволь.
Постой, Степан Семеныч, ты боярин,
Заставь холопей кланяться ему,
У нас спина гибка.
Да вас не надо,
Пусть сам поклонится.
На что ж тебе
Его поклоны нужны?
Сердце тешу.
Я кланялся немало и задаром;
Пускай хоть раз поклонятся и мне.
Я денег не прошу, меня не купишь,
А за поклон я душу положу.
Поклон не в труд и не в бесчестье, если
За дело кланяться и за услугу.
Я поклонюсь, да было бы за что.
Меня Мизгирь боится; прикажу
Из города спровадить воеводу,
Так он спровадит, а послать деньжонок,
Да припугнуть, да посулить еще,
Так завтра же ушлет на богомолье —
И тот пойдет.
Чем свет пошлю Кубаса.
Я сам снесу.
А много ль денег надо?
Недорого продаст он воеводу.
Чего не жаль, то и пошли.
Ну, ладно.
Прости, до завтра!
Ты, Степан Семеныч,
Опочивать ложись!
Вели дать меду,
Мне не впервой гулять до бела света.
Ты где бродил?
Не клином свет сошелся.
Гулял по Волге?
Волей и неволей,
В бурлаках…
И в удалых молодцах?
Всего бывало.
И большой дорогой
В ночь темную?
Придет пора, покаюсь.
Ни ты чернец, ни мне конец, боярин.
Здесь слух прошел про Худояра. Слышал?
Слыхать слыхал.
А может, и видал?
Так правда ли, что он народ не грабит
И на богатых лишь оброк кладет;
Не жалует служилых и посадских,
И нас, дворян поместных?
Ты боишься?
Мне что бояться, я живу по правде.
Так что ж тебе?
Да поглядеть охота.
Зачем, боярин?
Удаль заставляет.
Так вот гляди: мы схожи уродились:
И голосом, и волосом, и ростом;
Один в другого удались точь-в-точь.
Ну, что ж задумался?
Да я не знаю,
Вязать тебя за схожесть с Худояром
Иль чествовать и величать за удаль.
Являть ли воеводе, иль медами
Поить тебя сычеными. Спросить бы,
Да некого,
Ты у души спроси;
Душа вернее скажет.
Правда.
Резвый!
Вина давайте, меду. Песни пойте!
Дым коромыслом! С горя загуляем,
А с радости опохмеляться будем.
Уж и полно нам, робята, чужо пиво пити,
Не пора ли нам, робята, свое затирати?
Солод молод на овине, а хмель на тычине.
Уж и что же вы, робята, приуныли!
Аль у вас, робята, денег нету?
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЛИЦА:
Воевода.
Heyстройко.
Настасья.
Марья Власьевна.
Вдова Ульяна.
Мизгирь, колдун.
Олена, жена Дубровина.
Гришка Жилка.
Шут.
Девушки сенные 1-я и 2-я.
Мужская и женская прислуга.
Домовой.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Ну, что ж? молчит?
Не молвит ни словечка.
Ни с кем?
Ни с кем.
И рта не разевала.
Пойти взглянуть. Ахти, напасть какая.
Напасть и есть! Не хочет слова молвить!
А вы-то дуры! Нет у вас уменья
Повеселить.
Коль ты умна, попробуй!
А мы-то уж и пели, и плясали,
На головах вот разве не ходили —
Да не суметь, а то бы попытались.
Толкуй с тобой! Тебе чужая, видно,
А мне своя. Ну как не распотешить!
Охоты нет! Была царева дочка
На выданье, царевна Несмеяна;
Сидит, не улыбнется, говорит ли,
Не усмехнется. Не-в-котором царстве
Нашелся парень, рассмешил-таки.
Так парень, а не мы! ЧуднАя, право!
И ваша бы, пожалуй, рассмеялась,
Как привести ей парня по душе.
Да где же взять?
Ты по себе не меряй!
Что у самой глаза-то завидущи —
Так не у всех такие.
Говорить-то
Не хочется. До брани недалёко,
Как свяжешься.
Знать, нечего?
Навряд ли!
Ну, говори!
С чего она тоскует?
Я слышала. Она сбежать сбиралась,
Да не дали.
Так что ж?
Слюбилась с парнем.
A вот и врешь. Когда ей с ним слюбиться?
Она его в глаза-то не видала.
Ты говоришь, а кто тебе поверит?
Ну как сбежать, не знавши с кем?
Да так же:
Пришел да взял, не станешь упираться,
А взял — повел! У бабы волос долог,
А ум короток. Их куда ведут —
Они идут.
А может, и взаправду.
Вот то-то же! Ты не мели пустого!
Молоть пустое — жернова сотрешь.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Тебе чего? Ты почто тут толчешься?
Чего, чего! Ты рта не разевай
Широко-то! Сейчас боярин будет.
Так что ж тебе?
Так надо приглядеть,
Обрядно ль все у вас. Я распинался,
Постлал ковры, завесы к окнам вешал,
Полавочники клал на каждой лавке,
Столы сукном завесил.
Погляди!
Разуй глаза! Все чисто, все нарядно.
Уйди добром! Не суйся, где не просят,
А то дождешься брани.
Жениховы
Подарки все порядком я поставил.
Ларцы и зеркала, белила, перстни,
И мыла всякие, и все покупки,
И рухлядь всю расставил и развесил
Лицом на погляденье!
Ну, так что ж?
У вас, гляди, все в кучу сбито.
Сбито?
Не лучше ль, не дельнее ль твоего
Улажено? Поди-ка ты с ученьем
Из терема-то вон, покуда цел!
Глупей тебя я, что ли?
Что ты знаешь?
Ты как жила? Весь век в курной избе.
В курной избе? В курной? Где кочерга-то?
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Ахти беда! Боярин! Виновата!
Воюешь ты? Воюй! Не надо беса,
Когда ты здеся. Мне того и нужно.
Ты слушай в оба! Не по чести место
Дано тебе. Боярские хоромы
Велика честь для вас, людишек малых.
Ты это чувствуй. Вся твоя забота
Беречь боярышню, от ней ни шагу
Не отходить. Какие будут речи
Меж вами, сказывай! А баб и девок
Не допускай к боярышне с речами.
Блюди за ними крепко. Все, что нужно,
Через тебя чтоб шло, никак не мимо.
Послужишь честно, честно и отпустим
С большим наделом деньгами и платьем,
И замуж выдам. Дворню созовите!
И баб, и сенных девок!
Не трудна работа,
И много милости. Продли Бог веку
Тебе на белом свете. Сиротинку
Не забываешь.
Дело-то, я знаю,
Тебе по сердцу. Нравом ты свирепа,
Ну и гляди медведем и свирепствуй!
А за оплошку удавлю. Ступай!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Я жалую вас милостью боярской:
Не красен дом, не весел господину,
И слугам сиротливо без хозяйки
Боярыни. Благословеньем Божьим
И нашим счастьем мы нашли девицу
Себе по мысли, и понять желаем
Себе в жену, вам в мать и госпожу.
Час добрый! Кланяйтесь, благодарите
Боярина.
Теперь пока до свадьбы
Я этот дом со всем добром и с вами
Невесте отдаю.
Опять ударьте
Челом ему на милости боярской
И слушайте наказ.
Наказ короткой —
Служить боярыне, как мне, со страхом
И вежеством, в грозе и береженье,
Не красть, не лгать, от всякого бесчинства
И пьяного питья блюстись всемерно!
Все это присказка, а вот и сказка!
Чтоб день и ночь ворота на запоре!
Чтоб день и ночь круг дома сторожа!
Чтоб ни к кому приходу, ни подсылу!
Чтоб сенным девкам из ворот ни шагу!
На портомой водить за караулом
Не часто! Слово каждое и дело
Чтоб было мне доподлинно известно!
Не только вести в дом или из дому
Не проносить; а птица прилетела
С чужих хором, чтоб мне про это ведать!
Я батогов для вас не пожалею
За малую оплошку; за большую
Казненным быть нещадно скорой казнью.
Челом боярину и вон ступайте.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Олена!
Ты все волком к лесу смотришь.
Змеей шипишь. Пора бы уходиться,
Забыть про вора-мужа.
Не забуду,
Пока жива.
Кто на тебя посмотрит
Со стороны, так скажет, что зарезать
Меня ты хочешь. Грозными очами
Глядишь на нас.
Да что кому за дело
До глаз моих. Гляжу я, как умею.
Живу покорно, голову поклонно
Держу перед тобой; что ни заставишь,
Я делаю, не выхожу из воли.
Чего ж тебе?
Стеречь ее покрепче,
Чтоб не сбежала со двора.
Кто? Я-то?
Куда сбежать? Подумай! Много ль места
Ты мне оставил? Дом стоит покинут
И разорен по милости твоей,
И двор зарос. А где Роман гуляет,
Где буйною головушкой качает,
Печет ли солнце, дождик ли сечет
ЯснСго сокола, в живых ли, нет ли, —
И я не знаю, да и ты не знаешь.
Куда ж бежать? Уж разве на погост —
Над матушкой повыла б, что на горе,
На муку зародила, да взглянула,
Хоть издали, на дом пустой — да в Волгу;
Да грех велик. Уж я у вас останусь
Рабой твоей до гробовой доски.
Да буду ждать, чем нас Господь рассудит.
Нет зверя злой жены лютее.
Правда.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
А я давно ищу тебя, боярин.
Откуда ты?
Из погреба.
Треклятый,
Как черт занес на погреб?
Посадили.
В гостях гостил у Бастрюковых.
То-то
И не видать тебя.
Голодной смертью
Околевал-сидел, и кнутьем били,
А на тебя, боярин, челобитье
Написано и услано к Москве.
А кто писал?
Да я.
С ума ты спятил!
Или об двух ты головах?
Напишешь
И на себя, как по бокам с плетями
С ордынскими стоят.
А кто поехал?
По выбору послали. С Бастрюковым
Поехали. И он в Москву.
Ну с Богом!
Широкий путь.
Роман Дубровин близко.
И знаешь где?
У Бастрюковых.
Точно?
Хоть умереть, на месте провалиться!
А вот, дай срок, схожу на богомолье,
Нагрянем к ним.
Про Худояра вести.
Хорошие?
Остановился станом
За пустынью. Осиновик-починок
Слыхал когда?
Ну вот и кстати будет,
И я иду туда на богомолье.
Беги скорей, вели собрать Баиму
Стрельцов своих и всех служилых. Мигом
Лети к нему: чтоб нынче и в поход,
Чтоб догонять меня; у нас и кони
Оседланы. Не засижусь, я только
Зашел проститься с тещей и невестой!
