[241]
ВИДѢНІЕ ОСМАНА.

Отъ ужаса и ранъ очнулся я въ раю:
Въ раю разостланъ былъ коверъ, какъ шаль узорный,
И на него склонилъ я голову мою,
Отдавшись ласкамъ дѣвъ и страсти непритворной…
У нашихъ ногъ фонтанъ вздымалъ свои струи,—
Въ алмазы, въ бисеръ, въ пыль струи тѣ разсыпались,—
Прохладой вѣяло, и радуги качались
Въ ароматической серебряной пыли;
Деревья райскія, тѣнисты, плодовиты,
Росли, какъ острова, ліанами повиты,
И приглашали васъ въ таинственную сѣнь,
Любовью услаждать божественную лѣнь…
Въ кіоскахъ для мужей, воителей избранныхъ,

[242]

Стояли въ чашахъ рисъ, соты, плоды, шербетъ;
Ихъ подносили намъ, въ одеждахъ легкотканныхъ,
Красавицы, какихъ у насъ въ Стамбулѣ нѣтъ.
Такъ, полный свѣтлыхъ грезъ, могъ созерцать я окомъ
Все то, что было мнѣ обѣщано Пророкомъ.
Погибшіе въ бою отъ стали, отъ свинца,
Блаженству своему ни мѣры, ни конца
Мы не предвидѣли,— намъ вѣчность улыбалась!..
Но испытаніе намъ ниспослалъ Алла:
Вдругъ, точно сумерки настали, полумгла,
Какъ дымка темная, завѣсила нашъ ясный,
Сапфирный неба сводъ, и нашъ эдемскій день,—
Нашъ незакатный день, померкъ, какъ день ненастный:
Къ намъ двигалась не ночь, а грозовая тѣнь
Мы, вверхъ поднявъ глаза, стояли и глядѣли,
И всѣ отъ ужаса какъ бы оцѣпенѣли.
Какъ бурныхъ, сѣрыхъ тучъ воздушный караванъ,
Неслось къ намъ полчище погибшихъ христіанъ…
Богъ вѣсть куда, зачѣмъ, сцѣпясь, они летѣли,
Безъ крылъ, безъ покрывалъ, и сладкогласно пѣли.
И стали различать мы вражьи ихъ тѣла,
Съ слѣдами отъ огня, желѣза и кола;
И увидали мы — дрожащими руками
Женъ опозоренныхъ и голыхъ матерей
Къ сосцамъ прижатыя — тѣла грудныхъ дѣтей,

[243]

И тощихъ стариковъ, съ сѣдыми волосами,
Исполосованныхъ кровавыми рубцами,
И юношей еще звенящихъ кандалами,
И сотни, тысячи изъ нихъ, на рамена
Взваливъ громадный крестъ, несли его, тащили…
Намъ высота креста была едва видна
Сквозь вихрь поднявшейся сухой листвы и пыли,
Тогда какъ нижній край его, влачась, какъ плугъ,
И почву бороздя, все колебалъ вокругъ,—
Кіоски падали, струи фонтановъ били,
Какъ будто буря ихъ хотѣла слить въ потопъ,
И дѣва-гурія поблекла, какъ цвѣтокъ
На хрупкомъ стебелькѣ, который надломили…
И возропталъ я: «О, Алла! гдѣ твой пророкъ?
«Сражались мы какъ львы,— гяуры побѣдили…
«Алла! Они свой крестъ протащутъ на Востокъ
«И разорятъ твой рай!..»
Но тутъ я вдругъ очнулся,
Привсталъ и простоналъ, и въ страхѣ оглянулся
И вижу: мгла кругомъ… на сломанный лафетъ,
На трупы, на кусты чуть брежжетъ лунный свѣтъ;
Съ горы ползетъ туманъ; на мѣстѣ страшной схватки
Гяуровъ, какъ стада, походныя палатки,
Тѣснясь, бѣлѣются далеко вдоль рѣки;
Кой-гдѣ зловѣщіе мелькаютъ огоньки…

[244]

Прощай, мой свѣтлый рай! Еще мои страданья
Не кончились! Но ты, духъ смерти Азраилъ!..
Я чувствую размахъ твоихъ холодныхъ крылъ…
Спѣши, неси меня въ страну очарованья,
Опять на тѣ ковры, къ той гуріи, въ ту сѣнь,
Гдѣ нѣжитъ и царитъ божественная лѣнь!