Винт (Дорошевич)/ДО
 |
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. Вы можете помочь развитию Викитеки, добавив в примечаниях их перевод на русский язык.
|
| Винтъ |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Изданіе Ю. Сандомирскаго, 1895. — С. 159. |
Когда нѣтъ театра, Одесса жалуется на скуку. Когда есть театръ, Одесса жалуется на то, что нѣтъ хорошихъ артистовъ. Когда пріѣзжаютъ хорошіе артисты, Одесса жалуется на то, что нѣтъ денегъ.
— Нѣтъ денегъ!
И, не смотря на это, въ Одессѣ каждый вечеръ большая, блестящая иллюминація.
Въ каждомъ окнѣ видны четыре свѣчки. Много говорящія четыре свѣчки: «Здѣсь винтятъ».
Винтятъ здѣсь, винтятъ тамъ, винтятъ повсюду и вездѣ.
Эпидемія, свирѣпствующая по всей Россіи, въ Одессѣ свирѣпствуетъ съ особой силой.
Это опредѣленіе принадлежитъ покойному профессору Боткину.
«Изо всѣхъ эпидемій, когда-либо свирѣпствовавшихъ въ Россіи, винтъ — эпидемія самая сильная».
И самая страшная.
Другіе народы вырождаются. Мы извинчиваемся.
Еще очень недавно мы были «народомъ молодымъ», «народомъ сильнымъ», «народомъ многообѣщающимъ». Теперь мы — «народъ винтеръ», и только.
Я удивляюсь, почему наши газеты, вмѣсто мало кому интересныхъ шахматныхъ задачъ, не заведутъ «винтоваго отдѣла».
«Винтъ съ прикупкой. Сданы каждому такія-то карты. Гг. подписчики благоволятъ присылать свои ходы открытыми письмами».
Газеты читали-бы даже дѣти!
Подписчики играли-бы другъ съ другомъ заочно.
Для ихъ удовольствія можно было-бы завести даже полемическій отдѣлъ «переговоровъ»:
«Подписчикъ № 15674 подписчику № 16483-му… Надо быть урожденнымъ идіотомъ для того, чтобы нести пику! Надо быть анаѳемой! Надо быть чортъ знаетъ чѣмъ! Я не подпишусь больше на эту газету, если вы будете состоять въ ней подписчикомъ, идіотъ за № 16483-имъ!».
«Годовой подписчикъ полугодовому. — Надо быть не полугодовымъ подписчикомъ, а полугодовалымъ младенцемъ, чтобъ не отвѣчать въ бубну, чортъ васъ возьми!»
«Городской подписчикъ иногороднему. — Удивляюсь, что за охота г. редактору высылать свою уважаемую газету такому дураку, какъ вы!»
Это доставитъ преинтересное чтеніе.
За полемикой будутъ слѣдить, ею будутъ интересоваться.
Это объединитъ читателей вокругъ газеты.
Это привлечетъ массу новыхъ подписчиковъ.
Про газету будутъ говорить:
— Въ ней сдаются самыя интересныя карты!
Точно такъ-же, какъ теперь говорятъ:
— Въ ней печатаются самыя интересныя телеграммы, статьи, корреспонденціи!
Газетой будутъ интересоваться во всѣхъ сферахъ общества.
— Что сегодня новенькаго въ газетѣ?
— Сегодня пошли въ трефу.
— Ого-го-го! Въ трефу! Интересно, чѣмъ-то завтра отвѣтятъ. Мавра, разбудить меня въ семь, и чтобъ газета была. Слышишь? Интересно, чѣмъ отвѣтятъ на трефу?
И весь городъ завтра встаетъ въ семь и жадно хватаетъ газету:
— Чѣмъ отвѣтили на трефу?
Въ кондитерскихъ толкуютъ объ отвѣтномъ ходѣ, какъ теперь объ отвѣтной нотѣ англійскаго кабинета.