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Про ласковую тещу только вспомни,
Она и здесь. Как спали-ночевали?
Зятек поклонистый, живем, покуда
Господь хранит.
Садись в передний угол!
Хозяйкой будь.
Хозяйка не садится,
Садись ты, гость.
Не гость и не хозяин.
Хозяйка вот. Весь дом со всем запасом
Ее теперь, а я сюда до свадьбы
Не загляну. Живите как хотите.
Для береженья, для услуги много
Дворовых баб и девок. Был женатый,
Так нужны были, а вдовцом остался —
Куда их деть? Хотел уж по осинам
Развешать их, ан вот и пригодились.
Вот и Ульяна, ей наместо мамки.
На всем спасибо! Только ты послушай,
Какое дело! Словно кто испортил
Ее у нас. Бывало, день настанет —
Одну ее и слышишь: без умолку
Трещит, болтает, прыгает да скачет;
Теперь ни слова, точно как немая,
И уст не открывает, и ни шагу
Не сделает сама, толкнешь — идет.
Аль сглазил кто?
От глазу и от порчи
Мы слово знаем. Молодо — стыдливо.
Глазам-то стыдно, а душой-то рада.
Девичий стыд до мужнина порога,
Лиха беда порог переступить.
Не то что стыд, а норовом такая:
Упрямится.
Устанет — перестанет.
Тоскует, что ли? Спрашивать пытали,
Не молвит ничего.
Тоску прогоним
Забавами, да играми, да пляской.
Да песнями. Бессудного покличем.
Здесь, дяденька.
Тебя-то нам и надо.
Шути, хвостом верти, хоть бесом корчись,
Да только тешь! А я домой поеду.
Хочу пешком сходить на богомолье,
Благословиться. Крепче дело будет.
Да говорят, круг города удалых
Поразвелось, так надо попугать их.
Дня два проходим да честным пирком
За свадебку. Прощай, моя зазноба!
Не нАдолго прощаемся с тобой,
Немного дней пройдет до нашей свадьбы,
Но каждый день протянется мне годом:
Я ночью буду утра дожидаться,
Я утром буду вечер торопить.
Убить бы день, а ночи не увидишь.
Не крой лица, не прячь своих очей
И ненаглядной красоты девичьей,
Дай наглядеться, дай на расставанье
Налюбоваться вдоволь про запас.
Прощай-ка, тещенька.
Прощай, зятек.
В святой бы час, в архангельской.
Спасибо!
И я домой. Прощай покуда, дочка.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Ишь скачет как! Пыль-курево стоит.
Прощай, боярин! С Богом, по морозцу!
Уехал дядя! Запили лохмотья,
И загуляли лоскутки. Не страшно!
Хоть пой, хоть плачь! Никто не сымет воли.
Ах ты бедный еж,
Горемычный еж,
Ты куда ползешь,
Куда ежишься?
Я ползу, ползу
Ко боярскому двору,
Ко высоку терему.
К Марье Власьевне.
Спесива ты, дерешься! А не знаешь,
Как бедного ежа встречают? Слушай:
Как взяли ежа
Во высокий терем,
Как стали ежа
Целовать, миловать,
Оглаживать,
Охорашивать.
Кабы не ты, гуляла б я на воле.
Постылый пес, тебе бы беса тешить!
Ножа-то нет, зарезала б тебя.
Гляди-кось. Вот так пыль! Чуть жив со страху!
С ковшом на брагу налетели, дядя!
Убил бобра! Нашла коса на камень!
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Господь с тобой! С чего ты загрустила,
Красавица, забавница моя?
И сладу нет. Совсем от рук отбилась;
Хоть молода, а норов стар.
Да ты бы
Не все грозой, а иногда и лаской,
И дуги гнут не вдруг, а прежде парят.
Да парь не парь, а надо будет гнуться,
Не гнуться — сломишься. Она упряма,
А я упрямее.
Мне что за дело,
Какая ты! Твое перед тобою.
Пришла к тебе, а пСшто, и не знаю;
Куда гожусь, туда и деньте. Все же
Поваднее тебе со мной, старухой!
Люба — оставь, а нет — домой пусти.
Велишь остаться?
И на том спасибо!
Пойду-ка я да челядь попытаю
Проклятую, не спят ли, дармоеды!
Да заперты ль ворота. Ну, людишки!
За ними глаз да глаз, да кнут ременный
В руках держи, а то не поворотишь!
Ах, волк те съешь и с пСтрохом! Откуда
Такое зелье взяли? На лес взглянет —
Так лес завянет. Не велика птичка,
А ноготок востер. Пустили волка
Овец стеречь, небось не отказался,
А говорит: «Что делать! так и быть,
Уж как не как, а надо послужить».
Работу взять пойти, без дела скучно.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Государыня боярышня,
Есть за мной вина немалая:
На реке платно мыла,
Громко колотила…
Боярышня, есть весточка.
Откуда?
Степан Семеныч шлет.
Не лжешь, так правда.
На что мне лгать! На Волге платье мыла
Я на плоту; неведомая женка
Рядком пристала, вглядываться стала,
Взглянула раз и два, заговорила:
«Лицо твое мне, милая, знакомо,
А как назвать, не знаю». Так и так, мол.
«Ну, говорит, тебя-то мы и ищем.
Придешь домой, боярышне тихонько
Шепни, когда улучишь час…»
Скорее!
Ну говори ж! Придут да помешают.
Чтоб завтра в сад, как только солнце сядет,
Ты выходила. Сторожей не бойся! —
Всех напоят. На даровое падки,
Весь дом напьется к ночи. Я нароком
Фату твою из рук пустила в воду,
Чтоб допустили: будто повиниться
Пришла к тебе.
Спасибо!
Ты Ульяну
Уговори, чтоб погулять пустила.
Пусть и сама идет; из рук не вырвет.
Как молодцы подхватят.
Да не пустит
Из терема.
Ты подари, попробуй.
Чай, есть чего!
Немало дряни. Идут!
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Государыня боярышня,
Есть за мной вина немалая:
На реке платно мыла,
Громко колотила,
Фату твою белую
В воду уронила.
Ну нет! Простить нельзя беду такую,
Какая ты работница! Работать,
Так не зевать по сторонам! Не надо
Твоей работы! Не нуждаюсь. Много
И без тебя народу. За провинность
Не заставлять ее работать. В терем
К себе беру. Пусть на меня и служит,
Чтоб от меня не отходила шагу.
Во белых руках было,
Да ушло, уплыло.
Хоть казнишь, хоть милуешь —
Я не утаила.
И вместе спать со мной! Да накормите
С боярского стола ее. Ступай!
Вот, поглядишь, господское-то дело —
Не разберешь у них, что гнев, что милость.
Заговорила? Аль опять надулась?
Житье мое! Уж нечего сказать!
Вот дитятко на шею навязалось!
Ходи за ней! Она и знать не хочет,
Стоит как пень, ничем не поворотишь.
Сама пошла. Диковина! Посмотрим,
Что будет от нее.
Ну вот спасибо!
Как поглядеть, так ты из умных, девка.
Не вдруг тебя и распознаешь! Право!
Не осердись, что я тебя бранила.
По глупости. Словечка не услышишь
Противного. Ни в чем не поперечу:
Ты добрая. А чай, грешки ведутся
И за тобой. Вы при людях тихони:
По лавочкам, как соловьи по гнездам,
Смирнехонько сидите, глазки в землю
Опущены. А дай-ка вам потачку,
Недогляди, откуда прыть возьмется —
Бойчее баб. Погудки, смех да грохот,
А разговор послушать, уши вянут,
Стыдом сгоришь. Да что кому за дело.
Чем тешатся, не плакали бы только.
Не то беда, что игры да потехи
На разуме у девок! Ну пускай бы
Промеж себя и тешились, так мало —
Утехи нет одним, без парней скучно.
Не правда, что ль? Сама чудила в девках,
Так знаю вас, меня не проведете.
И ты, как все, не лучше и не хуже,
Да хитрости в тебе уж больно много.
Опять ушла. Еще не принесет ли?
А ладно бы! У ней добра-то много,
А мне-то где взять?
Что ты! Бог с тобою!
Не надо, нет! Куда мне! Совесть зазрит.
Уж разве взять? Подарок-то хорош.
Непрошеный подарок-то дороже.
И то, возьму. Благодарю покорно!
Да вот беда! Отдаривать придется.
Я брать беру, а отдарить-то нечем.
Поноровлю за это; что захочешь,
Отказу нет, опричь того, что в терем
Чужих водить — и затевать не думай!
Да не пущу и самоё из дому.
А в терему что хочешь, то и делай,
Ты госпожа, мы слуги, что прикажешь —
Тому и быть. Чем хочешь, забавляйся.
Куда ты? Стой! Довольно! Эй, довольно!
Послушай-ка! Не надо, не возьму я!
Ахти грехи! Кто падок на подарки,
Добра не быть. Кому придет охота
Бросать добро на ветер? Видно, хочет
Купить меня. Не след бы мне и брать-то,
Да как не взять, когда в глаза мне тычет.
Ох, смерть моя! Такой уж скверный норов —
И соблазнюсь, как соблазнюсь! Подарком
Меня и взять, глаза-то завидущи.
Продам тебя, боярин, сердце чует.
Не утерплю, продам. Глядеть не стану,
Зажмурюсь, чтобы не было соблазну.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Гляди-ка ты, какая телогрея,
И с выпушкой!
Вот чудо, так уж чудо!
Неужто мне?
Кому же?
Дорогая!
Не нам носить.
Наденешь, так износишь.
Ох, каравай-то не по рылу. Где нам!
Уж как тебя благодарить, не знаю
И не умею. Вся твоя. Хоть воду
Вози на мне. Сулил мне воевода,
Да жди-пожди, а он, гляди, обманет,
А ты добрей, ты прежде догадалась.
Да у тебя и летник — вСшвы бархат
На золоте. Тафтяная рубашка
С запястьями.
Уж разве нарядиться?
Ты нарядись, а мы посмотрим.
Что ты!
И впрямь пойти.
Чай, то-то загляденье!
Пойдем со мной, ты мне пособишь.
Можно.
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Молчать-то я молчу, да больно скучно
Становится. Немного натолкуешь
Сама с собой. Сложу от скуки песню.
Сама спою, сама и слушать буду.
Тихонечко спою, чтоб не слыхали.
Я по терему хожу,
Я по миленьком тужу,
Тужу, хожу
Да потуживаю.
Уж я сяду, посижу,
В окошечко погляжу,
В окошечко
Во косящетое.
