Дождь
правитьТАИНЬКА шла в аптеку — кончились мамины капли. Был грустный, тихий вечер — осень вступала на небо. Ровным потолком стояли облака, и падали редкие капли, как задумчивые слезы. Таинька спешила поспеть до дождя и все же шла в дальнюю аптеку: посмотреть на народ. Тумба с афишами стояла на углу главной улицы. Деревянная, вся отвалилась назад, стояла, как баба в заплатах, выпятив вперед пузо.
Таинька глянула. Свежая афиша на желтой бумаге:
Концерт
Бенефис оркестра драматической труппы.
Таинька остановилась. Что-то стукало внутри.
Капельмейстер Дначек — рояль… сюита и что-то по-французски. Скрипка… вот, вот. Флейта — И. Израильсон, Шопен…
Дождь темными пятнами ударял по бумаге, а Таинька все старалась разобрать французские буквы. В Дворянском собрании, в среду. Таинька побежала в аптеку, не слышала, как дождь мочил ее, капал на открытую голову и свежей струей холодил темя.
Побежала назад и снова стала у тумбы, — бумага совсем почернела, вымокла, но Таинька увидала: И. Израильсон — флейта.
У Таиньки было спрятано два рубля, и Виктор еще брал у нее полтора. Таинька посмотрела в комод, на месте ли деньги. Таинька забегала дома, захлопотала около больной, стала пыль вытирать, цветы полила два раза, как будто гости сейчас, сейчас приедут, а у ней не готово.
Таинька самовар в кухне ставила проворной, торопливой рукой.
Вошел Виктор — мокрый, грязь на сапогах, и рубаха облипла, обрисовала, как голый. Стал обтирать сапоги, спиной к Таиньке.
— Даешь честное слово? — звонко сказала Таинька, словно решилась на что. Виктор голову назад выворотил.
— Секрет? Не скажу, ей-богу. У тебя секреты, точно поповна какая
— Нет, а сделаешь? Дай честное слово.
— Ты говори — что, а то опять, как тот раз…
— Тебе ничего не стоит, говори: честное слово.
— Ну, расчестное. — Виктор бросил в угол тряпку и стал, растопыря грязные руки, перед сестрой.
— Я тебе дам два рубля, — Таинька оглянулась на дверь, — и ты у меня рубль брал.
Виктор кивнул головой.
— Ну, вот. Купи мне билет… на концерт… на все деньги, в самый первый ряд.
— А, вот что! — Виктор махнул рукой и забренчал в углу умывальником. — Вот приедешь ко мне, — говорил Виктор, не глядя на Таиньку, — так… так… того… хоть каждый день в театр.
— Ты чего это?
— А чего? Ничего: поступаю чиновником. Не здесь, конечно, не в наших Тетюшах этих.
— Говори, — сказала Таинька, — врешь. — Она махала самоварной трубой, и дым шел прямо в кухню. — Нет, а сделаешь, сделаешь, Витя? Только в самый первый.
В это время вошел старик.
— Дура, что ж ты — тараканов выкуривать? Самовара тут поставить не умеют… в этом доме.
Он вырвал у Таиньки трубу и стал старательно рассматривать, какой стороной надеть. Таинька выхватила и влепила трубу на место. Виктор пошел переодеваться.
Он слышал, как бурчал отец, выходя из кухни:
— Да врет он тебе. Глупости. Какой там — чиновником… чино-о-овником!