Хорошій урожай нынѣшняго года въ черноземной полосѣ Россіи привелъ общество въ оптимистическое настроеніе. Точно гора съ плечъ свалилась. Со свойственнымъ русскому человѣку благодушіемъ, послѣ состоянія духа, близкаго къ отчаянію, мы пришли въ по-истинѣ кандидовское настроеніе. Отученные намѣстниками, волостелями, приказами, воеводами и канцеляріями отъ всякой предусмотрительности, отъ всякой планомѣрной общественной дѣятельности, мы совершенно успокоились на нынѣшнемъ днѣ, наивно уповая, что и завтрашній день будетъ не хуже. Запасовъ въ знаніи, запасовъ въ имуществѣ у насъ такъ мало, что каждый годъ благосостояніе и самая жизнь русскаго крестьянина, русскаго рабочаго вообще, можетъ подвергаться и часто подвергается въ дѣйствительности трудно отвратимой или совсѣмъ неотвратимой опасности. Налетаетъ саранча, наползаетъ червь, — урожай истребляется, общество приходитъ въ ужасъ, а мужику не хватаетъ куска хлѣба, въ буквальномъ и страшномъ смыслѣ слова.
Намъ не разъ приходилось высказывать эту не новую мысль, но мы не можемъ не повторить ее и теперь, заключая внутреннее обозрѣніе Русской Мысли во второй годъ ея существованія. Отъ одного изъ людей, особенно свѣдущихъ въ вопросахъ народнаго хозяйства, мы получили слѣдующую статью, которая, по нашему мнѣнію, заслуживаетъ глубокаго вниманія:
"Въ нынѣшнемъ году, — пишетъ почтенный авторъ статьи, — на черноземѣ средней и южной Россіи xлѣба и травы уродились удовлетворительно; къ сожалѣнію, того же нельзя сказать о нашемъ уныломъ нечерноземномъ сѣверѣ. Изъ всѣхъ губерній этой, и безъ того нехлѣбородной, полосы, начиная съ Архангельской и кончая Московскою, приносятся нерадостныя вѣсти: рожь родилась посредственно и гораздо хуже прошлогодняго, ячмень и овесъ — плохо, травы же — такъ скудно, какъ никогда: по крайней мѣрѣ, старожилы не запомнятъ такого неурожая травъ. Мы имѣли случай убѣдиться въ этомъ изъ цѣлой массы писемъ, полученныхъ нами отъ людей, близко стоящихъ къ нуждѣ, осязающихъ, чувствующихъ ее. Нѣкоторыя изъ этихъ писемъ попали въ печать, но несравненно больше не напечатано: провинція что-то мало надѣется на силу печатнаго слова, ибо привыкла видѣть печать безсильною провести въ жизнь самыя элементарныя и очевидныя истины. «Ну, напечатаемъ, — думаетъ провинціалъ, — корреспонденцію: тяжело, молъ, живется, а тяжело вотъ отъ того-то и отъ этого. Прочтутъ ее, потолкуютъ о ней денекъ-другой, а тамъ и забудутъ».
"По-истинѣ, замѣчательно спокойно, можно сказать — апатично, наше такъ-называемое интеллигентное общество. Случись неурожай, подобный нашему нынѣшнему, въ какой-нибудь западно-европейской странѣ или въ Сѣверо-Американскахъ Штатахъ, это событіе было бы предметомъ общаго вниманія: правительство, общественныя учрежденія, частныя лица, печать — все занялось бы изученіемъ размѣровъ, характера, причинъ невзгоды, а въ результатѣ получился бы рядъ цѣлесообразныхъ и полезныхъ мѣропріятій. У насъ не то: мы всего больше, повидимому, надѣемся на канцеляріи, на ихъ отношенія и циркуляры за нумерами въ пять цифръ, и тогда уже, когда канцеляріи окажутся безсильными, когда бѣдствіе достигнетъ громадныхъ размѣровъ, прибѣгаемъ къ содѣйствію общества. Да и это дѣлаемъ какъ-то нехотя, съ оглядкой, съ боязнью: какъ бы и въ самомъ дѣлѣ не услышать правду.
