Пересёк весь город витязь, чудный станом и лицом,
И узрел он возле моря изумрудно-алый дом.
Под террасами террасы громоздилися на нём,
Поражавшие размером, благолепьем и числом.
И услышал солнцеликий провожающего глас:
«Вот искомая обитель — видишь, радостный для глаз?
Прибывает он под кровлей наивысшей из террас;
Там сидящим или спящим ты найдёшь его сейчас».
Заграждён был вход телами спящих воинов двоих.
Автандил прошёл бесшумно, хоронясь в тенях густых;
Он, схватив за горло стражей, головами стукнул их,
И смешались с мозгом кудри задремавших часовых.
Витязь тот лежал, горюя в одиночестве своём.
С обагрёнными руками и с пылающим лицом
Автандил неуследимый, подобравшийся тайком,
Сбросил юношу с постели, заколол его ножом.
Он для зрящих — солнце, ужас — ратоборствующих с ним.
Перст, украшенный колечком, сняв ударом ножевым,
Из окна он бросил в море мертвеца, неуследим.
Молодца того могилу не найти очам людским.
Тайны той не разгласила быстролётная молва.
Без печали розоустый бросил место торжества,
Как сумел он скрыть убийство, не поведают слова.
Он ушёл путем, которым к цели шествовал сперва.
Грозный лев, он возвратился в дом трепещущей Фатман,
Молвил: «Умерший не будет светом солнца осиян.
Твой служитель видел тело, заалевшее от ран.
Вот кольцо и палец трупа; и доселе нож багрян.
А теперь скажи, чего ты опасалась ночью той,
Чем грозил тебе убитый? Ныне истину открой».
Обнимающая ноги говорит ему: «Герой,
Твой огонь унять готова, исцелённая тобой.
Я, Усен и наши дети рождены сегодня вновь,
Чьи, о лев, тебя прославят славословья и любовь!
Если вправе похвалиться, что пролита вражья кровь,
То для повести немалой ты вниманье приготовь».
