Виктор Вавич (Житков)/Книга вторая/Марья Ивановна

Виктор Вавич
автор Борис Степанович Житков
См. Оглавление. Опубл.: 1941. Источник: Житков Борис. Виктор Вавич: Роман / Предисл. М. Поздняева; Послесл. А. Арьева. — М.: Издательство Независимая Газета, 1999. — 624 с. — (Серия «Четвертая проза»).; Google Books; Lib.ru: Библиотека Мошкова

Марья Ивановна

править

ИЗРАИЛЬСОН сразу не понял, что это сделала барышня. Но потом крепко обтер руку о шершавое пальто и бормотал на ходу:

— Это уже нехорошо. Это уже не надо. Ей-богу, славная барышня. — И он еще раз обтер руку. Легким воздухом носилась в голове Таинька, пока Израильсон кружил по винтовой лестнице и легко, воздушно прискрипывали ступеньки. Израильсон нащупал стол. Зажег свечку. Дунул на спичку и сейчас же засвистел — тихо, чуть задевая звуком тишину.

На холодной стене над кроватью папа и мама на карточке. Папа в сюртуке, белая борода. Сидит, расставя коленки, а рядом мама в черной кружевной шали. У папы один глаз прищурен, будто он приготовился к удару, но твердо глядит вперед, а у мамы испуганный вид, и она жалостливо смотрит, будто видит что-то страшное. Израильсон как будто в первый раз увидал эту карточку. Он взял со стола свечку и близко поднес к карточке. Он перестал свистеть.

— Что, старики! — кивнул Израильсон карточке. — Боитесь, что Илюша крестится? — сказал он по-еврейски. — Да? — Он прислушался — скрипели осторожно ступеньки.

«Если она, — думал беспокойно Израильсон, — сейчас же отведу домой; хорошо, я пальто не снял», — и он протянул руку к котелку. Дверь медленно отворилась, просунулась голова в платке.

— Вам записка, — зашамкала старуха, — с утра еще, позабывала все сказать. За делами, за этими, все забудешь, — и она протянула Израильсону сложенную бумажку.

Израильсон выпустил воздух из груди.

«Илюша, — стояло в записке, — есть дело: приходи, проведем время. Будет Сема и приведет М. И., ей-богу, приходи.

Натансон».

— Вы яиц, вижу, достали, — голосом подкрадывалась старуха.

Израиль уже напялил котелок.

— Берите пяточек, берите и свечку задуйте, умеете? Нет? Залейте водой!

Старуха костлявыми пальцами выгребла яйца и смеялась угодливо.

Израильсон весело застукал по лестнице. Он свистел веселое навстречу ветру и шел, загребая правой ногой.

У виолончелиста Натансона в маленькой комнатушке было дымно — на этажерке крикливо горела керосиновая лампа без абажура. Вокруг письменного стола гомонили задорные голоса:

— Мажу, тьфу — гривенный! — раскатился актерский голос. На диванчике переливами хохотала девица, двое мужчин тесно зажали ее меж собой.

— Марья Ивановна! На ваше счастье можно купить? — кричал кто-то от стола.

— Марья Ивановна, вас спрашивают, — толкали соседи девицу, — спрашивают: можно вас купить? Это не я, это там спрашивают!

— Илюша! — крикнул хозяин, но вслед за Израильсоном вошел высокий сухой человек.

— Ура! Познанский! — все весело вскочили.

Но Познанский пожевал сухими бритыми челюстями и, не снимая шляпы, молча поднял руку.

— Внимание, господа! — он обвел всех блестящими глазами.

На лицах всех застыло ожидание смешного.

— Господа! — строго сказал Познанский. — Сегодня, сейчас даже, ко мне прибыл человек из Екатеринослава, — лица гостей потухали. — Он приехал с последним поездом, поездов больше не будет. Так он говорил, что в Екатеринославе уже началось…

Лица стали тревожны, только кое-кто еще надеялся на шутку.

Познанский сделал паузу.

— Ну а что же началось? — раздраженно сказал хозяин и передернул плечами.

— Все стало! — провозгласил Познанский. — Тьма в городе. По улицам ездят казаки! На телеграфе войска! На вокзале драгуны. В театре митинги. Разгоняют нагайками. На окраинах стрельба Настоящая стрельба, господа! — Познанский замолчал и водил торжествующими глазами от лица к лицу.

— Здесь тоже бастуют, — сказал хозяин. Он держал на ввернутом штопоре пивную бутылку.

— Здесь играют в карты! — Познанский сделал рукой жест и повернулся к двери.

— Слушай, ты брось! — хозяин поймал Познанского за пальто. Мужчины торопливо закуривали. Игроки сидели вполуоборот, прижав пятерней деньги.

— Что ж нам делать? — почти крикнула Марья Ивановна. — Что же делать? — поправив голос, повторила она.

Все заговорили тревожным гулом.

— Надо что-нибудь делать, господа! — говорил Познанский, разматывая кашне.

— Мы же не можем стрелять, мы же стрелять не умеем, — говорил актер с толстым обиженным лицом.

— Тс! Не кричите! — тревожным шепотом сказал хозяин, приложил палец к губам. И шепот покрыл и притушил голоса.

— Действительно, чего мы орем! — сказал Познанский и притянул плотнее дверь. — Господа, — Познанский говорил громким шепотом, — господа! Ведь все, все поголовно… люди умирают, идут на риск… головой. И если что будет, спросят: а где вы были?

— Ну а что? Что же? — шептали со всех сторон.

Хозяин поставил бутылку со штопором на комод.

— Мы же все артисты, — сказал громко Израильсон, — ну а если мы бастуем, так у кого от этого голова болит? Большое дело?

Познанский брезгливо оглянулся на Израильсона.

Все зашептали, оглядываясь на флейтиста.

— Па-звольте! Позвольте! — перебил всех Познанский. — Можно собраться, ну, не всем, и составить резолюцию… и подать…

Марья Ивановна прикалывала шляпку, глядя в стекло картины.

— Подать в здешний комитет. Здесь же есть какой-нибудь комитет? Есть же…

— Кто меня проводит? — все еще глядя в картину, пропела Марья Ивановна.

— Это даже смешно, — сказал Израильсон. — Ей-богу, это таки смешно.

Он не успел еще раздеться и с котелком в руках вышел в двери. И вдруг он вернулся из коридора и высунулся в приотворенную дверь.

— Я понимаю деньги собрать — я знаю сколько? Это да.

Все замахали, чтоб он запер дверь.

— Люди же хотят кушать, что?

Израильсон захлопнул дверь и вышел на улицу.