У Фанкони почтенный старичекъ также громогласно возражаетъ:
— Это было большой ошибкой отвѣчать въ бубну. Бубну надо было попридержать.
Точно такъ-же, какъ онъ теперь провозглашаетъ:
— Это было большой ошибкой упустить Гладстона. Гладстона слѣдовало-бы попридержать у власти!
Но тогда его будутъ слушать съ гораздо большимъ интересомъ, точно такъ-же, какъ читать газеты.
Пусть редакціи, кромѣ репортеровъ, хроникеровъ и интервьюеровъ, заведутъ еще и «опытныхъ винтеровъ».
Это подниметъ интересъ, увеличитъ сбытъ.
Всей душой любя родную прессу, я съ удовольствіемъ дарю ей этотъ проектъ передъ подпиской.
Пусть мы проиграемъ въ винтъ нашу прессу!
Мы проиграли уже въ эту маленькую, невинную игру нашъ театръ и нашу литературу.
Мы всѣ жалуемся на упадокъ театра, — но если вы возьмете начало этого упадка, то увидите, что оно удивительно совпадаетъ съ началомъ эпидеміи винта.
Добрый старый преферансъ мирно уживался рядомъ съ Россини.
Не даромъ Рубинштейнъ игралъ въ преферансъ.
Пульку въ триста можно было успѣть съиграть, прослушавъ до конца «Севильскаго цирюльника».
Тогда какъ винтъ требуетъ, чтобъ ему отдавались цѣликомъ.
Винтъ ревнивъ и требователенъ.
— Если любишь, такъ отдайся.
Я знаю десятки одесситовъ, которые десять разъ слушали въ Городскомъ театрѣ «Риголетто» и ни разу не слыхали «La donna è mobile»[1].
Потому, что со втораго акта уѣзжали въ клубъ «винтить».
Льется чудная каватина. Солидный господинъ изъ партера еле замѣтно подмигиваетъ господину въ ложѣ бель-этажа.
Вы думаете, онъ говоритъ ему: «какъ хорошо»?
Вы ошибаетесь, — онъ хочетъ сказать:
— Недурно-бы!..
И они понимаютъ другъ друга. Оба тихонько встаютъ и на цыпочкахъ уходятъ изъ зала.
Передъ нимъ можетъ быть чудная декорація, полный залъ, сверкающія декольте, дивные туалеты, — а онъ во всемъ этомъ разглядитъ только на другомъ концѣ зала «подходящаго партнера».
Они увидятъ другъ друга, хотя-бы даже не были знакомы.
Какъ-то по наружному виду, сразу и безошибочно, опредѣляютъ:
— Должно быть, недурной винтеръ!
Такъ только велосипедисты сразу узнаютъ другъ друга въ толпѣ по глупому виду.
Въ разгарѣ сезона обратите вниманіе на зрительный залъ.
Въ началѣ втораго акта театръ начинаетъ пустѣть. Къ началу третьяго пустѣетъ на половину.
Телефонъ въ это время работаетъ отчаянно:
— Передайте Ивану Ивановичу, что его ждутъ въ англійскомъ клубѣ.
— Попросите Петра Петровича въ Русское общество. Не хватаетъ только его.
— Семену Семенычу скажите, чтобъ ѣхалъ въ Коммерческій. Передайте, что всѣ ужъ на мѣстахъ.
Капельдинеры безшумно проскальзываютъ въ партеръ, въ ложи, шепчутъ на ухо, дѣлаютъ условные знаки.
И Иваны Иванычи, Петры Петровичи, Семены Семенычи, одинъ за другимъ, на цыпочкахъ, выходятъ съ озабоченными лицами.
— Не свирѣпствуетъ-ли въ городѣ какая-нибудь эпидемія? Не заболѣли-ли у этихъ господъ домашніе? Не случились-ли у каждаго изъ нихъ дома родины? — изумленно спросилъ меня одинъ «знатный иностранецъ».