Милый весточку дает,
Молодого гонца шлет,
Гонца, гонца
Да молоденького.
Что не быть, да не бывать,
С милым розно не живать,
Мне жить, не жить
Со милым со дружком.
Поскачу да попляшу
Во высоком терему,
Вот так, вот так,
Вот и так, вот и так!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Куда красно! И посмотреть, так любо.
Красавица, как есть.
Чему дивишься!
И пень хорош в уборе!
Не похаять
Тебя и без убора. Всем пригожа,
Собой статна, лицом бела, румяна,
Глаза как вишни, брови колесом.
По красоте твоей за дворянина
Тебе идти. Ты баба молодая,
Чего ж сидеть!
Дворяне по дворянам,
А не по нас. А наши-то дворяне
Не родились.
Как знать, чего не знаешь.
Да нечего и знать-то! По одежке
Протягивай и ножки. А дворяне
Хороший кус, да не для наших уст.
Достатков нет, какая я невеста;
С голодным брюхом, да по добрым людям
Похаживай. Чужой-то хлеб не сладок,
Подавишься. Кормить не станут даром;
И угождай на всякого как знаешь.
Хоть бы вот здесь, смотри за целым домом —
Беда бедой! Будь смирен — так проглотят,
Сердит — проклясть готовы. Вот и казнись!
Здесь не люди, а черти! Как шальные,
Проклятые! Кто спит, кто пьяный бродит,
Шатается. Сама за всем и смотришь,
За всякой малостью. А понадейся,
Так пропадешь, не рада жизни будешь.
Сама запру все выходы, все двери,
Да поперек порога здесь и лягу.
Один глазок усни, другой пусть смотрит.
Раздобрилась, и не уймешь. А правду
Сказать тебе, так мне тебя и жалко.
А у нас в саду
Соловей поет,
Выговорочки
Выговаривает.
Послушаем; послушать, что ли, хочешь?
Сходить бы завтра.
Что ж такое! Сходим
В сумеречки. Большой беды не вижу;
В своем саду, а не в чужом. Боярин
И не велел, да мало ль что! Наказы
Легко давать! Не всяко лыко в строку.
Наказ-то знай, а делай как придется.
Ну в сад так в сад! Давно бы ты сказала.
Гуляй себе, когда придет охота;
Хоть днем гуляй, хоть ночью.
Вот и ладно.
Гуляй, гуляй! Авось повеселеешь,
Хоть улыбнись на нас с Оленой!
Ишь ты!
Пошло на лад.
Дай срок, не то увидишь.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
Пора и спать. Чего сидеть в потемках!
Поужинай, чем Бог послал, да на бок
И завались. Без ужина ложиться
Нехорошо бывает, плохо спится,
Да много грезится. А то как знаешь:
Сиди себе. А уж огня не стану
Вздувать теперь.
Кто летом зажигает!
Чай, дворня спит?
И куры, и собаки —
Все спят.
И я, боярышня, прилягу.
Ну что ж нейдешь? Аль спать-то неохота?
Не то что я. Все ноги отходила,
Все кости, все суставы заболели,
Измаялась. Не рассказать ли сказку
Да присказку? Авось тогда задремлешь.
Сумерничать давайте. Мы любили
В сумеречках сидеть с тобой тихонько
И побасёнки баять тихомолком,
А круг тебя как точно кто мурлычет…
Ах, батюшки! Вот так меня и клонит,
Так и валюсь и тычусь носом. Часом
Совсем усну, так ты меня толкни.
Начинается сказка, починается сказка.
За тридевять земель,
В тридесятом царстве,
Жили два брата,
Да мать брюхата,
Да отец на днях…
Постой! не так. Я что загородила,
Не сплю, а бредится. Начну сначала:
Жили да были два брата родные,
У одного брата всего богато,
А другой убогий, а детей у него много.
Говорит богатый бедному брату:
Сам ты убогий, а детей у тебя много.
Дай ты мне сына, вот тебе жита осьмина,
Вот тебе осьмина, а жене твоей холстина,
А дочери коза, лубяные глаза…
Да что я, что я вру-то! Сбилась! Тьфу ты!
Пропасть тебе! Не то все! Задремала.
Вот дальше-то забыла, что там было.
Не вспомню ли? Заметалось! Помню только,
Что попросил у брата лошадь бедный,
А волк и съел, оставил хвост да гриву.
И повели дружка к судье Шемяке.
Сидит судья Шемяка, судом судит,
Бороду закусит, да ус разлощит,
Ус разлощит, глаза вытаращит…
Тьфу! пропасть! Не налажу, да и только.
То про Фому начну, то про Ерему.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
Аминь, аминь, рассыпься! Чур меня!
Что вечерняя красная зорюшка
Догорает, чуть краюшком теплится,
Загораются частые звездочки,
Рассаждаются по небу чистому.
Докачались головки, домаялись
До пуховых цветных изголовьицев,
Ходит сон по сеням, по новым дрема.
Ты поди, сон-дрема, в головах постой.
По хоромам старым
Я давно брожу;
В тереме чужая,
Дай-ка погляжу.
Новая новинка
К худу иль к добру?
Нет, такая гостья
Нам не ко двору.
Ты на счастье, на радость роженая,
Не про старого мужа рощеная,
Старику-то чернеть да горбы растить
А тебе-то алеть спелой ягодкой.
Я поглажу тебя лапой бархатной
На богатство, на радость с милым дружком.
Тихой сон — угомон ясным глазынькам,
В изголовье тебе грезы девичьи.
За сердечным другом
То ли не житье.
А у нас по дому
Горе да вытье.
Скрасишь скучный терем
На короткий час,
Да и пуст покинешь
И бежишь от нас.
Запустеет терем, принаклонится,
Заметет по углам пылью-плесенью,
Понесет по сеням бранью, руганью,
Сип да воп по клетям с перекорами.
Не слыхать-то мне смеху веселого,
Молодого, девичьего, звонкого.
Не слыхать по ночам бреду жаркого,
Только старым старухам шлыки сшибать,
Аминь, аминь, рассыпься!
Ах, как сладко
Уснула я!
Аминь, аминь, рассыпься!
Не разберу: во сне ли, наяву ли,
А сбили шлык. Не ты ли пошутила?
Пойдем-ка ужинать да спать ложиться.
Вот день прошел, до нас дошел.
Ахти мне!
Грехи мои.
И-ах… великие!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЛИЦА:
Воевода.
Неустройко.
Старуха, крестьянка, хозяйка постоялого двора.
Иван, ее сын.
Гаврило и Клим, бортники из Нижнего.
Сидор, лесной промышленник из Унжи.
Курчай и Кулик, целовальники с казенной рыбой и солью.
Слуги воеводы.
СОН ВОЕВОДЫ
ЛИЦА:
Степан Бастрюков.
Роман Дубровин.
Резвый и слуги.
Марья Власьевна.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Вы, тетка, чьи?
Поместные крестьяне.
За кем живете?
За мурзой крещеным.
Хорош до вас?
Татарин как татарин.
Где бабе знать! Толкуйте с мужиками.
Вот сын придет.
Ты внучка, что ли, нянчишь?
А где ж сноха?
С ребятами в чулане.
Там четверо у ней, вот пятый в зыбке.
Струга пришли, к ночлегу подвалили.
Слышь, матушка? А с лесу воевода
Валит со всем народом; хочет станом
На берегу остановиться на ночь.
Чай, лют?
Вестимо, лют: на то боярин.
Ты ждешь купцов, а тут, гляди, нагрянут
Боярские голодные холопья.
Один разор! От них, что от пожару,
Что есть в земле зарыто, то и цело,
А под руку попало, то пропало.
Ахти, беда!
Да что у нас и взять-то?
У нищего суму и ту отнимут.
С стругов?
С стругов.
Отколь?
Из Унжи будем.
С лубьем?
НештС!
А вы, робя?
Мы с низу.
Мы в целовальниках идем в насадах,
С казной.
С какой?
С оброчной рыбой в бочках.
Вы держите аль нет?
Чего?
Вестимо…
Вина-то, что ль? Нет, парень, не бывало,
У нас корчмы никто не держит.
Будто?
Да боязно, велик ответ.
Не бойся,
Не выведем, не сыщики.
Ну, право.
Поди пошарь. Авось найдешь.
Пошарю.
Кажись, что есть; себе берег на праздник.
Хлеб-соль!
Спасибо.
Здравствуйте. Откуда?
Из Нижнего гужом идем в обозе.
Далеко ли?
До Ярославля, с медом,
Мы бортники.
Плесни, хозяйка, щец-то!
Да не пустых.
Варила со снетками.
Бладарствуйте. Мы лошадей посмотрим,
Да на печь к вам. Гляди, и полночь скоро.
Часок-другой соснем, да и в дорогу.
Большая печь, просторно, полезайте.
Полкружки есть. По чарке будет. Пейте.
Простое?
С махом. Люди пьют да хвалят.
Не похулим и мы. Нельзя не выпить,
Всё на воде.
На доброе здоровье!
Прибрал в клети?
В подполицу припрятал.
Поди, стучат.
Пущай идут к соседям,
Кого несет!..
Не вдруг пускай. Окликни.
Ишь крик какой! Не лучше ль убираться
С добрА ума. Хозяйка, не трудись.
Подальше от греха, здоровей будешь.
Пойдемте спать в струги. За угощенье!
Хоть в гроб ложись! Боярин к нам постоем,
Опричь хорСм, со всем двором валится.
Ишь холодно в палатке, так холопы
По избам рыщут, где теплей да чище.
Уж я молил немало.
Воля Божья!
Придет беда, так отворяй ворота.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Давай огня!
Сдвигайте стол в тот угол!
Ковры, меха стелите, в изголовье
Седло клади!
Яви такую милость,
Ослободи! Поди к соседям!
Смерды,
Ступайте в хлев! Старуху вон, и с зыбкой.
Разбойники! младенца-то не троньте!
Кому помеха ангельская душка!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Уйми холопей, закажи им трогать
Младенца!
Вон ступайте! Ты, старуха,
Останься здесь с ребенком. Ближе к детям,
И ангел ближе, место благодатней.
Он не блажит у вас?
В кого родится
Благой у нас; давно мы присмирели.
Раздень меня!
Опочивай покойно!
Я в сени спать; понадоблюсь, так близко.
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи-усни, крестьянской сын!
ДопрИж деды не видали беды.
Беда пришла да беду привела
С напастями да с пропАстями,
С правежами беда, всё с побоями.
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи-усни, крестьянской сын!
Нас Бог забыл, царь не милует,
Люди бросили, людям отдали,
Нам во людях жить, на людей служить,
На людей людям приноравливать.
