Стояли въ чашахъ рисъ, соты, плоды, шербетъ;
Ихъ подносили намъ, въ одеждахъ легкотканныхъ,
Красавицы, какихъ у насъ въ Стамбулѣ нѣтъ.
Такъ, полный свѣтлыхъ грезъ, могъ созерцать я окомъ
Все то, что было мнѣ обѣщано Пророкомъ.
Погибшіе въ бою отъ стали, отъ свинца,
Блаженству своему ни мѣры, ни конца
Мы не предвидѣли,— намъ вѣчность улыбалась!..
Но испытаніе намъ ниспослалъ Алла:
Вдругъ, точно сумерки настали, полумгла,
Какъ дымка темная, завѣсила нашъ ясный,
Сапфирный неба сводъ, и нашъ эдемскій день,—
Нашъ незакатный день, померкъ, какъ день ненастный:
Къ намъ двигалась не ночь, а грозовая тѣнь
Мы, вверхъ поднявъ глаза, стояли и глядѣли,
И всѣ отъ ужаса какъ бы оцѣпенѣли.
Какъ бурныхъ, сѣрыхъ тучъ воздушный караванъ,
Неслось къ намъ полчище погибшихъ христіанъ…
Богъ вѣсть куда, зачѣмъ, сцѣпясь, они летѣли,
Безъ крылъ, безъ покрывалъ, и сладкогласно пѣли.
И стали различать мы вражьи ихъ тѣла,
Съ слѣдами отъ огня, желѣза и кола;
И увидали мы — дрожащими руками
Женъ опозоренныхъ и голыхъ матерей
Къ сосцамъ прижатыя — тѣла грудныхъ дѣтей,
Стояли в чашах рис, соты, плоды, шербет;
Их подносили нам, в одеждах легкотканных,
Красавицы, каких у нас в Стамбуле нет.
Так, полный светлых грез, мог созерцать я оком
Всё то, что было мне обещано Пророком.
Погибшие в бою от стали, от свинца,
Блаженству своему ни меры, ни конца
Мы не предвидели,— нам вечность улыбалась!..
Но испытание нам ниспослал Алла:
Вдруг, точно сумерки настали, полумгла,
Как дымка темная, завесила наш ясный,
Сапфирный неба свод, и наш эдемский день,—
Наш незакатный день, померк, как день ненастный:
К нам двигалась не ночь, а грозовая тень
Мы, вверх подняв глаза, стояли и глядели,
И все от ужаса как бы оцепенели.
Как бурных, серых туч воздушный караван,
Неслось к нам полчище погибших христиан…
Бог весть куда, зачем, сцепясь, они летели,
Без крыл, без покрывал, и сладкогласно пели.
И стали различать мы вражьи их тела,
С следами от огня, железа и кола;
И увидали мы — дрожащими руками
Жен опозоренных и голых матерей
К сосцам прижатые — тела грудных детей,