— Въ городѣ — эпидемія винта!
А сколько народу не поѣхало въ театръ, предпочитая засѣсть въ винтъ до начала перваго акта.
Винтъ отнялъ публику у театровъ.
Послѣ-завтра бенефисъ г-жи Смолиной.
Это прелестная, симпатичная опереточная артистка. Въ ней масса жизни, веселья, огня, своеобразной, задорной пикантности.
Но если васъ послѣ-завтра пригласятъ на винтъ съ Иваномъ Ивановичемъ, Петромъ Петровичемъ и Семеномъ Семеновичемъ, — развѣ вы пойдете въ театръ?
Винтъ отнялъ у театровъ не одну публику, но и артистовъ.
Головы полны винтомъ, играютъ въ уборныхъ, между двумя сценами, между смѣхомъ и истерикой, плачемъ и самоубійствомъ.
Почтенный артистъ вышелъ на сцену, какъ въ воду опущенный.
Моя сосѣдка осталась недовольна:
— Какъ вяло!
Какъ-же вы хотите, милостивая государыня, чтобы онъ хорошо игралъ, когда онъ «пассъ».
Онъ «пассъ», а вы требуете, чтобы онъ горячился!
Онъ только-что, передъ выходомъ, сказалъ «пассъ», играя на пустомъ ящикѣ съ комикомъ и драматической инженю[2], — а вы хотите отъ него игры.
Я зналъ одну прелестную опереточную примадонну, имѣвшую огромный успѣхъ и въ Одессѣ.
Она вылетѣла на сцену съ горящими глазами, оживленнымъ лицомъ, вся смѣющаяся, радостная, очаровательная.
— Какъ хороша! Что ни говорите, а все-жъ она положительно лучшая изъ русскихъ примадоннъ. Сколько жизни, веселья!
Я только-что изъ-за кулисъ и великолѣпно знаю, что она передъ самымъ выходомъ великолѣпно разыграла большой шлемъ съ Ахилломъ, Калхасомъ и однимъ изъ Аяксовъ!
Говорятъ, что одинъ оперный пѣвецъ, вмѣсто классическаго «три карты», спѣлъ въ «Пиковой дамѣ»:
«Двѣ пики, три трефы, три бубны!» |
И я удивляюсь, какъ еще ни одинъ оперный Мефистофель не ошибется и не споетъ:
«На землѣ весь родъ людской |
Винтъ убилъ театръ, литературу и даже простые, обыкновенные человѣческіе разговоры.
Нѣтъ другихъ разговоровъ, кромѣ разговоровъ за винтомъ:
— Двѣ пики.
— Пассъ.
— Три трефы.
Винтъ все сдѣлалъ «пустяками».
Въ гостиной могутъ говорить объ искусствѣ, литературѣ, политикѣ, наукѣ, злобахъ дня.
Но стоитъ хозяину сказать: «господа, не будемъ заниматься пустяками, сядемъ за винтъ!» — какъ всѣ эти «пустяки» полетятъ прочь, оборвутся на полусловѣ.
Все «пустяки» въ сравненіи съ винтомъ.
Кто читаетъ? Что читаетъ? А главное, — кто читаетъ?
Русская литература раздѣляется на два періода: до-винтовой и послѣ-винтовой.
Образованный русскій человѣкъ отлично знаетъ до-винтовой періодъ, но съ появленіемъ винта — стало некогда читать.
Вы найдете сотни очень интеллигентныхъ людей, которые изъ послѣ-винтовыхъ писателей не знаютъ никого.
— Чеховъ? Вообразите, все собираюсь — и некогда прочитать.
Да, откровенно говоря, и некогда писать.
Пишутъ только тѣ, кто плохо и потому мало играетъ. Много пишутъ только тѣ, кто вовсе не винтитъ.