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи-усни, крестьянской сын!
Беду нажили, как изжить будет?
Изживем беду за работушкой,
За немилой чужой, непокладною.
Вековечною, злою-страдною.
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи-усни, крестьянской сын!
Ты спи, поколь изживем беду.
Изживем беду, пронесет грозу,
Пронесет грозу, горе минется.
Поколь Бог простит, царь сжалится.
Сдавил всю грудь, проклятый! Душит, душит,
Вздохнуть не даст ни разу, зачураться!
Ох, смерть моя приходит! Чур меня!
Вся кровь горит, огонь бежит по жилам
И сердце жжет.
О Господи помилуй!
И сон тяжел, и. сонный бред замучил.
С молитвой лег. Не знаю, что за притча!
И рад не спать, да сон одолевает,
Сомкну глаза, так одолеют грезы…
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи-усни, крестьянской сын!
С тобой сидит бабка старая.
До зари с зари прибаюкивает,
Тихой сон очам наговаривает
Да качку-качалку покачивает.
И страшен сон, да милостив Господь.
Сосну еще немного и в дорогу!
А что-то дома? Надо Бастрюковых
Пугнуть покрепче! Насолили оба.
Отец мутит, а сын ворует девок.
Недогляди немного, и увез бы
Жемчужину такую, что и в царских
Не сыщется палатах. Да ему ли,
Беспутному, сокровище такое!
Ему бы пить, а красоты девичьей
Не разберет он, бражник; та ль, другая ль
Ему одно. Уж он, гляди, за пьянством
И позабыл о ней. А если помнит?
А если помнит? До греха не долго.
Беда моя! Людишки все продажны,
За денежку любого купишь. Каждый
И пьяница и вор. Зачем заехал
Я в эту глушь? На самых добрых конях
Скачи весь день, так до ночи доскачешь.
А там, гляди, гульба, потеха, пьянство
Во всем дворе. А в терему у Марьи
Чужой сидит хозяином, целует,
Глядит ей в очи, к сердцу жмет ее,
Как у себя, как дома. Либо вовсе
Сманил ее и был таков. Немало
Светлиц и повалуш у Бастрюкова,
Зачем ему в чужие красться вором,
Исподтишка, с оглядкой миловаться,
Чтоб люди не видали. То ли дело,
Привез домой, она не поперечит,
Гуляй душа, никто не помешает.
О, дьяволы! Грызи зубами руки
Да плачь теперь; свою башку седую
Разбей об печку. Дураком родился
И дураком умрешь. Вот близко локоть,
Да не укусишь. Ты кому поверил?
Кого оставил дом стеречь? Бабенку!
Она, родясь, алтына не видала:
Достать мошну да позвенеть ей к рылу,
Себя продаст, не только что чужую.
А слуги? те назло, не из корысти,
Готовы дом поджечь со всех углов.
Скачи, Нечай, скачи, приедешь в пору.
Там пир идет, весь мир гуляет, пляшут,
Здоровье пьют, Нечая поминают:
«Берег Нечай, да людям. У Нечая
И по губам текло, да не попало».
Да скоро ль утро? Ехать бы, да темно
И бездорожье, ноги изломаешь!
Дрожи как лист осиновый, Иудой
Трясись теперь; сиди да утра жди!
Хоть бы колдун какой! Поворожить бы.
Ты ворожишь, старуха?
Нам, боярин,
И ворожить-то не о чем. Мы Бога
И так прогневали. А вам, боярин,
Без ворожбы сполАгоря живется.
Ты отойди, здесь ангельское место.
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи-усни, крестьянской сын!
Белым тельцем лежишь в люлечке,
Твоя душенька в небесах летит,
Твой тихий сон сам Господь хранит,
По бокам стоят светлы ангелы.
А сон опять морит. Прилягу малость.
Забрезжит свет, на кСней и в дорогу.
Баю, баю, мил внучоночек!
Ты спи, усни, крестьянской сын!
С тобой сидит бабка старая.
До зари с зари прибаюкивает,
Тихий сон очам наговаривает,
Да качку-качалку покачивает.
Да вот они. Роман Дубровин, Степка,
Вы оба тут. Ну, вас-то мне и надо.
Попался, брат Степан! Иди к ответу!
Повеселей бы что-нибудь, робята!
Да вот игра: садись, робята, на пол
Да запоем: «По матушке по Волге!»
Любимая моя игра. Хмельному
Простору нет в избе, гулять охота.
Вот сядем все, да и поедем. Любо!
Я — атаман, Дубровин — есаулом.
Я — на корму, он на нос.
Ты с братиной
В середку сядь и потчуй всех: направо,
Налево, мне, Дубровину, себе…
Поехали!
Далеко не уедешь!
Раз первой! Раз другой! Ухнем да ухнем!
Ты на пол сел и думаешь, что в лодку!
Дурак, дурак! Вяжите их покрепче!
Раз первой! Раз другой! Еще маленький разок!
Уехали! Держите их, держите!
Кормилица ты наша, мать родная!
Ты нас поишь, и кормишь, а лелеешь!
Челом тебе! Катись до синя-моря
Крутым ярам да красным бережочкам
На утешенье, нам на погулянье!
Недаром слава про тебя ведется,
Немало песен на Руси поется,
А всех милей: «По матушке по Волге!»
Вниз по матушке по Волге,
По широкой, славной, долгой,
Взбушевалася погодка
НемалАя, волновАя.
Ты, есаул, вперед верней гляди,
И, буде что увидишь впереди,
Рассказывай!
Да впереди-то чИрни.
В воде-то черти, в берегу-то черви,
В лесах коренья, пенья да сучки,
По городам подьячие крючки.
Хотят словить, да врут: мы погуляем,
По Волге силу-удаль попытаем.
Ничего в волнах не видно,
Только видно одну лодку,
Легку лодочку косную,
Макарьевску, разъездную.
Ты, есаул, вперед верней гляди,
И, буде что увидишь впереди,
Рассказывай!
Да впереди колода.
Ну, что колода! Сам я воевода.
А ты гляди по Волге, нет ли встречных
И поперечных?
Есть. Струги гребные.
Какие, с чем?
Купецкие с товаром,
А царские с казной.
На них казаки-воры,
А на купецких-то бурлаки хворы.
Сарынь на кичку! Стой! Не надо, мимо!
Мы не за тем.
Зачем ты едешь, знаю.
Воруй себе, да только не у нас.
Ты, есаул, вперед верней гляди,
И, буде что увидишь впереди,
Рассказывай!
Да впереди-то терем
Расписанный.
Пригряньте-ка, робята!
Вы приваливай, робята,
Ко крутому бережочку,
Да ко желтому песочку,
Ко боярскому подворью.
Не мой терем, не мой. К чужому едут,
Мой в городе, на лодке не подъедешь;
Я дома сам, чего же мне бояться?
Ловите их, держите! Воры, воры
Наехали. Да что ж вы, спите, что ли?
Ко Нечаеву подворью.
Да ко Марьину здоровью.
А Марьюшка выходила.
Гребцам меду выносила.
Не прогневайся, хозяин,
Что наехали не званы.
Зачем ты здесь? Домой, вернись домой!
Не дам уйти. Шалишь! Не доставайся
Ты никому. Где нож? А вот он, вот он!
Возьмет ли, нет ли, только не живую.
Вы берите красну девку
Во макарьевскую лодку,
Вы сажайте-ка, робята,
К атаману на колени.
В глазах увез. Меня столкнули в Волгу.
Тону, тону! Спасите! Заливает
Меня всего, под шею подступает.
Ко дну иду. Без покаянья страшно
Мне умирать. Спасите, дайте время
Покаяться, раздать именье нищим,
Посхимиться. Никто не шевельнется,
На берегу стоят да смотрят. Любо,
Что я тону, как ключ. Вот дно, вот камни
Зеленые, зеленая трава,
Песок зеленый! Братцы, помогите!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Будить аль нет?
Не трожь, пусть сам проснется.
Тону! Спасите! Господи, помилуй
Раба Нечая! Умираю!
Где я?
Господь с тобой! Мы здесь, в избе.
Проворней!
Коней, коней!
Оседланы, боярин!
Скачи домой живей, чтоб к ночи быть.
Бери людей с собой надежных. Снился
Мне сон дурной; так я боюсь, здорово ль
И цело ли у нас. По обещанью,
Мне надобно дойти пешком в обитель
Молебен отслужить. Так запоздаю:
Сбираешься зайти на малый час,
А там, глядишь, и до ночи задержат.
Слава тебе, Господи, до бела света проспали.
Рассвело бело, хоть хлеб ешь.
Рушай да кушай на здоровье.
Господи благослови!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ЛИЦА:
Воевода.
Пустынник.
Монастырский служка.
Щербак, Каурый, Заяц, Вотря, Калга, Ерголь — разбойники.
Свита воеводы.
Прохожие богомольцы.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Тебе чего тут надо?
Проходи
Своей дорогой, добрый человек!
Да не твое здесь место; вам обитель
Построена; живете за стенами,
Тепло и сытно вам; а глушь лесную,
Трущобную, оставьте нам, бездомным,
Обиженным, гонимым. Я хозяин
Лесных болот, оврагов, дебрей диких;
Мое тут место, я его нашел,
Облюбовал и занял.
Ты ошибся.
Ищи другую дебрь, а эту занял
Допрежь тебя молитвенник-пустынник.
Да ты вглядись в меня! Чего уставил
Глаза-то в землю?
Нам не подобает
Глядеть на вас и речи говорить
С мирянами; соблазну мы блюдемся.
Да ведь и мы-то разговоров длинных
Не жалуем; а голову сорвать
Со встречного — вот это наше дело.
И вы того ж с пустынником дождетесь.
Не малый ты ребенок; что же лезешь
К медведю в пасть! Не с бабою убогой,
Что с кузовком за клюквой да грибами
По лесу бродит, повстречался ты,
А с молодцом удалым.
Бог с тобою!
До удали твоей какое дело
Смиренникам? Твои угрозы глупы:
Не смерти мы боимся, а греха.
У нас черед молитвеннику воду
И хлеб носить, то наше послушанье.
Благословил сегодня настоятель
На этот труд меня, и я пошел.
Ослушаться пославшего не смею;
Пожалуй, хоть убей. А наш пустынник
Уж заживо лежит в гробу, готов
На божий суд. Для отдыха и на ночь
Ложится в гроб молитвенник. Коль хочешь,
Поди взгляни в оконце. На молитве
Поклоны правит иль в гробу лежит.
Давай ведро, я сам снесу!
Изволь!