"Какъ, однако, мы ни апатичны, какъ ни увѣрены въ томъ, что все идетъ къ лучшему въ нашемъ лучшемъ изъ міровъ, все же не можемъ оставаться совершенно глухими къ скорбнымъ голосамъ, доходящимъ до насъ изъ провинціи. Послушаемте, что пишутъ изъ Тверской губерніи о результатахъ нынѣшняго хозяйственнаго года для крестьянъ и для частныхъ владѣльцевъ. Пишутъ люди, довольно хорошо знакомые съ экономическими условіями Тверской губерніи: «Главнѣйшая бѣда у насъ, — говоритъ одинъ изъ корреспондентовъ, — это недостатокъ кормовыхъ средствъ, особенно сѣна. Сѣна мало всюду въ Тверской губерніи, но наиболѣе пострадали отъ неурожая травъ открытыя, безлѣсныя мѣстности». Другой корреспондентъ, съ сѣверо-востока Весьегонскаго уѣзда, пишетъ: «Въ общемъ можно считать, что въ нынѣшнемъ году поставлено у насъ сѣна на заливныхъ лугахъ на треть меньше нормальнаго, въ поляхъ же и пустошахъ — не болѣе половины, да и въ томъ очень много гнилья. Многіе крестьяне совсѣмъ сгноили сѣно, которое такъ и осталось неубраннымъ. Причина та, что съ 20-го іюля но 23-е августа у насъ ежедневно лили дожди, а нынче, какъ на зло, крестьяне стали косить луга поздно, всё ростили траву: „Чего косить-то? Травы вытереть нечѣмъ“. Травы и яровые хлѣба дурно уродились отъ того, что весенніе холода долго не давали хода ни травѣ, ни овсу, а тутъ пошли жары, началась засуха: траву и свернуло, да и овесъ тоже вышелъ очень малъ, ненажинистъ и неумолотенъ. Никто изъ крестьянъ въ нашей мѣстности не ожидаетъ даже и самъ-другъ овса»[1]. Рожь уродилась хоть и умолотна, но рѣдка, такъ что урожай ржи можетъ считаться лишь посредственнымъ, а не хорошимъ. Кромѣ того, у насъ нынче появился червь и у большинства поѣлъ много озими: въ нѣкоторыхъ деревняхъ — на половину, мѣстами же (особливо тамъ, гдѣ пораньше сѣяли) «на-очистку», такъ что многіе пересѣвали озимь, чѣмъ уменьшили и безъ того незначительный свой запасъ ржи[2]. Да и вообще у насъ крестьяне на рожь, для уплаты податей, не разсчитываютъ: изъ нихъ рѣдко кому не приходится покупать рожь для прокормленія своей семьи; остаются, стало-быть, овесъ да скотъ. Овесъ, вслѣдствіе неурожая, крестьяне стараются приберечь на сѣмена, а скотъ, въ виду скуднаго сбора сѣна и при необходимости уплатить подати, крестьяне начали продавать съ усердіемъ, достойнымъ лучшей участи. Но такъ какъ охотниковъ продать скотъ и уплатить подати оказалось слишкомъ много, то цѣна на мясо опустилась безобразно низко: мясники покупаютъ скотъ съ разсчетомъ, чтобы мясо имъ не обходилось дороже рубля за пудъ, и то хорошее, а плохаго мяса барышники совсѣмъ не покупаютъ. Тощую скотину крестьяне сами колютъ и сами везутъ на базаръ, гдѣ еще болѣе сбиваютъ цѣну. На многихъ рынкахъ въ началѣ осени цѣна говядинѣ доходила до 80 коп. пудъ, въ то время, когда на тѣхъ же рынкахъ ржаная мука продавалась по 1 руб. 50 коп. пудъ. Корова, за которую еще лѣтомъ давали 25 руб, идетъ теперь за 12 руб, которая поменьше — за 9 р. Овецъ нѣкоторые крестьяне закололи всѣхъ: «корень вывели», у большинства осталось овецъ не больше трети противъ прошлогодняго количества. Лошадей постарше отдаютъ «на кожу», т. е. за ту цѣну, какую дадутъ за кожу. Извѣстны случаи, когда крестьяне отдавали лошадей даромъ: «бери, кто хочетъ, работай хоть пять годовъ, а когда лошадь околѣетъ, отдай кожу назадъ». И это не только ужь совсѣмъ старыя лошади, а и такія, которыя года три-четыре могутъ работать. Много продаютъ и нестарыхъ лошадей совершенно за безцѣнокъ, только бы не кормить дома, такъ какъ цѣна на сѣно достигла небывалой высоты: 40 коп. пудъ, и это въ самыхъ глухихъ, далекихъ отъ рынковъ и обильныхъ пустошами мѣстностяхъ; въ мѣстахъ же побойчѣе и побѣднѣе сѣнокосами — доходитъ она до 50 коп. за пудъ и выше. Таковы цѣны на сѣно осенью: до чего же онѣ должны дойти весною? Размѣры крестьянской нужды, заставляющей крестьянъ продавать такъ много скота, — опредѣлить трудно, тѣмъ болѣе, что продажа еще не прекратилась: гурты несчастныхъ крестьянскихъ коровенокъ продолжаютъ проходить къ мясникамъ подъ ножъ. Однако и теперь уже можно сказать, что коровъ убыло на треть, нетелей и телятъ — больше чѣмъ на половину, овецъ — на половину. Коней также поубавилось: трудно сказать — сколько, но во всякомъ случаѣ не менѣе десятой доли.
"И все это оказывается не въ одной какой-либо небольшой мѣстности Тверской губерніи, а повсемѣстно. Нужда наступила тяжелая и между различными полосами губерніи разница только та, что въ однѣхъ нужда эта переносится съ меньшимъ (благодаря промысловымъ заработкамъ), а въ другихъ — съ большимъ горемъ. Климатическія условія въ различнымъ мѣстностяхъ губерніи мало между собою разнятся; весенніе холода всюду дали себя почувствовать, недостатокъ кормовыхъ средствъ всюду небывалый.
"Въ результатѣ климатическихъ и хозяйственныхъ невзгодъ нынѣшняго года неизбѣжны:
1. Страшная у крестьянъ и у прочихъ хозяевъ убыль удобренія, которымъ губернія ъ безъ того не богата.
2. Истощеніе земли, упадокъ полеводства и оскудѣніе хлѣбныхъ урожаевъ на нѣсколько лѣтъ.
3. Уменьшеніе, вслѣдствіе убыли лошадей, работоспособности нашихъ деревень (меньше напашутъ, меньше хлѣба насѣютъ, больше крестьянскихъ полосокъ кустомъ заростетъ).
4. Усиленное предложеніе рукъ на всевозможныхъ промысловыхъ заработкахъ, отчего неминуемо должна понизиться заработная плата.
5. Замедленіе (вслѣдствіе недостатка питанія) естественной прибыли населенія въ цѣлой губерніи и вымираніе его во многихъ, наиболѣе тощихъ, ея мѣстностяхъ.
6. Уменьшеніе платежныхъ средствъ податнаго населеніе и возрастаніе всевозможныхъ податныхъ недоимокъ.
"Такой-то годъ наступилъ теперь для Тверской губерніи, а вмѣстѣ съ нею, какъ извѣстно, и для многихъ другихъ мѣстностей сѣверной, нечерноземной полосы [Россіи. Но спрашивается: что можетъ сдѣлать для уменьшенія народной нужды и для предотвращенія ея тяжкихъ послѣдствій земство, даже при самыхъ лучшихъ намѣреніяхъ?