Величайшій много-писатель земли русской Вас. И. Немировичъ-Данченко не беретъ картъ въ руки.
Лучшіе драматурги винтятъ, скверные винтеры пишутъ пьесы.
Золя работаетъ съ десяти до двѣнадцати утра. Но это потому, что онъ не играетъ въ винтъ.
Если-бы онъ игралъ въ винтъ до пяти часовъ, онъ вставалъ бы въ часъ и по утрамъ думалъ-бы не о подробностяхъ «Лурда», а о томъ, какъ вчера остался безъ одной при коронкѣ отъ валета!
Его мучили-бы угрызенія совѣсти до обѣда, онъ отдыхалъ-бы послѣ обѣда, чтобы подкрѣпить свои силы къ вечеру, и вечеромъ-бы ѣхалъ къ Додэ «возстановлять свою репутацію» хорошаго винтера.
Бальзакъ работалъ по ночамъ.
Но если-бы онъ игралъ въ винтъ, ему некогда было-бы работать. Міръ имѣлъ-бы много блестящихъ шлемовъ лишнихъ и ни одного романа.
Я знаю многихъ русскихъ писателей и познакомился всего съ однимъ иностраннымъ, въ Москвѣ, на французской выставкѣ, — съ г. Арманомъ Сильвестромъ.
По наружности — это сытый, солидный буржуа съ основательнымъ брюшкомъ. Изъ него, навѣрное, вышелъ-бы недурной винтеръ.
Но онъ не знаетъ винта и потому занимается поэзіей.
Его спеціальность — воспѣвать красоту обнаженнаго женскаго тѣла. Его спеціальность мала, но онъ великъ въ своей спеціальности. Его стихотворенія — чудныя, маленькія статуэтки. Въ нихъ столько поэзіи, страсти, огня, чисто юношескаго увлеченія, красоты, поклоненія!
Но это оттого, что онъ не винтитъ!
Можно обладать тучной фигурой и все-таки увлекаться чудными формами. Толстые любятъ не меньше худощавыхъ и поджарыхъ.
Но рѣшительно невозможно быть солиднымъ винтеромъ и заниматься такими пустяками.
«Воспѣвающій» солидный винтеръ!
Пища для остроумія партнеровъ во время краткой закуски. Застыдятъ во время сдачъ!
Пушкинъ написалъ «Пиковую даму» во времена романическаго «штосса», когда пиковая дама «означала несчастіе», — а чѣмъ-бы вдохновился онъ теперь, когда дама пикъ сама по себѣ ровно ничего не означаетъ, и все зависитъ отъ масти?
Коронкой отъ валета?
Недурная повѣсть на тему «коронка отъ валета» съ эпиграфомъ:
«Коронка отъ валета означаетъ, что можно остаться безъ одной».
Да и большой еще вопросъ, видѣли-ли-бы мы добрую половину его чудныхъ произведеній, если бы Пушкинъ со свойственнымъ ему увлеченіемъ игралъ въ винтъ!
Ньютону некогда было-бы выдумать свой биномъ, если-бы онъ все свое свободное время отдавалъ только вычисленіямъ выигрышей и проигрышей.
Что было-бы съ величавымъ геніемъ Франціи, если-бъ она винтила.
Эйфель былъ-бы инженеромъ съ хорошимъ окладомъ и, вмѣсто изобрѣтенія новыхъ системъ построекъ, стропилъ, остроумныхъ комбинацій законовъ тяготѣнія и сопротивленія, — занимался-бы изобрѣтеніемъ не менѣе геніальныхъ системъ винта, не менѣе остроумныхъ комбинацій ходовъ и выходовъ.
Вмѣсто великаго строителя, Франція имѣла-бы замѣчательнаго винтера, вмѣсто Эйфелевой башни — тысячу отлично розыгранныхъ шлемовъ.
Мы тупѣемъ, потому что весь нашъ національный геній у нашей интеллигенціи ушелъ на разныя комбинаціи винта.