Отказывать нельзя, коль есть усердье
Для Бога послужить. Поставь у дверки!
Авось Господь во что-нибудь поставит
Труды твои и за грехи зачтет.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Челом тебе, Роман Петрович!
Здравствуй!
Товарищи все целы, все здоровы?
Здоровы-то здоровы, только скучно:
Работы нет, давно без дела бродим;
Тоска взяла. Зачем ты нас покинул,
Скрываешься?
Да в городе забота
Была дня на два, на три, да такая,
Что не ордой, а надо одному
Пролезть и вылезть, где ползком, где боком,
Кругом болотца, в задние воротца.
Дуван дуванили, тебе на долю
Бухарский лук.
Давай сюда, годится.
Казны пришлось немного.
И не надо.
Камки и бархаты, цветное платье…
И рухляди не надо тоже. С низу
Привольного привезено добра,
Что не прожить. Лежит в укромном месте
Припрятано; а там себе иль людям
Достанется, вперед не угадаешь.
Далеко наши?
Здесь разбродом бродят,
Поразошлись: кто с кузовком на плечах
Грибов да ягод ищет по опушке,
Другой к слепым уселся у ворот
У монастырских с чашкой; кто в чаще,
В малиннике присел, туда не ходят
И бабы-то, медведей берегутся;
А кто в челнах на Волге, при запасе,
В береговом таится тальнике.
Идет большой дорогой воевода,
Как на войну собрался, сбил народу:
Затинщиков, стрельцов и пушкарей.
Уж не за нами ли? Мы мужичонка
Заворотили в лес с дрянным возишком,
С мешком муки; так наказал в опушку
Идти ему да плакать, воеводе
Челом ударить: вот, мол, животишки
Пограбили сегодня ночью воры
И поскакали по дороге в город.
Коль скажешь так, и воз назад воротим,
А нет, — и самому не быть живому.
Да я вперед по деревням верст на семь
Послал молву пустить, что ночью были;
А спросят, мол, куда ушли, кажите
По Волге к верху, в город. Так и сталось:
Поворотил стрельцов назад.
А много ль
Идет при нем?
Десятка два, не больше,
С холопями и челядью.
Немного ж.
Теперь в версте они, не дальше. Смотрят
С деревьев наши; чуть вдали завидят,
Придут сказать.
Ударить бы на них
Из-под мосту, стрельцов перевязать,
А воеводу в Волгу.
Ты в уме ли?
Да видано ли, слыхано ли дело,
Чтоб зайцы шли войною на собак?
С одним дубьем не сунешься на ратных,
Их голыми руками не возьмешь.
У нас дубье, у них небось пищали;
Пищальные орехи-то не сладки.
За что же нас удалыми прозвали?
Ужли за то, что грабим беззащитных
Да по ночам воруем из клетей?
Умей уйти, как заяц, без оглядки,
От сыщиков и от погони скорой,
Умей украсть и схоронить концы!
Вот наша удаль: бегать, укрываться
И на рожон не лезть!
А если кликну
Охотников, да посулю на брата
Вина по жбану да пригоршни денег
Серебряных?
Не затевай, оставь!
С удалыми с опаской слово молви!
Подумают, что ты подвесть их хочешь.
И не уйти тогда тебе живому.
У нас теперь другая речь пошла:
Пожива есть внизу; от беглых слышно,
Что Астрахань разграблена, и дальше,
К Саратову идет большая туча
Низовой вольницы. И мы туда же.
Струги у нас готовы, хоть сегодня
Отваливай; тебя лишь дожидались.
Да мне еще не время.
Подождем
Денек-другой, не к спеху дело; разве
Товарищи не захотят; тогда уж
Как хочешь, сам скажи им. Кликать, что ли?
Скликай народ удалый к атаману.
Заслышали, и отклик есть, — сойдутся.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Товарищи, вернулся атаман
Челом тебе. Долгонько загостился;
А мы совсем собрались. Едем, что ли?
Да что за спрос! Мы кругом порешили
Сегодня же отплыть.
А вы спросите,
Поеду ль я!
Да как же не поедешь,
Коль круг решил, ты больше всех не будешь.
По одному мы слушаем тебя,
А скажет круг, так ты его послушай.
Да дело есть большое, вот что.
Братцы,
Товарищи, не первый год гуляем
По Волге-матушке; добра чужого
Награблено, накрадено довольно.
Погуляно, поедено, попито
По горлышко. И век гулял бы с вами,
Не расставался, да такое дело,
Уж рад не рад, а вас покинуть надо
Ненадолго. Щербак за атамана
Послужит вам; так и другим скажите.
В Казани подождите, догоню.
Вернусь — так ваш уж вплоть до самой петли,
А не вернусь, не поминайте лихом!
Ты не бросай совсем-то!
Ты заводишь
Какие-то дурацкие порядки:
Сиротами без атамана плыть…
Нигде того не водится.
Виниться
Не хочешь ли, дьякам в ногах валяться?
Так не помилуют.
Ты не в монахи ль?
Да что за дело у тебя? Не баба ль?
Так лучше брось, продаст ни за копейку.
Галдеть? Душа не терпит. Рассердиться
Недолго мне, да как-то вы уймете!
Со мной не спорь! Что сказано, то свято,
Тому и быть. Мне надо рассчитаться
За старый долг со здешним воеводой.
Не верите, так дайте мне любого
В товарищи; посмотрит и поможет
С Шалыгиным расправиться.. Коль живы
Останемся, тогда вернемся вместе.
Да так-то так; а без тебя-то горе;
Ты голова, мы руки.
Ну, как часом
Попутает нелегкая, случится,
В тюрьму влетишь?
Доводу, что ль, боитесь?
На вора вор доказчиком не будет.
Да я живой не дамся в руки, знайте!
А плыть так плыть. Покуда воевода
К монастырю дойдет, далеко будем,
За островом. Прощай, Роман Петрович!
Увидимся ль?
Всей силой постараюсь;
А будет то, что будет.
В лодки живо!
Свежеет ветер, будет непогода.
Откуда дует?
Сверху.
Вот и ладно.
Поставим парус, песню заиграем
Веселую, и поминай как звали.
Никак, гроза?
С грозою веселей.
Кормилец наш, зеленый лес, прощай!
Гроза-подружка, Волга-мать родная
В степной простор удалых понесут.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Одним-один, ни в тех, ни в сех остался;
Лихих людей оставил, к добрым людям
Пристать нельзя. Головушке бездомной
Одно пристанище в миру — тюрьма.
А чтоб сидеть недаром, попытаюсь
Из-за куста злодея пристрелить.
Я ловок был, бывало, в мету бил
Без промаха издалека; до мосту
Близехонько. Нацелюсь в правый глаз.
Рука не дрогнет, сердце не колыхнет;
Простись, Нечай Григорьич, с вольным светом,
Как тетерев, ты грянешься на землю.
Не ты ль меня пустил по-волчьи рыскать.
Гнездо мое расхитил? Уж не ты ли
И выучил меня по Волге грабить,
В лесных трущобах да в оврагах жить,
Точить ножи булатные и стрелы?
Кажись, что ты? Так сам теперь отведай.
Востра ль стрела, чиста ль моя работа.
Всему пора и время: пожил сладко,
Повластвовал, — теперь пришел конец.
Какой-то странник.
Батюшко!
Роман!
Ну, как живешь?
Нехорошо, родимый.
А для чего?
Не проклинай! Покаюсь
Во всех грехах перед тобою.
Кайся
Не мне, а Богу!
Я тебе покаюсь.
До Бога нам высоко; мы не смеем
И глаз поднять на небо. Окаянство
Греховное горой лежит на плечах
И вниз гнетет. Господня милосердья
Не стою я; от грешных уст молитва
Не примется.
А кто же на кресте-то
Разбойника простил?
Да я-то, грешный,
Не хуже ли разбойника того.
Да хоть и хуже, все ж надежней к Богу
С раскаяньем вернуться, чем бежать
И прятаться от Господа, как древле
Бежал, трясясь, братоубийца Каин.
А что Олена?
Отнял воевода.
А ты?
А я в удалых здесь в овраге.
В сыром бору, на Волге…
Проходи!
Постой, отец!
Поди покайся Богу
И брось гульбу, — тогда поговорим.
Покаялся б, душа-то не готова:
Еще в миру есть счеты да приманки,
Да зло на человека мыслю; душит
Меня вражда, клещами горло давит.
У сердца моего кусок оторван.
Отдай жену по чести воевода,
Тогда смирюсь и зло свое забуду;
Не погонюсь и за обидой, брошу,
Отдам ему обиду. Пусть, собака,
Живет да беды на голову копит
До царского и Божьего суда.
Тогда покину вольную потеху
И самохотную расправу. Слушай!
Не говори с ним много, он не любит.
Пред Господом творю тебе обет:
В ваш монастырь великий вклад кладу,
Украшу храм стенным писаньем новым.
Ни денежкой, неправо нажитою,
Не покорыстуюсь. Пришло неправдой,
Пойдет на дело.
Долго дожидаться.
Откладывай грешить, а добрых дел
Не отлагают. Смерть не за горами,
А за плечьми.
Произволеньем Божьим,
Из малой тучки гром большой бывает.
Взялось в овраге облачко, по ветру
Пошло гулять, и мечет Божьи стрелы,
И роет Волгу до песку. Давно ли
Она струилась тихо ровной гладью,
А в этот час струга большие топит,
И гибнут души. Легче не родиться,
Чем умереть, не помирившись с Богом.
А вдруг помрешь?
Туда мне и дорога!
Своя вина, так поделом и мука.
В чем Бог застанет, в том меня и судит.
Уж мне давно шататься надоело.
Душа просила и в уме бродило
Не смертное убойство, не разбои;
Мой норов крут, душа моя не терпит,
Когда большой молодшего обидит,
Подвластного гнетет и давит властный.
У властных власть идет от Бога. Кто же
Тебе позволил стать над властью?
Сердце
Ретивое, что бьется — не уймется.
Неправый суд царит на белом свете;
В овечьем стаде волки пастухами;
Кто ж застоит за бедных, беззащитных?
Не мы, так кто ж? Нет власти, есть охота.
Затем-то я тюремное сиденье
Сменял на бор сырой. Про это горе
Я в темну ночь над Волгой думу думал
И с соловьями речи говорил.
Об чем тут думать? В мире тесно стало,
Так вон тебе обитель! Успокойся,
Забудь мирскую злобу и молись
За обижающих!
За них молиться?
Да разве мы святые?
Проходи!
Благослови, отец!
Благословляю
Покаяться; а на другое дело
Благословенья нет.