"Если принять, что сѣна уродилось только на одну треть противъ средняго урожая (мѣстные жители считаютъ «недородъ» болѣе значительнымъ), то и въ такомъ случаѣ недостаетъ 20 милліоновъ пудовъ сѣна, стоимость которыхъ даже теперь, въ началѣ зимы, простирается до восьми милліоновъ рублей. Недочетъ въ овсѣ, если вмѣсто трехъ зеренъ онъ даетъ только два съ половиною, простирается до половины милліона четвертей, что стоитъ до двухъ милліоновъ рублей. Такимъ образомъ если даже не считать того, что губернія потеряла на сокращеніи своего скотоводства и на уменьшеніи удобренія, если ограничиться только оцѣнкою недорода кормовыхъ травъ противъ нормы, то и въ такомъ случаѣ дефицитъ нынѣшняго хозяйственнаго года для губерніи, насчитывающей въ себѣ до 300.000 семействъ, съ 1½ милліономъ наличныхъ душъ, простирается до десяти милліоновъ рублей. Если даже оцѣнивать кормовыя средства, сѣно, не нынѣшнею, а среднею цѣною, то и въ такомъ случаѣ мы не выйдемъ изъ шести милліоновъ рублей. Но эта послѣдняя, цифра несравненно ниже дѣйствительной, такъ какъ хозяева, желающіе не уменьшать своихъ стадъ; покупаютъ теперь сѣно по высокимъ, нынѣшнимъ, а не по среднимъ цѣнамъ.
"Въ случаяхъ неурожая земство приходитъ на помощь къ населенію съ своими «продовольственными капиталами». Но неурожаи недавняго времени значительно поубавили земскій продовольственный капиталъ: такъ въ Тверской губерніи изъ полумилліона рублей его осталось уже всего около 400.000. Что же касается государственнаго продовольственнаго капитала, то послѣ прошлогоднихъ сельскохозяйственныхъ невзгодъ на югѣ едва ли и на всю-то Россію осталось его болѣе пяти милліоновъ рублей. Съ такими запасами не легко было бы, при всемъ добромъ желаніи, остановить страшное избіеніе скота, такъ обездолившее многія хозяйства въ нечерноземныхъ губерніяхъ Россіи. Населенію все это хорошо извѣстно, а потому оно и не ожидаетъ помощи извнѣ, а, скрѣпя сердце, совершаетъ распродажу, или же прямо избіеніе — гдѣ трети, а гдѣ и половины своего наличнаго скота. Эта операція, какъ выше сказано, еще не кончилась, но уже приходитъ къ концу, а къ новому году можно ждать и равновѣсія между наличностію скота и запасами корма.
"Но неужели государство безсильно оказать населенію существенную помощь въ постигшемъ его бѣдствіи? Неужели такъ-таки ничего и нельзя сдѣлать?
"Государство озабочено: оно собираетъ отъ губернаторовъ свѣдѣнія о размѣрахъ нужды, дно учредило коммиссію для выработки мѣръ противъ дороговизны сѣна; оно проектируетъ уменьшить, оказавшійся непомѣрно высокимъ, желѣзнодорожный тарифъ на перевозку сѣна; оно обѣщаетъ предоставить интендантскіе сѣнные прессы въ распоряженіе земствъ при прессованіи сѣна, предназначаемаго къ перевозкѣ изъ плодородныхъ губерній въ сѣверныя. Благія начинанія, полезныя мѣропріятія! Но ихъ далеко еще не достаточно, чтобы замѣтнымъ образомъ улучшить положеніе дѣлъ. Во-первыхъ, сѣно вздорожало уже и въ плодородныхъ замосковныхъ губерніяхъ, съ перевозкою же, даже при низкомъ тарифѣ, оно будетъ обходиться все еще довольно дорого. Во-вторыхъ, покупательныя средства населенія мѣстностей, пострадавшихъ отъ неурожая травъ, не въ такомъ положеніи, чтобы поддерживать свое скотоводство покупкою сѣна по двойнымъ и тройнымъ цѣнамъ. Гораздо проще и короче: совершить избіеніе лишняго скота, что и дѣлается.
"Но если государство, при наличныхъ продовольственныхъ запасахъ, не въ состояніи ослабить бѣдственныя послѣдствія нынѣшней безкормицы, то едва ли оно безсильно предупреждать подобныя бѣдствія. Намъ думается, что есть полная возможность плодотворно дѣйствовать въ этомъ направленіи, тѣмъ болѣе, что причины интенсивности бѣдствій, подобныхъ нынѣшнему, ясны, какъ Божій день.
"Въ самомъ дѣлѣ, отчего такъ чувствительно для населенія, наприм.. Тверской губерніи нынѣшняя безкормица? — Оттого, конечно, что, во-первыхъ, не было раньше сдѣлано запасовъ; оттого, что сельскохозяйственная культура низка; оттого, что мало знаній, мало умѣнья беречь, лелѣять землю, усиливать ея производительность. Вслѣдствіе нашей низкой сельскохозяйственной культуры, скотъ у нашего крестьянства всегда живетъ впроголодь, кормовыхъ средствъ всегда въ обрѣзъ; потому-то неурожай травъ, подобный нынѣшнему, и составляетъ такое страшное бѣдствіе. Тамъ, гдѣ земля лучше обрабатывается, бѣдствіе несравненно слабѣе, такъ какъ недостатокъ сѣна въ значительной степени восполняется хорошо уродившимися озимымъ и яровымъ хлѣбомъ.