Если-бъ въ какой-нибудь другой отрасли мы сдѣлали столько открытій, усовершенствованій, какъ въ винтѣ!
Винтъ съ прикупкой, съ пересадкой, со входящими, съ присыпкой, — и удивительно, какъ такой пшеничный городъ, какъ Одесса, не изобрѣлъ еще какого-нибудь спеціальнаго «винта съ отсыпкой», «съ подмѣсью», «винта съ куколемъ».
Если былъ одно время «винтъ Буланже», — почему не выдумать какого-нибудь Дрейфусовскаго винта?
И если жалуются на «упадокъ нравовъ», то въ этомъ виноватъ «послѣ-винтовой періодъ» русской исторіи.
Я попрошу васъ на одну недѣлю выйти замужъ за винтера, который просыпается съ раскаяніемъ о проигранной вчера отличнѣйшей игрѣ и засыпаетъ со словами «двѣ трефы».
Цѣлые вечера одиночнаго заключенія въ гостиной!
Мужъ, въ теченіе вечера входящій къ женѣ только для того, чтобъ обрадовать ее вѣстью:
— Вообрази, душечка, какой я сейчасъ съигралъ маленькій шлемъ!
Бѣдняга, которому черезъ недѣлю нуженъ будетъ ужъ большой шлемъ, потому что маленькій не влѣзетъ ужъ ему на голову.
Мы проиграли въ винтъ театръ, искусство, литературу, всѣ интересы, женщинъ и дѣтей.
Женщины, занимающіяся ариѳметикой за зеленымъ столомъ и обмѣнивающіяся руганью съ партнерами, теряютъ всю свою женственность. Винтящіе мужъ и жена — это уже не любящая чета, это — винтеръ, женатый на винтерѣ.
У насъ нѣтъ дѣтей. Я знаю гимназистовъ, не вполнѣ увѣренныхъ въ томъ, сколько было пуническихъ войнъ, но могущихъ блестяще устроить большой шлемъ на пикахъ любому историку!
Любезность, галантность былыхъ временъ, остроуміе, интересъ разговора, умѣніе занять дамъ, искусство ухаживанія, — все утонуло въ винтѣ. Никто не танцуетъ, — всѣ винтятъ.
Отъ молодого человѣка не требуется ни изящества, ни элегантности, ни остроумія, ни интереса, — нужно, чтобъ онъ винтилъ.
Чтобъ показать, что такое винтъ, достаточно сказать, что такое человѣкъ не винтящій.
Человѣкъ, который всѣмъ въ тягость, стѣсняетъ хозяина, хозяйку, гостей.
— Вы не винтите? — спрашиваетъ васъ хозяйка и смотритъ на васъ съ такимъ сожалѣніемъ, словно хочетъ сказать:
— И чего ты по гостямъ шляешься, если не винтишь? Сидѣлъ-бы себѣ дома! Да и вообще зачѣмъ ты живешь на свѣтѣ, не винтящій человѣкъ?
Вы можете быть безъ руки, безъ ноги, безъ глаза, никто изъ деликатности, конечно, не замѣтитъ вамъ въ слухъ вашего недостатка.
Никто вамъ не скажетъ:
— Чего вы безногій, — а по гостямъ шатаетесь?
Но вы не винтите, — и каждый смотритъ на васъ съ сожалѣніемъ:
— Чего шляешься? Ну, чего ты шляешься? Не винтишь, а по гостямъ ходишь? Только землю даромъ обременяешь!
Не винтящій — это человѣкъ, который явился въ гости въ лакейскомъ фракѣ и нитяныхъ перчаткахъ.
И выгнать неловко, все-таки — гость, и посадишь — не знаешь гдѣ!