Ты здесь пожди!
Что прикажет честной отец, быть может,
Так я тебе поведаю.
Дождусь.
И клонится и гнется лес дремучий,
Прощается со мной. Прощай, дубрава
Зеленая! Я сам тебе челом
Ударюся до матери-земли.
Для всех в тебе есть место: для святого
Пещерника приволье — рой где хочешь,
Живи, молись, спасайся бея помехи!
Для грешников овраги да мосты;
Сиди под ним да жди проезжих. Любо!
И мир, что лес; путей-дорог довольно,
Запутаться недолго: иль в чащу
Без выхода, иль в топкое болото
Трясинное по горло забредешь.
И я бродил окольными путями,
Пока отец не вывел на прямой.
Молитвенник мне дал приказ такой:
«Скажи ему, чтоб он жену Олену
Взял за руку и вел к себе домой».
Да как возьмешь? Назаперти она.
Замки ломать да с сторожами биться?
Таков приказ; как хочешь, исполняй!
Я повторю тебе опять сначала
Все поряду, что велено сказать.
«Скажи ему, чтоб он жену Олену
Взял за руку и вел к себе домой;
Чтоб старостам в посаде объявился
И сел опять на царское тягло;
Когда устроит дом, чтоб шел в обитель
И полгода молитвой непрестанной,
И строгим послушаньем и работой,
В молчании, на монастырской стройке,
Заглаживал грехи свои пред богом».
Исполню все. Теперь в посады много
К своим дворам, на царское тягло,
Приходит нашей братьи. Кто торгует
На воровские деньги, что припрятал.
Другой, гляди, не два, не три убойства
На плечах носит, да живут покойно,
Никто не трогает. Меня подавно
Посадские не выдадут; подьячих
Купить недорого. А там годочек,
Другой пройдет, доводчиков не бойся.
Живешь потиху, так в разбое старом
Судить заказано, опричь убойства.
А я не лгу, я рук не кровенил.
Ну, Бог тебя благослови! Прощай!
Ты в город, что ль? Так нынче монастырский
Стружок бежит туда; поди, подсадят.
Садись, свезут; а за провоз отдай,
Что на душу тебе Господь положит!
Так я пойду на вашу пристань.
С Богом!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Поди сюда!
Вот здесь его я видел,
Лежал в гробу, а вышел, так светилось
Лицо его. Кажись, не из трусливых,
А как стоял, так я и пал на месте.
Вот чудо-то!
И всякий ужаснется.
Чему дивиться? Если из иконы
Святой угодник выдет на тебя,
Ведь жутко, брат; а он как есть икона.
И после что ж! Смотрю, пошел он в гору
И поднялся на облаке над Волгой.
Давай мешок, поставим под оконцем;
Найдет казну, за нас молиться будет.
Нам только то и нужно. Ставь рядком!
Уж ты возьми, не погнушайся! Просим!
По обещанию.
Такой обет мы дали.
Вот, видишь ты, мы плыть собрались вниз.
Да бурю Бог послал.
Ну, вот, так точно.
И начало метать по Волге вас,
И видите, одна косная тонет,
За ней другая.
Правда, так и было.
И вспомнили вы Бога.
Да, так точно.
Ты знаешь все; и говорить не надо.
А на молитве как вас поминать?
Да поминай, как знаешь!
За гулящих,
За вольницу удалую молиться?
Ну вот, ну вот, за них-то и молись!
Идите с Богом! Я бесперестанно
Молюсь за вас, чтоб вас Господь наставил.
Спускаются с горы, подходят к мосту.
Навиделись чудес. Пойдем расскажем!
Теперь уж плыть не страшно; не потонем.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Вернись назад!
Да я по обещанью.
Не бражничать, иду молиться Богу.
Вернись назад!
Я вклад монастырю
Несу большой.
Твои дары напрасны;
Не примутся они. Приятно Богу,
Когда приносят жертвы с чистым сердцем
И сокрушенным духом.
Да почем же
Мое ты сердце знаешь, со смиреньем
Иль обуян гордыней я иду?
Вернись назад!
Нельзя. Народу много
Идет за мной. Послушаюсь монаха,
Не воеводой, бабой назовут.
Пошлю сказать, чтоб заперли ворота.
И запертые мне отворят живо,
Коль прикажу. Запоры не удержат.
А слышал ты, что было в лихолетье,
Когда хотели воровские люди
Ворота монастырские разбить?
Спалило всех огнем небесным. Видишь
Могилы-то в овраге? Это их.
А силой взять нельзя, так торговаться
Давай с тобой.
Грехи-то прежде сбудь.
За деньги Бог грехи не отпускает.
Чего же ты желаешь от Нечая
Шалыгина?
Раскаянья, смиренья.
Раскаянья? Ну, что ж, изволь; покаюсь.
Давно хочу сложить грехов обузу
На шею исповедника. Пойдем!
Веди меня, отец, в свою пещеру!
Благословишь звонить во все?
Звоните.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ЛИЦА:
Воевода.
Бастрюков Степан.
Облезлов.
Дубровин.
Шут.
Марья Власьевна.
Ульяна.
Олена.
Сторож.
Неустройко.
Неждан.
Смирной.
Дружина.
Влас.
Несмеянов.
Посадские.
Резвый.
Слуги Бастрюкова.
Слуги воеводы.
Стрельцы.
Народ.
Кубас.
Шишига.
Зоря.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Спасибо, брат! Употчевал на славу,
Таких и надо нам. Вся дворня лоском
Теперь лежит.
А мы с тобой не пьяны, —
И молодцы-робята.
Ты, выходит,
На службу к нам задаться хочешь, парень,
За нашего боярина?
НештС!
Сиротским делом, что дадут деньжонок,
Возьму, пропью, а там навек кабальный.
Давай попьем.
И то гораздо пьяны.
Ну вот беда! Проспишься, а назавтра
Опохмелю.
Да спать-то не придется.
Терёнька спит как мертвый, не разбудишь
Ничем его. Один я на стороже.
Да что стеречь в пустом саду? Диви бы
Поспело что! Вот яблоки поспеют,
Тогда беда.
Да нешто мы как люди!
Велят тебе беречь пустое место —
И береги. А что украсть-то, парень!
Каб было что, свои б давно украли.
Ну право, так!
Давай свою дубину!
Ты ляг, усни, а я стучать примусь,
Послушают и скажут, что исправны.
Да что не пьешь! Допей, остатки сладки.
Осилить ли? Тут много.
Поневолься.
Не каждый день вино у вас.
Вестимо.
Вон люди в праздник пьют, а мы не так:
У нас когда вино, тогда и праздник.
Ворота заперты, а прикалиток?
Гвоздем забит. Ну, парень, забирает
Меня дюжо. Пьяней вина я, парень.
Размок язык, так спи.
Небось не встанешь!
Другой медведь того не выпьет, сколько
Сегодня ты. Ай, сторожА!
Ну! смерти
Аль живота?
Робятушки, он вор!
Робятушки!
Немного набормочешь.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
У тех ворот два сторожа сидят,
И здесь один, другой лежит, на смену
Готовится. Постукивай почаще,
Чтоб слышать мне, что вы не спите.
Ладно.
По голосу-то словно как не наш;
Ты за себя иль за кого другого
На стороже стоишь?
Да за Терёньку;
Недужится ему.
А ты-то кто же?
Да что с тобой, Ульяна Пантелевна?
Иль не признала? Конюх воеводский
С того двора.
А по чьему приказу
Ты в сторожах стоишь?
Мне Неустройко
Приказал и дал ярлык.
Кажи!
Не веришь мне, давай народ разбудим,
И за меня поставь кого другого,
А я в конюшню спать. Скажу спасибо. .
Другие спят, а ты гляди, как сыч.
Ты всем взяла: и ростом, и дородством,
И поступью, и уж складна, Бог дал;
Опять с лица: глаза ли взять, иль брови…
Так, кажется, и днем с огнем не сыщешь;
Вот только норов…
Не мели пустого!
Мне Бог с тобой; я только, что уж очень
Красавица. Я глаз таких веселых
Не видывал, речей таких умильных
Не слыхивал. Я правду говорю.
Да вижу я, что правду.
Не обидься!
Да чем тут обижаться! Эх, мой милый,
На красоту мою никто не льстится.
Ни мужа нет, ни милого дружка.
Ну, мужа-то, известно, без достатков
Найдешь не скоро; милого дружка
Скорее не в пример.
С оглядкой надо.
Найти найдешь, да как бы не заплакать:
Другой такой навяжется, что жизни
Не рада будешь.
Как не пожалеешь,
Сердечную, тебя? Ты выходи-ка
Попозже в сад; усядемся рядком,
Поговорим с тобой сиротским делом.
И то придем.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Ульяна Пантелевна,
Боярышня тебя зовет.
Иду.
Ты здесь, Кубас?
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Мы тут с Шишигой бродим;
У лошадей Зоря.
А где боярин?
Недалеко гуляет; я с Романом.
А ты зачем?
Да за женой пришел.
Пора домой; довольно погостила
В чужих людях.
Коней держите ближе
Да бережней; не полошить соседей!
Да тут всё глушь, всё задворки выходят,
Собаки нет живой; с лица так людно.
Пойти взглянуть на вас.
Заныло сердце.
Олёнушка! два года не видались,
Вот Бог привел. Я чай, совсем забыла
И бросила Романа своего.
А как мы с ней любовно поживали,
Весь день с утра и до ночи всё смехи
Да радости у нас, налюбоваться
Не можем друг на друга. Люди
Дивуются и говорят, бывало:
«Такой-то смех веселый у Олены,
Что слушаешь и сам смеешься с ней».
Уйдешь с двора поутру, в лавку сядешь,
А все с ума нейдет Оленин голос,
А все в ушах веселый смех звенит.
А тут сама бежит ко мне, подсядет,
Прижмется вся, полой ее закрою
По самую по шею, только щеки
Алеются, да черные сокольи
Глаза глядят из-под бровей собольих,
Огнем горят, как звезды, искры сыплют.
Идут купцы, идут бояре, смотрят,
Дивуются на нас, глядеть им любо,
Как ладно с ней сидим мы и торгуем.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Роман, Роман!
С чего же ты, Олена,
Заплакала? От радости иль с горя?
Да Господи! Да как же! Не во сне ли?
Взгляни сюда! Роман и есть! Голубчик!
Ну где ж ты был?
В лесах бродил.
Да как же
Без крова-то? Весна да осень — дождь,
Зима-то — снег; в лесу-то зверь рыскучий.
На чем прилечь в ночи, а в непогоду
Обсохнуть где?
