Я послал с письмом в Хатайю человека моего,
Написал: «Царю индийцев мощь дарует божество;
Царь покорное любое насыщает существо:
Кто проявит непокорство — пострадает оттого.
Вы, наш брат, не пожелайте стать причиною скорбей,
Сей приказ прияв, придите к нам по-братски поскорей;
А когда не поспешите — звон услышите мечей,
Берегитесь, чтобы кровью не окраситься своей».
С тем послал я человека. Стал я сердцем веселей
И, воскреснув, услаждался снова в обществе царей.
Одарял меня в то время мир изменчивый щедрей;
Ныне я, лишась рассудка, мерзок даже для зверей.
Я хотел уйти скитаться, но потом огонь утих,
На пирах я появлялся средь ровесников моих;
Но желаний разрастанье отравляло радость вмиг,
Мной печаль овладевала, белый свет казался лих.
Как-то раз домой вернулся я из царского дворца,
Вспоминал ее, не спалось, реял свет ее лица;
Я письмо держал во мраке, сладко грезя без конца,
Тут рабу сказал привратник о прибытии гонца.
«Раб Асмат». Велел я в спальню провести его живей.
Был я призван той, что в сердце мне всадила сталь мечей.
Мне во мгле блеснула радость, легче стал мне груз цепей;
Взяв с собой раба, поехал, чтоб увидеть свет очей.
Неприметно в сад безлюдный я пробрался без помех,
Вдруг Асмат пошла навстречу и промолвила сквозь смех:
«Шип я вырвала из сердца, и дождешься ты утех.
Подойди! Увидишь розу, что цветов прекрасней всех».
Тяжкий занавес с усильем кверху вздернула Асмат.
Засверкал престол, большими бадахшанами богат, —
Там сидела та, чей солнце ослепит внезапный взгляд.
Черных двух озер сверканьем был я, замерший, объят.
Долго я стоял. Безмолвно восседая предо мной,
Дева сладостно смотрела, словно был я ей родной,
Подошла ко мне служанка, пошептавшись с госпожой:
«Уходи, невмочь сегодня ей беседовать с тобой».
Мне Асмат открыла выход, снова занавес подняв;
Произнес я: «Мир мгновенный, я познал твой низкий нрав;
Исцеляя, ты готовишь для принятия отрав,
Пустоту приносишь сердцу, нежной грезой истерзав».
Но Асмат, когда мы с нею проходили сад густой,
Прошептала: «Уходящий, не терзай себя тоской
И, закрыв калитку страха, двери радости открой:
Та безмолвием спасалась от смущенья пред тобой».
Я сказал ей: «Врачеванья от тебя, сестра, я жду, —
О, не дай с душой расстаться, удали мою беду;
Посылай почаще письма, не покинь меня в саду;
Знаю, ты не будешь скрытной, в письмах правду я найду».
Я в слезах уехал, чуя в сердце трепет огневой.
Угасить не смог я в спальне неусыпный пламень свой,
И хрусталь и лал в безумье облекая синевой,
Предпочел я ночь и утра не желал, полуживой.
И пришла пора вернуться из Хатайи вестовым;
Лишь заносчивые речи там пришлось услышать им:
«Мы не трусы, крепостями не бедны и постоим!
Кто такой ваш царь, и как он господином стал моим?»