«Итакъ, необходимо принимать мѣры къ подъему сельскохозяйственной культуры, необходимо улучшить условія нашего сельскаго хозяйства. Улучшенія могутъ быть произведены двоякимъ путемъ: или устраненіемъ причинъ, задерживающихъ успѣхи сельскаго хозяйства, или же распространеніемъ и развитіемъ сельскохозяйственныхъ знаній. Къ сожалѣнію, въ томъ и другомъ направленіяхъ еще мало у насъ сдѣлано, хотя кое-что уже намѣчено.
Государство давно уже убѣдилось, что однимъ изъ сильнѣйшихъ тормозовъ нашему земледѣлію является обложеніе земли повинностями, превышающими въ нечерноземной полосѣ чистый земельный доходъ. Нельзя поэтому не сочувствовать предпринятому правительствомъ пересмотру выкупныхъ платежей и проектируемому пониженію ихъ. Но это только начало земледѣльческихъ улучшеній. При тщательномъ пересмотрѣ государственнаго бюджета окажутся, конечно, возможными и другія облегченія въ повинностяхъ».
Авторъ статьи говоритъ въ заключеніе, что довольно заботиться только о вещахъ, пора позаботиться и о самомъ человѣкѣ. И дѣйствительно, безъ предусмотрительности, основанной на знаніи, безъ энергичнаго труда, привычка къ которому развивается при свободѣ личности, при законномъ обезпеченіи этой свободы никакія улучшенія сельской «культуры» не пойдутъ въ прокъ народу. Только пытливая мысль и крѣпкая воля повернутъ Россію на столбовую дорогу, которая ведетъ къ равномѣрному распространенію благосостоянія. За неотложною борьбой съ кузькою, съ гессенскою мухою, съ голодомъ и повальными болѣзнями, нельзя забывать, что наше величайшее горе заключается въ нашемъ, невѣжествѣ, что наше спасеніе заключается въ осмысленномъ трудѣ. Когда образованіе проникаетъ въ самые глухіе закоулки Россіи, когда воспитательная задача школы будетъ закончена облагороживающимъ вліяніемъ соотвѣтствующихъ учрежденій, — русскому крестьянину не будетъ страшна никакая муха, никакой червь. Наше земство, усиліями котораго создана начальная народная школа, должно удесятерить эти усилія, чтобъ училище стало доступно всѣмъ крестьянскимъ дѣтямъ. Въ этомъ отношеніи, конечно, наибольшая отвѣтственность лежитъ на высшемъ правительствѣ, ибо въ его рукахъ скопляются громадные платежи, сравнительно съ которыми земскіе сборы являются незначительною суммою. По этому поводу мы считаемъ умѣстнымъ снова возвратиться къ вопросу о настоятельной необходимости не только содѣйствовать развитію начальной народной школы (противъ чего не осмѣливаются возставать наши самобытные фарисеи), но и приложить не И старанія, не жалѣть расходовъ на среднее и высшее образованіе. Безъ правильной постановки и широкаго распространенія гимназій и университетовъ немыслима и хорошая начальная школа. Собственный историческій опытъ долженъ бы былъ научить насъ, что народное образованіе, дѣйствительное просвѣщеніе массы населенія немыслимо безъ высшихъ учебныхъ заведеній. «До XVII вѣка, — говоритъ профессоръ Владимірскій-Будановъ, — въ Московской Руси сохранилась элементарная школа (и только она), причемъ элементарное образованіе, благодаря отсутствію средняго и высшаго, понизилось до сообщенія безжизненной грамотности, и при томъ неполной и неточной. Высокая цѣль всякаго образованія — возбужденіе умственнаго и нравственнаго развитія — забывалась»[3]. Защитники нашей самобытности, отожествляемой съ косностью, или по недомыслію, или по затаенному разсчету, громятъ университеты, требуютъ, чтобы бѣдный человѣкъ туда не шелъ, а учился бы дѣлу, въ профессіональной школѣ. Любопытно, что такое требованіе выставлялъ Петръ Великій, и это составляетъ важнѣйшій недостатокъ его педагогической системы. Московская Русь, наоборотъ, не знала и не желала инаго образованія, кромѣ всеобщаго и для всѣхъ одинаковаго. Мы далеки, конечно, отъ мысли восхищаться школьными программами XVI и XVII столѣтій; но не можемъ не признать правильности основнаго начала до-петровскаго образованія. Спеціальныя училища необходимы, потому что необходимы инженеры, техники, моряки; но не менѣе, надо думать, важенъ ч,, котораго создаютъ не профессіональныя свѣдѣнія, а общее образованіе.
Къ сожалѣнію, расходы государства на народное просвѣщеніе увеличиваются у насъ вообще очень медленно, а на будущій годъ это увеличеніе предположено въ совершенно ничтожныхъ размѣрахъ. Всѣ расходы министерства народнаго просвѣщенія исчислены по смѣтѣ 1882 года въ 17.917.670 рублей. Въ прошломъ году было ассигновано на 534.800 рублей менѣе. Но это увеличеніе расходовъ произошло, главнымъ образомъ, отъ передачи въ вѣдомство народнаго просвѣщенія учебныхъ заведеній, бывшихъ подвѣдомственными министру финансовъ, какъ-то: технологическаго института и друг., причемъ слѣдующій на содержаніе этихъ заведеній кредитъ имѣетъ быть исключенъ изъ смѣты министерства финансовъ и перенесенъ въ смѣту народнаго просвѣщенія[4]. Дѣйствительное же увеличеніе по новой смѣтѣ равняется 111.271 р. Надобно замѣтить, что издержки государства на народныя училища даже уменьшились, сойдя съ 1.689.358 рублей (въ 1881 году) на 1.685.997 рублей (въ 1882 году).