Да видишь, цел вернулся,
Так что ж тебе? Что было, то прошло.
Забыл меня, забыл. Да ты бы кликнул
Иль весть прислал: мол, приходи, Олена,
Так разве б я к тебе не убежала,
Не бросилась, стрелой б не полетела?
Куда ж тебя? В лесу бродить по-волчьи?
Не приведи Господь! Да я б тебя
Из рук своих зарезал, чтоб не знала,
Не ведала ты нашей вольной воли,
Ни нашей злой и неминучей доли.
Да как же мне тебя, мою голубку,
К нечистым псам вести? За что же, веку
Не доживя, тебе в аду кромешном
С злодеями кипеть и видеть, слышать,
Грабеж, дележ, питье-литье хмельное,
Да хриплый крик, да пьяный вопль, да драку,
Зуб за зуб брань, ножовые тычки,
Божбу, клятье, святыни обруганье, —
С чего у нас-то, окаянных, волос
Вздымает дыбом, леденеет кровь, —
Гульба гульбой, а впереди-то пытка.
Обрушит черт, наткнешься на разъезды:
Убьют тебя, так счастье, а как свяжут,
Перекуют попарно да к расспросу
Потянут всех, и ты пойдешь с ворами
Терпеть безвинно воровскую кару…
Кто ж мыл, кто шил тебе? Чужие руки
Такие ли, как женины? Кажи-ка
Сорочку-то!
Суровая какая.
Такие ли я шила! Ишь ты, ворот
Не вышитый. А я, бывало, шелком
И рукава и ворот изошью.
Какой кафтан-то смурый! На бурлаках
Такие-то.
А ты молись-ка Богу,
Что сам-то цел!
Романушка, по-Божьи,
Скажи ты мне всю правду. Не видались
Два года мы. Ужли ты женской ласки
Не видывал, так сиротой и жил?
Ни девушки, ни бабы не любили
Молодчика тебя? Скажи, мой милый,
Не осержусь.
Всю правду говорить?
Ну, говори!
В сиротской нашей доле
До ласки ли, Олена? А взгрустнется,
Бывало, мне, — присядешь, горько всплакнешь,
Придет ко мне, бывало, пожалеет,
Приластится, лицо и руки лижет
Мой верный пес, лохматая собака,
Кобель борзой. В глаза ко мне глядит
И плачет сам со мной.
Роман, сердечный!
Так прогони ж свою собаку, злую
Разлучницу. Возьми меня. Собакой
Служить тебе я буду, злое горе
С тобой делить; в глаза глядеть, и плакать,
И ластиться.
Уж без тебя не выйду
Отсюда я. Не для того нас доля
Свела опять, чтоб снова расставаться.
Увидят нас с тобой…
А пусть увидят;
Мне велено прийти и взять тебя.
А кто ж велел?
Отец.
Его ты видел?
Привел Господь. И ты его увидишь.
Возьми меня скорей, Роман, возьми.
Не надоем тебе, не надокучу.
Прикажешь мне — я подойду, погонишь —
Я прочь пойду, и слова не услышишь.
А у тебя и не спрошу, Олена,
Как ты жила, чтоб сердца ретивого
Не натрудить. И так уж все изныло.
Я знаю, ты меня не променяешь
Ни на кого охотой, про насильство
Не сказывай! Себя не пожалею,
Да и тебя. Таков уж мой обычай;
Как словно что внутри-то захохочет,
В глазах туман кровавый да ножи
Мерещатся. Молчи, Олена, лучше!
Романушка, не думай! Воевода
И плакал-то, и пыткой-то стращал,
Я напрямик ему сказала: руки,
Мол, наложу, отстань. Три дня не ела,
Голодной смертью помереть хотела, —
И унялся. На черную работу
Послал меня; а я тому и рада.
Боярышню привел, так взяли в терем,
По нраву ей пришлась.
Веди скорее
Боярышню. Калитку вам отворим.
Ступай, Роман, и за забором жди,
А здесь не стой! С боярышней Ульяна,
Сердитая такая: как увидит
Тебя в саду, весь дом поднимет криком.
Прощай пока.
Ну, с Богом.
Дожидайтесь.
Ну, дядюшка, простись с своей невестой!
Женили нас с тобой! Ты где гуляешь,
Своей беды не знаешь? Что ж мне делать?
Будить народ начать? А ну, услышит
Оленин муж, да выдадут людишки
Меня ему? Начнет меня он резать,
Пороть ножом на части по суставам.
Ой, батюшки, не буду! Вот что лучше:
Направлю я стопы свои подальше,
Покуда цел.
Наткнулся на кого-то.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Бессудный, ты?
А где Нечай Григорьич?
В монастыре остался.
Ты потише,
Не разбуди! Ты видишь, все заснули.
Ты как прошел?
В ворота.
Кто же отпер?
Два сторожа сидят: не спят, не дремлют.
А хуже сонных тычутся.
Послушай!
Все сторожа пьянехоньки, Дубровин
И Бастрюков на задворках гуляют,
Сейчас придет боярышня; калитка,
Вот видишь, та не заперта. Промедли
Ты час еще, и поминай как звали.
Не отходи от терема, убьют.
Ты здесь один?
На улице оставил
Людей, стрельцов; двором прошел тихонько
И сказывать не приказал.
Пошли-ка
В обход стрельцов на задворки. Без шуму
Пускай идут; а сам беги скорее
К Облезлову. Он рядом здесь пирует.
Там пир идет на весь крещеный мир;
Там всех найдешь, посадских и служилых,
И я там был, мед-пиво пил — прогнали.
Бери народ и самого проси:
Одним-то нам не справиться.
Идем.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Я на камушке сижу,
Я топор в руках держу.
Ай ли, ай люли,
Огород горожу!
Огород горожу,
Все капустку сажу.
Ай ли, ай люли,
Все кочаненькую!
У кого нету капусты.
Просим к нам в огород.
Ай ли, ай люли,
Во девичий хоровод.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
И крепко мы и весело живем:
Во всех углах по сторожу.
Веселый,
И в доску бьет и песенки поет.
Пришла ж тебе охота! Не слыхала,
Как соловей поет. Велико диво!
У вас в саду, чай, много.
Все же любо
Послушать их весенней-то порой.
Так слушала б из терема. Гулянки
Всё на уме.
Когда ж и погулять-то.
Гуляй, пока заботы нет, а после
И не придется: в тереме запрут.
Так добрые-то люди днем гуляют,
А ночью спят.
Мы выспаться успеем.
Мы круглый год всё спим. Ночей-то много,
А соловьи поют до Петрова дня,
Перестают потом.
И вам не страшно
Ночной порой в саду?
Чего ж бояться?
Вот говорят, что будто бука ходит,
Да врут, поди. Не малые мы дети.
Ну, вот пришли, развесили мы уши,
А соловей-то где ж?
Сейчас услышишь.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Ушли, ушли. Держите их!
Держите!
Ахти, беда! Никак, на грех вернулся
Боярин наш?
Боярин не вернулся,
Да легче вам не будет. Перевяжем
И до него рассадим по чуланам,
И сторожей приставим понадежней.
Меня в чулан, меня? Да ты в уме ли?
Тебя связать, ты сторожей-то ставил,
Воров таких же, как и сам.
Суди нас,
Сейчас суди! Ты вместо воеводы
Остался здесь. Да ты суди по правде,
Лихим ворам не делай поноровки!
Коль у тебя есть совесть, коли носишь
На шее крест, вели его держать,
Покуда я не выскребу когтями
Бесстыжих глаз его! Потом рассудишь.
Кто прав из нас, кто виноват.
Постой!
Коль нас судить по правде, надо камень
Потяжелей надеть тебе на шею,
Да за ноги, да в Волгу; а потом уж
Судить тебя!
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Недалеко ушла.
Задумала хитро, да как ни бегай,
А рук моих тебе не миновать.
Держите-ка ее покрепче, девки!
Ну, что ж вы там? Людишек Бастрюкова
Побрали всех?
И всех перевязали
Одним концом; как жемчуг нанизали
На ниточку.
Дубровина Романа?
Тому почет особый. Впятером
Насилу одолели.
Вот они!
А Бастрюков Степан?
К нему не скоро
Подступишься.
Не подходи никто!
Не тронь меня холопскими руками,
По локоть отрублю.
Его оставьте!
Он не уйдет и сам. Степан Семеныч,
Негоже, брат, дворянам-то служилым
С холопями да с беглыми людьми
Ночным разбоем промышлять.
Разбоем
Живете вы с Шалыгиным;
Не на разбой, мы за своим пришли.
С холопями твоими суд короток:
Велю их бить нещадно батожьем,
Дубровина в тюрьму до воеводы…
А как тебя судить, — не знаю, право.
Убей меня!
И рад бы я, да связан.
Наехал сам боярин воевода.
Ты здесь, Облезлов; мне тебя и надо.
В Москву гонца пошли, не медля, завтра ж,
Отписывай, что наш, мол, воевода
Нечай Шалыгин, убояся Бога
И страшного суда его, поволил
От суетного мира удалиться,
Изведать труд подвижнической жизни
И дней своих остаток посвятить
Служенью Богу в иноческом чине.
Нечай Григорьич, что ты!
Слушай дальше!
Сдаю тебе печать городовую
И всякую казну и все запасы:
Наряд, и зелье, и свинец; а буде
Чего сполна не сыщется, отвечу
Казной своей; по искам, челобитьям
За прежние убытки и обиды .
Обиженным уплачиваю вдвое.
Так и пиши! Ты судишь тут, я вижу.
Суди, суди!
Я без тебя судья,
А при тебе — товарищ. Сам суди!
Никто себя не судит. Вместе с ними
В ответе я перед твоим судом.
А что не так я рассужу?
Поправим,
Ошибка в грех не ставится.
Изволь!
На воеводу челобитчик я.
Вели пустить Дюжова дочку Марью;
Она моя невеста; он насильно
Увез ее.
А чья она невеста —
Мне как узнать? Отца и мать мы спросим.
Спроси у ней.
Да нешто девка знает,
Кто ей жених? Ее ли это дело?
К кому пойдешь?
К Степану Бастрюкову.
А все отца и мать спросить.
Мы спросим
Опосле их; а я возьму покуда
К себе ее. Пойдешь?
Пойду.
Вот видишь,
Сама идет, так разговор короток.
Да вот отец! Спросить его!
Да что уж!
Коль здесь украл, так нам с женой подавно
Не уберечь. Пущай берет.
Спасибо!
А все-таки по чести, чин по чину
И с рукобитьем взять из дому лучше.
