Вне дома
Старый барон Лихтенштейн сидел у своего письменного стола и смотрел на сына, который стоял перед ним, нервно крутя кончики усов.
— Гм… ну, мальчик, — заговорил барон, после долгого молчания, — то, что ты делаешь, простительно твоей молодости! Но ты приписываешь моему золоту какое-то чудодейственное значение! И сколько нужно всего?
— Тридцать тысяч марок!
— Проигрыш? — спросил барон, слегка морщась. '
— Нет, паgа!
— Женщины! Да?!
Барон встал, подошел к окну и с минуту молча смотрел в него. Потом он повернулся всей своей статной, аристократической фигурой к сыну.
— Я, конечно, знал, что ты будешь делать глупости, но ни когда не ожидал, что ты будешь проматывать мои деньги с женщинами!
— Я тебе всегда показывал добрый пример, и у всякого благородного человека должны быть строгие понятия о чести и о доме! Я не хотел бы, чтобы на моего сына показывали пальцами, или чтобы лакеи подсмеивались над ним, когда он возвращается с оргий! Надо быть рассудительным, сын мой.
Он сделал жест рукой и продолжал:
— Ты можешь идти! И не забудь сказать даме, которая разоряет тебя, чтобы она не рассчитывала на твои деньги!
Ганс тихо вышел из кабинета отца.
Он питал большое уважение к отцу, но что скажет теперь его прелестная Китти! Китти, которую он обожает! Она начнет плакать.
Через несколько часов Ганс Лихтенштейн стоял в конторе своего верного друга Готшальда.
— Один взгляд на тебя, и я уже вижу, что ты соскучился по мне, — заметил Готшальд, пожимая руку Ганса, — садись, грешник!
Ганс беспокойно прошелся по комнате и остановился перед приятием.
— Ей нужны деньги!
Готшальд засмеялся.
— Не смейся! Я знаю, что должен быть радостью и гордостью моих родителей! должен следовать благоразумному примеру отца!
— Вне дома, ты натворил что-нибудь, Ганс?
— Да нет же… я не пьянствую, не бесчинствую, как другие… Мое единственное преступление — эта связь… моя Китти.
— Но ведь, твой отец также был молод!
— Заблуждаешься, милый мой, он никогда не был молод! Я надеюсь также сделаться порядочным человеком когда-нибудь! Печально только, что добродетели отца озаряют бенгальским светом путь сына! Я не могу сделать шага, чтобы люди не кричали за моей спиной: «смотрите, вот недостойный сын этого превосходного человека!».
Ганг вздохнул и покачал головой. Готшальд улыбнулся.
— Ну говори, сколько тебе нужно?
— Не пугайся только, 30 000 марок!
Готшальд удивленно поднял брови.
— Вот как! — произнес он, — час тому назад здесь был твой отец и взял у нас как раз эту сумму!
— Что… о… о! — простонал Ганс, — неужели мой старик? — Какой он добрый! — Это для меня… Как, я был несправедлив к нему! Ну, милый, тем лучше, пиши скорее квитанцию… у тебя есть теперь верная гарантия, что ты через несколько часов, получишь эти деньги обратно!
Готшальд написал квитанцию и подал ему деньги.
— Мышка моя, радуйся, деньги, много денег! — крикнул Ганс еще в дверях, бросил палку и шляпу и ворвался в будуар.
Китти бросилась ему на шею.
— Милый, дорогой, сердце мое! — шептала она, целуя Ганса, — ты добрый, благородный, человек! Покажись, покажись мне! Какой ты сегодня нарядный!
Ганс крепко обнял ее и посадил к себе на колени.
— Не шали, птичка, — произнес он, играя ее локонами, — мне нечем гордиться… Я — слабый человек!! И все из-за любви к тебе!
— Ах, у тебя такой богатый отец!
— Что, ты думаешь, мой отец! Тяжело говорить с отцом о долгах!
— Он не дал тебе денег?! — спросила Китти.
— Он прочитал мне длинную проповедь… А вот и деньги, бери!
Китти взяла деньги и бросила их в шкатулку, стоявшую на столе.
— Золотой мой Ганс, — воскликнула опа весело, — я готова для тебя на все… я так безумно люблю тебя!
Резкий звонок вывел их из блаженного забытья…
— Ах, это мой верный Кауц… Не беспокойся, Ганс, он смертельно влюблен в меня и ревнует!.. — воскликнула Китти и бросилась к двери.
Скоро она вернулась с конвертом в руке… На конверте был штемпель фирмы Готшальд… Ганс уставился в ужасе на входящего господина.
— Барон Ганс фон Лихтенштейн, лорд Гадскиль…-- представила их Китти друг другу.
Оба господина забыли раскланяться, смотря друг на друга. На губах старого лорда играла ироническая усмешка. Посетители сели и молчали. Китти пробовала завязать разговор, но потом решила предоставить их друг другу н ушла. Тогда старый лорд встал и похлопал по плечу Ганса.
— Сын мой, — произнес он, — сегодняшнюю речь я сказал тебе, как представитель фамилии Лихтенштейнов. Вне дома я — лорд Гадскиль и думаю иначе! В общем, я должен тебе сказать, что я в состоянии и один разорить семью и в твоей помощи не нуждаюсь! Будь же так любезен! — он указал сыну на дверь.
Ганс, молча, схватил шляпу, палку, подошел к столу, взял из шкатулки деньги и ушел…