Между тѣмъ населеніе увеличивается и потребность въ образованіи растетъ. Учебныя заведенія, среднія и высшія, отказываютъ въ пріемѣ, по недостатку мѣста, ибо стѣны перестали раздвигаться. Мы продолжаемъ думать, что увеличеніе бюджета министерства народнаго просвѣщенія на десять, двадцать, тридцать и болѣе (pium desiderium!) милліоновъ рублей было бы самымъ производительнымъ государственнымъ расходомъ, самою мудрою экономіей. Конечно, большая часть этихъ милліоновъ должна была бы пойти на элементарную народную школу; но одинъ или два милліона рублей, прибавленныхъ къ скуднымъ средствамъ университетовъ и среднеучебныхъ заведеній, принесли бы неисчислимую пользу. Посмотрите, напримѣръ, на Московскій университетъ, загляните въ помѣщенія его музеевъ, его библіотекъ, въ мрачныя и грязныя комнаты правленія; пройдитесь по тѣмъ жилымъ помѣщеніямъ, которыя находятся въ верхнемъ ярусѣ стараго университетскаго зданія — и вы вынесете тяжелое, скорбное чувство. При саномъ бѣгломъ осмотрѣ подобнаго рода не трудно убѣдиться, что университетъ не въ авантажѣ обрѣтается.
Университетская молодежь принадлежитъ большею частію къ недостаточнымъ или совсѣмъ бѣднымъ семьямъ. Нерѣдко въ университетъ является круглый сирота, безъ знакомства, безъ денегъ. Какъ бы, казалось, государству и обществу не придти на помощь къ молодому человѣку, не дать ему возможности получить высшее образованіе? Но это не въ модѣ теперь. На дипломы и людей школьной (университетской) науки воздвигнуто гоненіе, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ дипломъ является несправедливою льготою, предоставляя право быть учителемъ, врачомъ, адвокатомъ. Всякому извѣстно кромѣ того, что это право бываетъ очень часто nudum jus, и человѣку, получившему университетское образованіе, приходится долгое время съ трудомъ перебиваться, хлопотать о самомъ существованіи, даже голодать.
Современныя Извѣстія недавно сообщили слѣдующія весьма интересныя данныя: «31-го октября намъ пришлось присутствовать на десятилѣтнемъ юбилеѣ одного изъ кандидатовъ на судебныя должности округа московской судебной палаты. Ждать десять лѣтъ должности судебнаго слѣдователя — и это тогда, когда должности эти замѣщены лицами не только не получившими юридическаго образованія, но даже такими, которыя окончили курсъ наукъ (?) въ уѣздномъ училищѣ (это — фактъ, и за примѣромъ ходить не далеко: въ Москвѣ есть одинъ судебный слѣдователь, утвержденный, получившій образованіе въ уѣздномъ училищѣ), — а между тѣмъ при судѣ и прокурорѣ по шести лѣтъ кандидатствуютъ настоящіе юристы, имѣющіе ученую степень кандидата правъ. Но почему же первые благоденствуютъ, а вторые только чаютъ движенія воды? — Да потому, что эти воспитанники уѣздныхъ училищъ хотя и не получили юридическаго образованія, но на службѣ пріобрѣли познанія по судебной части. На это возразятъ, что, вѣдь, и кандидаты правъ могли пріобрѣсти практическій навыкъ въ теченіе узаконеннаго четырехлѣтнято искуса въ чинѣ кандидата на судебныя должности, да еще гораздо основательнѣе и осмысленнѣе, чѣмъ юристы-ремесленники. А между тѣмъ послѣдній пользуется преимуществами предъ первыми. Достаточно заглянуть въ послужные списки нашихъ судебныхъ дѣятелей, и вы увидите поразительныя вещи: изъ 909 судебныхъ слѣдователей 180 не получили юридическаго образованія, причемъ 84 изъ нихъ окончили курсъ въ среднихъ и 33 въ низшихъ учебныхъ заведеніяхъ; изъ общаго числа товарищей прокуроровъ 6 8/39 проц., не юристы: изъ нихъ 13 лицъ получили образованіе въ среднихъ и 4 въ низшихъ учебныхъ заведеніяхъ; изъ 60 прокуроровъ 4 воспитанника среднихъ и 1 низшаго учебныхъ заведеній. Чѣмъ же можно объяснить то, что такія должности, вопреки 202 ст. Учр. суд. уст, замѣщены не только не юристами, но даже лицами, не получившими высшаго образованія? Ужь никакъ не недостаткомъ образованныхъ юристовъ, потому что значительное число ихъ состоитъ кандидатами на судебныя должности при окружныхъ судахъ и судебныхъ палатахъ, а совсѣмъ другими соображеніями, а именно: всесильною протекшей въ передней, предъ которою оказывается безсильнымъ и самый законъ».
Ежегодно изъ университетовъ выбрасывается нуждою большее или меньшее, во всякомъ случаѣ значительное, число людей, которые стремились къ высшему образованію. Таврида справедливо замѣчаетъ: «Наша сила расплывается, расходуется, не успѣвъ еще получить опредѣленной формы; погибаетъ и все то, что было затрачено обществомъ на подготовленіе этихъ злосчастныхъ работниковъ». А между тѣмъ мы такъ бѣдны образованными людьми, что не только не благоразумно, но и въ высшей степени опасно не принимать самыхъ рѣшительныхъ мѣръ къ развитію у насъ просвѣщенія.
Повторяемъ: высшее (слѣдовательно и среднее) образованіе необходимо для народа, взятаго въ цѣломъ, а не для буржуазіи. Нѣсколько милліоновъ рублей, издержанныхъ на университеты и гимназіи, будутъ производительнымъ, весьма производительнымъ расходомъ, въ какомъ угодно смыслѣ слова.
Въ великой работѣ обновленія, которая предстоитъ Россіи, образованнымъ людямъ выпадаетъ великая задача, которая становится особенно труднѣе, вслѣдствіе малочисленности этихъ образованныхъ людей.
