Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
ВЛАДИМИР ГОЛИКОВ. РАССКАЗЫ. править
Книжка г. Голикова, если ее прочитать сразу, производит неровное, смутное, двойственное впечатление. Между тремя-четырьмя очень плохими рассказами вдруг попадается один, положительно художественный и яркий, на котором останавливаешься с удовольствием. Но и в этих немногих рассказах общая архитектура произведения иногда портится ненужными, фальшивыми надстройками в излишне-реальном, всегда сильно преувеличенном вкусе. И все-таки, несмотря на некоторую внешнюю пестроту и невыдержанность рассказов г. Голикова, в них чувствуется настоящее, искреннее дарование, размеры которого определить теперь было бы очень затруднительно.
Наиболее цельный и, по-нашему, самый лучший во всей книжке — рассказ «Пассажиры». Содержание его заключается в следующем. Девушку-учительницу, ехавшую по железной дороге в дальнее село, заподозрили в том, что она умышленно оставила в вагоне ребенка, заподозрили на том основании, что некоторые видели, как она, по своей сердечной доброте и по просьбе настоящей матери, возилась в дороге с этим ребенком. И вот на станции праздная, скучающая толпа, движимая отчасти лицемерным, подогретым негодованием, отчасти жаждой скандала, отчасти тайными, грязными побуждениями, окружает девушку и, постепенно озверевая, долго и мучительно издевается над ней.
— «Засвидетельствовать ее, засвидетельствовать правильно!.. Валяй фершала, жандар!
Жандарм колебался одну минуту, потом, видя раздражение и настойчивость публики и растерянность девушки, выдававшую ее виноватость — особенно потому, что она была бедно одета — и, не находя другого выхода в этом трудном обстоятельстве, сделал строгое и бесстрастное лицо и вежливо забормотал: „Пожал-лте в дежурную комнату, барышня!.. к фершалу!“
Девушка, дрожа, рыдая, бессвязным голосом стала уверять, оправдываться, просить, но толпа своими криками, гневными и насмешливыми, злыми и добродушными, заглушала ее рыдания и мольбы.
— Иди, шкуреха, иди, подлая.
— По закону ежели… Ничего против не поделаешь!..
— Не конфузьтесь, барышня, дело самое обыкновенное.
— Не бойсь, не бойсь, девонька… Фершал, он ничего… не обидит… Не бойсь… Ведь только того… Кофтишку маленько расстегнуть.
И через пеструю смесь голосов особенно пронзительно, уничтожающе, обидно и спокойно уверенно просачивался злорадный, торжествующий, сочно вибрирующий голос.
— Не подкидывай невинных младенцев, тварь!.. Соблюдай себя!.. Не забывай Бога!.. Имей совесть!..
Упирающуюся девушку стали толкать к дверям дежурной комнаты» и т. д.
Девушка оказалась, как об этом заявил через несколько минут фельдшер, «вполне девицей», и этим исчерпывается незатейливая фабула рассказа, если не считать благородного негодования по этому поводу студента Иванова. Этот студент, занимающий в рассказе самое видно место (так как через него автор передает свои наблюдения) — восторженный, глуповатый, наивный и жалкий человечек — единственная фигура, которая не задалась автору. Зато второстепенные лица в рассказе: толстый, румяный и лысый купец, маленький, добродушный мужиченко, развязный гимназист, самоуверенная, солидная и, по-видимому, добродетельная женщина — предводительница осатаневшей толпы, жандарм, фельдшер, — все они схвачены очень живо и нарисованы свежо.
Недурен рассказ «Неудобный родственник», хотя страшно стар по сюжету. Сколько уж раз приезжали к благонамеренным, чистеньким чиновникам забулдыги-братья! Нового здесь только одно: в отсутствие брата чиновника, другой, «неудобный» брат приходит в кухню и рассказами о своей безалаберной жизни, трогает простые, бесхитростные сердца пожилой кухарки и хорошенькой горничной. Не лишены интереса рассказы: «Воспоминание» (с несколько произвольной психологией деревенского идиота) и «Оленька Бархатова».
В общем настроение у г. Голикова, по преимуществу, пессимистическое, и выбирает он краски густые, темно-коричневые, но под этим мрачным фоном угадывается теплое, сострадательное сердце. Можно было бы посоветовать г. Голикову остерегаться таких сюжетов, как «Кошмар», «Ожесточенный», «Дилехтор» и «Золото в грязи»: юмор, аллегория и крайний реализм — не его сфера. Особенно опасен «Ожесточенный». Такие рискованные вещи, как насилие босяка над курсисткой, надо или вовсе не писать, или сметь делать это только с громадным талантом.
Язык у г. Голикова свой собственный, и это, я думаю, большой плюс для начинающего автора. Но надо избегать неуклюжего построения фразы с нагроможденными друг на друга придаточными предложениями, вроде хотя бы тех двух первых образцов, которыми начинается весь сборник. Выходит и грубо, и запутанно, и мало понятно.
ПРИМЕЧАНИЯ править
Рецензия впервые напечатана в журнале «Мир Божий», СПб. — 1904. — № 7. — под криптонимом «А. К.»
— Голиков Владимир Митрофанович (1875—1918, сведений после 1918 г. нет), русский поэт, переводчик, автор стихотворных сборников (1900, 1902, 1907). Редактор литературно-сатирического еженедельника «Златоцвет» (1914), сотрудник петроградской газеты «Вечернее время».
Печатается по первой публикации.