На все готов. Бери ее с собой,
А завтра жди меня на рукобитье.
Вели пустить людей моих на волю,
Меня суди, они не виноваты.
Они рабы, по моему приказу
За ней пришли, а их перевязали.
Пустите их!
На свадьбу приходите!
Поклон и вон.
А ведомого вора,
Дубровина Романа, тоже пустишь?
А ты спроси, кого Дубровин грабил?
Посадские! Кого Дубровин грабил?
Не грабил нас.
Не знаем.
А убойства?
Не ведаем, и слыхом не слыхали.
А воровства с поличным?
Не видали.
На воровстве не пойман. Воевода
В тюрьме его тогда держал напрасно.
Ты был в бегах?
Я бегать — бегал точно,
Не буду лгать. Теперь домой пришел
И сесть хочу на старом пепелище,
На царское тягло.
Уж я не знаю,
Каким судом и как его судить.
Аль ты забыл царев наказ о беглых?
Указано повсюду воеводам
Их сыскивать и на посад сажать.
Устраивать строеньем, буде надо,
И отдавать за крепкие поруки,
Чтоб вам, живя в посаде, не сбежать,
И подати платить царевы вместе
С посадскими, и быть во всякой службе
С посадскими ж, в ином чину не стать,
И ни за кем бы вам не заложиться,
И льготы им давать.
А на поруки
Возьмет ли кто Дубровина?
Да я
Беру его.
Мы все, мы всем посадом,
Берем его.
Я чаю, крепко будет
С поруками такими. (Слугам.) Развяжите
Дубровина.
Вели пустить Олену.
Твоя она, так и бери.
Роман,
Где голову приклоним?
На посаде
Дворов немало; приютим, покуда
Отстроитесь.
Подайте завтра запись
Поручную по нем. Теперь не время
Дела вершить; на это день, а ночью
Себе и людям надо дать покой.
Прощай, Нечай Григорьич! Расходитесь!
Посадские и все честные люди,
Не надолго я к вам вернулся; вскоре
Переберусь в обитель; кто обижен,
Кто изубытчен мною, приходите:
За все воздам смиренно и с моленьем
Простить меня и отпустить обиды.
Господь тебя прости, а мы прощаем.
КОММЕНТАРИИ
Печатается по тексту цензурованной рукописи, хранящейся в Ленинградской центральной театральной библиотеке имени А. В. Луначарского (шифр 28209). Сверено с черновым автографом, находящимся в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина (шифр М. 3097.5).
Вторая редакция «Воеводы» была создана Островским в 1885 году, через двадцать лет после опубликования первого варианта пьесы в «Современнике». 22 ноября 1885 года рукопись поступила в драматическую цензуру, и на следующий день пьеса была дозволена к представлению. В печати вторая редакция «Воеводы» впервые появилась в 1890 году, в т. IV «Сочинений А. Н. Островского», изданных В. Думновым.
Островский, видимо, руководствовался целью сделать пьесу более сценичной. Переработку ее драматург производил, положив в основу журнальный текст «Современника». Многие страницы были написаны заново.
В результате переработки значительно изменились архитектоника пьесы и развитие сюжета.
В первой редакции .обижаемые воеводой посадские отправляют на него челобитную. В результате царским указом Шалыгин смещается с должности воеводы. Во второй редакции судьба посланного в Москву челобитья остается неизвестной. Не упоминается в новой редакции и об участии в этом деле старшего Бастрюкова. Правда, в черновой рукописи второй редакции на 189-й странице первой книжки «Современника» за 1865 год имеется набросок диалога, где Семен Бастрюков говорит, обращаясь к посадским, что он повезет «завтра же мирское челобитье и выборных… в Москву». Но Островский зачеркнул это место, и оно не попало в окончательный текст. В новой редакции воевода добровольно отказывается от власти и заявляет о своем желании уйти в монастырь.
Изменив развязку, Островский приводит в соответствие с новым финалом другие части произведения. Характерный штрих вносится драматургом в окончание пролога. В разгар борьбы посадских и Бастрюковых с воеводой и его приспешниками раздаются голоса, возвещающие о том, что несут «пречистую». Уже в прологе новой редакции много говорится о пустыннике, роль которого заметно возрастает. Пустынник сталкивается не только с Дубровиным, отцом которого он теперь является, но и с воеводой Шалыгиным, влияя на обоих действующих в пьесе антагонистов.
В связи с изменением финала пьесы Островский удалил из второй редакции сцену на Постельном крыльце, противоречащую новой развязке.
Во второй редакции, вопреки более отчетливо обозначившейся в ней морально-религиозной тенденции, сохраняется тот демократически-обличительный пафос, который так ярко выражен в первой редакции «Воеводы». Нечай Шалыгин и теперь, несмотря на овладевающее им в конце пьесы покаянное настроение, столь же омерзителен и вместе с тем столь же типичен в своем грабительстве, как и в ранней редакции. Победа и в новой редакции остается за противниками воеводы, которым драматург по-прежнему отдает все свои симпатии. В пьесе остались и антикрепостническая песня старухи крестьянки, и мятежные слова Дубровина о «волках» и «овцах». Во второй редакции связь Дубровина и его товарищей с движением Разина показана более отчетливо, чем в первой. Устами Щербака здесь прямо говорится о восстании:
Пожива есть внизу; от беглых слышно.
Что Астрахань разграблена, и дальше
К Саратову идет большая туча
Низовой вольницы. И мы туда же.
Как известно, Астрахань была взята Разиным 24 июня 1670 года, после чего восставшие заняли другие крупные города Нижнего и Среднего Поволжья. Таким образом, вторая редакция «Воеводы» позволяет с еще большей точностью определить время действия пьесы. Оно происходит летом 1670 года, в разгар разинского движения. Интересно, что в черновой рукописи второй редакции фигурирует имя Разина. В первоначальном варианте сцены с пустынником Дубровин говорил:
А я к удалым, в темном лесе.
К Степану Тимофеичу зовут.
В некоторых случаях производимая драматургом переработка текста согласовалась с замечаниями критиков. Последние единодушно осудили, например, сцену преследования Марьи Власьевны воеводой, решившим защекотать ее насмерть. Во второй редакции этой сцены нет.
По мнению рецензента газеты «Голос», Дубровин мог признаться Бастрюкову в том, что он и есть Худояр, уже при первой встрече с сыном бывшего губного старосты, не заставляя молодого человека совершать путешествие к разбойникам («Голос», 1865, N 125). Во второй редакции пьесы младший Бастрюков совсем не появляется среди разбойников в лесном овраге. Свою тайну Дубровин открывает ему, находясь в доме Бастрюковых. Критики писали также о неестественном легковерии воеводы, согласившегося отправиться на богомолье в момент, когда у старика имелись все основания серьезно беспокоиться о безопасности невесты. Во втором редакции уделено большее внимание мотивировке решения воеводы подчиниться требованию Мизгиря. «Воевода, — говорится в этой редакции устами Дубровина, — хитер, да не умен». «Не станет умный с ведунами знаться». В новой редакции подчеркивается абсолютная уверенность Дубровина в успехе затеи с Мизгирем.
Переработка пьесы производилась драматургом с большой тщательностью. Островский устранял длинноты, производил стилистическую правку. В отношении художественной выразительности текст второй редакции в ряде случаев является более совершенным.
Первое представление «Воеводы» состоялось на сцене московского Малого театра 19 января 1886 года в бенефис К. Н. Рыбакова. Постановкой руководил сам А. Н. Островский. Участница спектакля О. О. Садовская так рассказывала о работе Островского с артистами над его пьесой: «Александр Николаевич прочел нам пьесу на сцене за столом. Прошло два дня, назначена была читка, которая происходила в его присутствии. После читки он просил нас собраться на третий день и читать пьесу по выписанным ролям „в тонах“, и когда мы на третий день собрались и начали репетицию, то оказалось, что каждый из нас знал уже свою роль наизусть. Случилось это само по себе, — мы и не думали сговариваться. А. Н. был страшно этим тронут. „Вы меня балуете!“ — говорил он и всех горячо благодарил» («Театральная декада», 1936, N 4, стр. 12).
Роли были распределены следующим образом: Шалыгин --А. П. Ленский, Семен Бастрюков — М. П. Садовский, Степан Бастрюков — А. И. Южин, Дубровин — К. Н. Рыбаков, Олена — М. Н. Ермолова. О. О. Садовская исполняла две роли — Недвиги и старухи крестьянки. Роль пустынника исполнял П. Я. Рябов. Он же исполнял роль Гришки Жилки. Островский был удовлетворен игрой артистов. В своем дневнике он записал 18 января 1886 года: «Генеральная репетиция „Воеводы“. Выдаются: Рыбаков, Садовский, Южин. Садовская очаровательна. Декорации художественны» (т. XIII, стр. 287).
23 января он снова отметил в дневнике: «Малый театр. „Воевода“, успех пьесы идет кресчендо» (там же, стр. 288).
Этому успеху в немалой степени содействовала своей игрой О. О. Садовская. Говоря об исполнении ею роли Недвиги в спектаклях позднейших лет, С. Н. Дурылин замечает, что перед зрителями вставала «живая, седая мамушка XVII века. Необычайным добродушием, смешноватой недалекостью веяло от этой нянюшки». Но особенно вдохновенным было исполнение той же артисткой роли старухи крестьянки. «Садовская только сидела, пела и качала колыбель, — пела старушечьим, увядшим голосом, но в ее голосе, в хватающем за душу покорном напеве ее песни было что-то до того трагическое и вместе с тем простое, несомненно правдивое, что казалось, в этой люльке лежит не „мил внучоночек“, „крестьянской сын“, а вся Русь крепостная, крестьянская, холопская… В песне, в ее потрясающих звуках, Садовская являлась великой трагической артисткой» (С. Дурылин, О. О. Садовская, изд-во «Искусство», 1947, стр. 67, 68)
Пьеса «Воевода» с успехом ставилась на сцене Малого театра и в советское время. Осенью 1922 года театр возобновил постановку этой пьесы. Роли была распределены так: Шалыгин — С А. Головин, Семен Бастрюков — Н. И. Рыжов, Степан Бастрюков — А. А. Остужев, Недвига — В. О. Массалитинова, старуха крестьянка — В. Н. Рыжова, Дубровин — П. М. Садовский. «Роль Романа Дубровина, — писал рецензент Захаров-Менский, — любимая роль Садовского; в ней его игра достигает той глубины, которой отмечено дарование этого артиста» («Сегодня», 1922, N9—10, стр. 6).
«Воевода» ставился на сцене Центрального театра Советской Армии и Горьковского драматического театра.