По этому поводу мы считаемъ необходимымъ отвѣтить на нѣсколько статей Новаго Времени, въ которыхъ подробному разбору и осужденію подвергались многія мысли внутренняго обозрѣвателя Русской Мысли.
Въ статьѣ «Интеллигенція и ея защитники», помѣщенной въ № 2057 Новаго Времени, г. П. О. представляетъ мнѣ не мало упрековъ, которые я не могу признать справедливыми. По мнѣнію почтеннаго автора статьи, «русскій народъ ставится (мною) на одну доску съ обезьяной и пустымъ болтуномъ, отличаясь отъ нихъ, можетъ-быть, лишь нѣсколько большею самостоятельностью въ переработкѣ чужаго!… Почетную же роль среди другихъ народовъ предоставляетъ г. Гольцевъ русскому народу!…»
Признаюсь, эта выходка г. П. О. сильно раздражила меня. Извѣстно, что гнѣвъ доказываетъ неправоту только Юпитера, мое же раздраженіе вызывалось достаточною причиною. По я буду отвѣчать г. П. О. совершенно спокойно, имѣя въ виду разъясненіе того неправильнаго пріема, которымъ онъ достигъ вышеприведеннаго умозаключенія.
На чемъ основывается авторъ статьи Новаго Времени, приписывая мнѣ нелѣпую мысль? На слѣдующихъ словахъ ноябрскаго внутренняго обозрѣнія Русской Мысли: «Именно тогда и можетъ обнаружить историческій народъ всю свою духовную мощь, когда онъ усвоитъ себѣ общія основы правильной государственной». Эти слова вызвали слѣдующія замѣчанія со стороны г. П. О.: "Вѣдь если русскій народъ самобытенъ, если уже отличается «духовною мощью» и если притомъ ему несомнѣнно предстоитъ «великое историческое будущее» (а это означаетъ, что есть и прошедшее, и настоящее, иначе на основаніи чего же можетъ возникнуть мысль о «величіи будущаго?»), то, очевидно, должны уже быть и «общія основы правильной государственной жизни, можетъ-быть, по разнымъ причинамъ еще не получившія среди него права гражданства, еще не осуществленныя, но тѣмъ не менѣе уже существующія въ непосредственномъ сознаніи народа, сказывающіяся въ заявленныхъ народомъ стремленіяхъ и симпатіяхъ. Слѣдовательно усвоятъ народу „общія основы“ нечего: онѣ уже и есть у него; онъ лишь ждетъ-недождется ихъ осуществленія. Затѣмъ, неужели „духовная мощь“ и „самобытность“ народа „именно тогда“ только и могутъ обнаружиться, когда усвоятся основы правильной государственной жизни? А до тѣхъ поръ онъ, слѣдовательно, ничѣмъ и не можетъ проявить своей духовной самобытности? Что въ хаосѣ общественныхъ и государственныхъ отношеній самыя исполинскія силы народа могутъ истощаться и заглохнуть безплодно, въ этомъ врядъ ли можно сомнѣваться. Но изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобы великій историческій народъ и до выработки правильной государственной жизни ничѣмъ не обнаружилъ своей нравственной и умственной физіономіи». Прежде всего обращу вниманіе г. П. О. на то, что онъ напрасно доказываетъ очевидную, нигдѣ мною не отрицаемую истину. Кто же, въ самомъ дѣлѣ, сомнѣвается, что великій историческій народъ выражаетъ чѣмъ-либо свою нравственную и умственную физіономію до выработки правильной государственной жизни? Я утверждалъ (и утверждаю), что вся духовная мощь народа можетъ обнаружиться лишь послѣ того, какъ общія основы государственной жизни будутъ выработаны народомъ. Покуда эти основы остаются неосуществленными, въ непосредственномъ только сознаніи, какъ выражается г. П. О., до тѣхъ поръ общественная жизнь течетъ неправильно. Задолго до паденія крѣпостнаго права и въ непосредственномъ сознаніи народа, и среди лучшей части образованнаго общества — рабство было осуждено безвозвратно. Но къ чему велъ этотъ нравственный приговоръ? Ясно, что къ усвоенію и осуществленію одной изъ общихъ основъ правильной государственной жизни.
Быть-можетъ я не вѣрно понимаю г. П. О., быть-можетъ съ нимъ случилось то же, что, по его мнѣнію, случилось со мною, и «выше приведенная фраза его просто лишь неудачно выражена». Но фраза эта подаетъ поводъ къ недоразумѣнію. Г. П. О. говоритъ, что усвоятъ народу общія основы нечего: онѣ уже есть у него; онъ лишь ждетъ-не дождется ихъ осуществленія. Стало-быть историческаго развитія этихъ основъ почтенный авторъ статьи Новаго Времени не признаетъ? Неужели онъ отрицаетъ, что основы классическаго міра, основы феодальнаго строя и основы XII столѣтія однѣ и тѣ же? И если народомъ заявлены стремленія и симпатіи, то какая же темная сила мѣшаетъ ихъ осуществленію?
Духовная жизнь народа, конечно, обнаруживается и при неправильныхъ формахъ общественнаго строя. Пушкинъ родился и умеръ при крѣпостномъ правѣ; Шевченко былъ рабомъ. Но для меня достаточно признанія г. П. О., «что въ хаосѣ общественныхъ и государственныхъ отношеній самыя исполинскія силы народа могутъ истощиться и заглохнуть безплодно, въ этомъ врядъ ли можно сомнѣваться». Невозможно сомнѣваться, по нашему мнѣнію.