Вы чувствуете, что всѣмъ въ тягость, и стараетесь быть незамѣтнымъ, какъ бѣдный, дальній родственникъ, приглашенный на имянины къ милліонеру. Вы силитесь стушеваться и уныло бродите вдоль стѣнъ, стараясь ступать не слышно, чтобъ не помѣшать винтерамъ и кто-нибудь изъ нихъ сердито не взглянулъ въ вашу сторону. Малѣйшій стукъ, произведенный вами, заставляетъ васъ испуганно вздрагивать. Вамъ кажется, что у васъ не ноги, а какія-то грабли, только для того, чтобъ вѣчно за что-нибудь задѣвать, что ваши руки слишкомъ длинны и удивительно безтолково болтаются, что ваше лицо имѣетъ удивительно глупое выраженіе, что вы весь — фигура какого-то унынія. Если это на большомъ вечерѣ, вы думаете:
«Э-э, чортъ! Хотя бы какая-нибудь дама приняла меня за лакея и послала за чѣмъ-нибудь. Все-таки чѣмъ-нибудь занялся-бы, а не слонялся!»
Горе вамъ, если вы вдругъ вздумаете показать развязность, напустите на себя храбрость, кашлянете въ рукавъ и подойдете заглянуть въ карты играющихъ. Игрокъ обернется и обдастъ васъ взглядомъ, въ которомъ вы ясно прочтете:
— Чего глядишь, окаянный? Только карта изъ-за тебя не идетъ, проклятаго!
Вы убѣжите отъ этого взгляда въ самый дальній уголъ, въ шестнадцатый разъ переглядите всѣ альбомы, и у васъ въ душѣ зашевелится мысль:
— А дѣйствительно, не застрѣлиться-ли мнѣ? Чего я живу, если не винчу?
Въ такихъ случаяхъ очень хорошо гг. не винтящимъ, идя въ гости, брать съ собой заряженный револьверъ.
Вотъ что такое не винтящій человѣкъ!
Лучше съѣсть родную тетку, чѣмъ не играть въ винтъ. Вы будете лучше приняты и, послѣ такого страшнаго преступленія, не будете чувствовать себя столь отверженнымъ отъ общества всѣхъ порядочныхъ людей.
Я не говорю уже о томъ, сколько можно потерять по службѣ, въ дѣлахъ, въ общественномъ положеніи!
Разъ винтъ сталъ тѣмъ, что онъ есть, — странно, почему не введутъ его въ программу средне-учебныхъ заведеній. Нельзя-же учить разнымъ «пустякамъ» и не учить самому главному, безъ чего нельзя обойтись въ жизни, безъ чего немыслимо существовать ни доктору, ни адвокату, ни купцу, ни чиновнику, ни журналисту.
И это будетъ.
Винтъ будетъ введенъ въ программу въ видѣ особаго, обязательнаго предмета. Будутъ особые винтовые задачники, и школьники будутъ рѣшать задачи:
«Игроку сданы: коронка отъ валета бубенъ, пять маленькихъ пикъ, три пики: тузъ, семерка и тройка и одна трефа — король. Что онъ долженъ сказать, если партнеръ объявилъ двѣ пики?»
Въ университетахъ будутъ проходить высшія комбинаціи винта.
Безъ знанія этого необходимаго предмета не будутъ принимать на службу.
Будутъ играть въ канцеляріяхъ, конторахъ, за кулисами, на конкѣ, на могилахъ родственниковъ!
Мы будемъ винтить «какъ никто», но за то въ сферѣ искусства, литературы, знанія, мысли мы будемъ въ состояніи передъ всѣми сказать только:
— Пассъ!
И Одессѣ среди этого завинтившагося русскаго общества будетъ принадлежать одно изъ первыхъ мѣстъ.
Почему-бы въ ложахъ и партерѣ Городскаго театра не наставить ломберныхъ столиковъ?
Примѣчанія править
- ↑ итал. La donna è mobile — Сердце красавицъ склонно къ измѣнѣ. Прим. ред.
- ↑ фр.