Черезъ нѣсколько строкъ г. П. О. приводитъ новую выдержку изъ моего ноябрскаго обозрѣнія: «Только непрерывно усвояя себѣ все лучшее, достигнутое другими народами, и переработывая его самостоятельно, можно не отстать отъ историческаго движенія, не потерять значеніе въ міровомъ развитіи». Приводя эти слова, г. П. О. не безъ горячности восклицаетъ: "Вотъ она гдѣ разгадка фразы о «превосходствѣ европейской цивилизаціи надъ нашимъ общественнымъ развитіемъ», а также разгара и того, что слѣдуетъ понимать подъ «усвоеніемъ общихъ основъ правильной государственной жизни»… Оказывается, что русскій народъ, съ своею «духовною мощью», съ своимъ «великимъ историческимъ будущимъ», съ своею «самобытностью», чтобы «не потерять значенія въ міровомъ развитіи», долженъ «только непрерывно усвоять себѣ все лучшее, достигнутое другими народами», быть постояннымъ переимщикомъ чужаго, «непрерывно» находиться въ зависимости отъ духовнаго богатства другихъ народовъ!… Но въ чемъ же тогда можетъ проявиться его самобытность? Неужели только въ томъ, что онъ «самостоятельно» будетъ переработывать чужое? Но вѣдь и обезьяна продѣлываетъ замѣченное ею непремѣнно по-своему, непремѣнно не такъ, какъ дѣлалъ тотъ, отъ кого она заимствовала, т. е. до нѣкоторой степени «самостоятельно».
Упомянутая мною горячность помѣшала почтенному автору статьи объ интеллигенціи и ея защитникахъ повременить приговоромъ до прочтенія слѣдующихъ строкъ, на той же страницѣ ноябрскаго обозрѣнія: «Въ настоящее время отношеніе русской интеллигенціи въ западной Европѣ сильно измѣнилось. Математическія и естественныя науки получили у насъ довольно значительное развитіе, и, вмѣсто подчиненія Европѣ, мы оказываемъ ей уже замѣтное содѣйствіе, обнаруживаемъ дѣйствительную самостоятельность въ нѣкоторыхъ областяхъ духовной жизни».
Изъ сопоставленія этого мѣста съ тою выдержкою, которая приведена г. П. О., ясно, что, по мнѣнію внутренняго обозрѣнія,
усвоеніемъ и самостоятельною переработкою чужаго не исчерпывается самобытность русскаго народа. Музыка Глинки глубоко-національна; но Глинка потому и геній, что усвоилъ себѣ общія основы музыкальнаго творчества, сочетавши ихъ съ народными особенностями этого творчества.
Черезъ нѣсколько десятковъ строкъ г. П. О. вновь приводитъ выдержку изъ моего обозрѣнія и дѣлаетъ изъ этой выдержки такое употребленіе, что я опять прихожу въ недоумѣніе. За моими словами («слабая числомъ и воспитавшаяся въ западно-европейской философіи и искусствѣ, русская интеллигенція подчинилась этой наукѣ, философіи и искусству») слѣдуетъ неожиданный для меня выводъ: «Отсюда уже понятію, что власть, руководимая интеллигенціей, всегда съумѣетъ опредѣлить, что именно лучшее въ европейской цивилизаціи и что, слѣдовательно, должно быть непремѣнно усвоено русскимъ народомъ, чтобъ онъ не потерялъ значенія въ міровомъ развитіи».
Иронія г. П. О. получаетъ какъ будто основаніе только потому, что изъ моего обозрѣнія пропущены строки, прямо слѣдующія за приведенной въ Новомъ Времени выдержкою: «Кто споритъ, въ подобномъ подчиненія было не мало смѣтнаго и кое-что вредное», и т. д.
Въ заключеніе своей статьи г. П. О. говоритъ: «Понимаете теперь, читатель, къ чему вели всѣ эти фразы о самобытности, духовной мощи русскаго народа и пр.? — Тутъ, очевидно, въ милліонный разъ повторялась басня о воронѣ и лисицѣ. Послѣдняя имѣла въ виду получить сыръ; ну, а у нашихъ интеллигентовъ въ виду нѣчто посущественнѣе: это — право явиться въ роли руководителя народа и создать для него такія правовыя отношенія, которыя интеллигенція находитъ наилучшими, и притонъ не иначе, какъ съ гарантіями ихъ прочности».
Я понимаю, что можно оспаривать, дѣйствительно ли хорошо то, что образованные люди находятъ наилучшимъ; но почему это г. П. О. такъ не нравятся гарантіи? Что можетъ быть естественнѣе и законнѣе стремленія обезпечить какое-либо дорогое право, охранить его отъ разнообразныхъ случайностей? Конечно, не все можно защитить такимъ образомъ; но что возможно защитить, то и должно. Еслибы помѣщикъ отпустилъ крѣпостнаго только на слово, еслибъ у крестьянина не было въ рукахъ документа, которымъ обезпечивалась его свобода отъ каприза и самодурства помѣщика, былъ ли бы получившій вольную спокоенъ и дѣйствительно свободенъ? Еслибы крестьянинъ, который пріобрѣлъ въ собственность клочокъ земли, не имѣлъ купчей крѣпости и возможности, въ случаѣ надобности, обратиться для поддержки своего права въ судъ, неужели его положеніе г. П. О. призналъ бы нормальнымъ?
Возставать противъ гарантій можно только по недоразумѣнію, потому что въ нихъ заключается одно изъ неисчислимыхъ благодѣяній общежитія. Спорить, повторяю, можно лишь о томъ, дѣйствительно ли хорошо, дѣйствительно ли необходимо для народнаго благосостоянія то, къ чему стремится все большее и большее число русскихъ образованныхъ людей?
Нѣкоторыя повременныя изданія отрицаютъ это. По ихъ мнѣнію, какъ и по мнѣнію г. П. О., либералы, лже либералы, интеллигенція и т. д. имѣютъ далеко не безкорыстное по отношенію къ народу намѣреніе, разсчитывая разыграть роль лисицы и похитить у вороны кусочекъ сыру. Что-жь это за сыръ? Уму непостижимо. Ограбить народъ хотятъ либералы? Лишить его правъ? Какихъ именно? Сковать самостоятельное умственное развитіе и отнять свободу совѣсти?… Но вѣдь этой свободы не предоставляютъ русскому народу законы Россійской имперіи. Либерала горячо желаютъ этой свободы; но тутъ мнѣ вспоминается, что г. П. О. не вѣритъ въ искренность нашихъ заявленій, которыя кажутся ему ловкимъ маневромъ со стороны либераловъ. Онъ полагаетъ, что послѣдніе боятся раздражать общество слишкомъ небрежными отзывами о народѣ (какое это общество? Развѣ консерваторы и либералы — не общество? Или оно существуетъ отдѣльно отъ нихъ?). У г. П. О. встрѣчается, впрочемъ, знаменательная оговорка: "Да даже, пожалуй, и искренно вѣруя въ добродѣтели его, въ то же время будучи искренно убѣждены, что эти добродѣтели прахомъ пропадутъ безъ великодушнаго покровительства интеллигенціи, нѣкоторые изъ послѣдней, и въ числѣ ихъ г. Гольцевъ, употребляютъ въ своихъ разсужденіяхъ слѣдующій пріемъ. Сначала воспѣвается самобытность русскаго народа, поется дифирамбъ его «духовной мощи», предрекается ему «великое историческое будущее» и пр, и пр., — однимъ словомъ, приписываются ему всевозможныя добродѣтели, но только не теперь, — теперь онъ «въ ужасающемъ невѣжествѣ», теперь «съ національными недостатками русскаго человѣка нельзя примириться, бороться съ ними лежитъ на обязанности каждаго публициста и каждаго образованнаго человѣка» и пр., — а въ будущемъ, когда «интеллигенція, воспитанная въ западно-европейской наукѣ, философіи и искусствѣ», перенесетъ къ нему «все лучшее, достигнутое другими народами», и выработаетъ для него «общія основы правильной государственной жизни». Только тогда и могутъ «развернуться его силы, вполнѣ обнаружиться его самобытность». А до тѣхъ поръ ему нечего и мечтать о какой-то тамъ самобытности… Представляя массу, погруженную «въ горькую нужду и ужасающее невѣжество, онъ совсѣмъ погибнетъ, если интеллигентные классы не подадутъ ему руку помощи и не возьмутъ подъ свою просвѣщенную опеку…»
Если изъ этихъ соображеній г. П. О. исключить тѣ неправильности, на которыя мы уже указали, то иронически нарисованная имъ картина будетъ, по нашему мнѣнію, дѣйствительно не далека отъ истины. Русскому народу дѣйствительно грозитъ страшная опасность отъ невѣжественности массы населенія, отъ глубокаго хозяйственнаго разстройства этой массы. Мы не станемъ спорить съ г. П. О., уважаемъ ли мы великія достоинства русскаго народа, искренне ли мы любимъ его, будучи твердо убѣждены, что это признаетъ за нами каждый безпристрастный человѣкъ. Въ другой статьѣ Новаго Времени, также противъ насъ направленной: «Слова и факты», г. П. О. говоритъ, что у нашихъ либераловъ только демократическія слова, что они, въ большинствѣ, принадлежатъ къ праздно-болтающимъ. Провѣрки справедливости этого рѣшительнаго приговора, съ цифрами въ рукахъ, сдѣлать я былъ бы, конечно, не въ состояніи; но я не принимаю спора на этой почвѣ. Заподозривать направо и налѣво, вездѣ видѣть лицемѣріе и разсчетъ — я отказываюсь и охотно признаю, что у самого г. П. О. и его товарищей по Новому Времени нѣтъ никакого лукавства, никакихъ заднихъ мыслей. Вмѣстѣ съ тѣмъ я не внесу разумнаго, сколько-нибудь правдоподобнаго основанія для утвержденія неискренности либераловъ. Больше ли въ средѣ ихъ честныхъ и стойкихъ людей, чѣмъ въ лагерѣ охранителей, этого ни г. П. О., ни я знать не можемъ. Сопоставляя всѣ извѣстныя мнѣ данныя, я прихожу къ заключенію, что большинство нашихъ повременныхъ изданій, отражающихъ стремленія и симпатіи образованнаго общества, отличается ярко-демократическимъ характеромъ. Газеты и журналы, если исключить нѣсколько охранительныхъ изданій, вѣдь никому не навязываются, а выбираются добровольно читателемъ. Стало-быть печать, даже въ томъ положеніи, въ которомъ она находится въ Россіи, служитъ показателемъ общественнаго настроенія. Либеральныя газеты праздно болтаютъ, — восклицаютъ нѣкоторые: — это не факты, а слова. Но вѣдь журналиста и нельзя принуждать къ какому-либо дѣйствію, ибо слово есть его единственное оружіе, вся его жизнь. Что касается до стараго упрека въ нестойкости, въ слабости воли, въ вялости русскаго образованнаго человѣка, то объ этомъ намъ въ свою очередь приходилось часто и много говорить. Признавая этотъ недостатокъ и у либераловъ, и у охранителей, и считая его важною помѣхой для правильной общественной жизни, мы давно уже настаиваемъ на великомъ значеніи учрежденій, въ которыхъ вырабатываются крѣпкія убѣжденія и закаляется воля.
- ↑ Это говорится о сѣверо-восточной части Весьегонскаго уѣзда; въ цѣлой губерніи средній урожай овса санъ 3, нынѣшній же — самъ 2½, при посѣвѣ 3 четвертей на десятину.
- ↑ Всего опустошительнѣе работалъ червь въ восточной и сѣверной частяхъ губерніи.
- ↑ Русскія Вѣдомости, № 301.
- ↑ «Государство и народное образованіе въ Россіи», стр. 50.