Видѣніе Карла XI короля Шведскаго
(По Просперу Мериме).
править
Шведскій король Карлъ сидѣлъ въ старомъ королевскомъ дворцѣ въ Стокгольмѣ. Это было вскорѣ по смерти супруги его Ульрики-Элеоноры. Наступила ночь. Въ большой комнатѣ стало темно. При королѣ находились любимецъ его графъ Браге и лейбъ-медикъ Баумгартенъ. Государь, повидимому, былъ не въ духѣ. Быть можетъ, такое настроеніе навѣяли на него осенніе дожди, лившіе въ теченіе нѣсколькихъ дней подрядъ, или какое нибудь настоящее горе угнетало его духъ, — только вотъ уже нѣсколько часовъ сидѣлъ онъ, молча, уставясь взоромъ въ пространство.
Наконецъ, графъ прервалъ долгое молчаніе, почтительно освѣдомившись, не желаетъ-ли его королевское величество пойти отдохнуть. Докторъ поддакнулъ графу, замѣтивъ, что безсонныя ночи могутъ вредно отозваться на здоровьѣ его величества. Но король мрачно прервалъ говорившихъ:
— Подождите. Мнѣ не хочется еще спать.
Затѣмъ онъ снова погрузился въ свою задумчивость. Придворные пробовали заговаривать на другія тэмы — все напрасно. Тогда, предположивъ, что молчаніе короля объясняется скорбью по скончавшейся супругѣ, — хотя король никогда не питалъ къ ней нѣжныхъ чувствъ, — графъ сказалъ:
— Какъ этотъ портретъ напоминаетъ въ Бозѣ почившую королеву. Это несравненное сочетаніе величія съ кротостью.
Король вскочилъ и угрюмо перебилъ его:
— Ахъ, что вы говорите! На портретѣ она польщена. Королева была некрасива.
Съ этими словами, словно недовольный своей вспышкой, король мрачно и безпокойно зашагалъ взадъ и впередъ по комнатѣ. Послѣ многократныхъ туровъ онъ остановился у окна, вперивъ взоръ въ темную ночь.
Затѣмъ онъ взглянулъ на окна большой залы Государственнаго Совѣта, приходившихся какъ разъ противъ королевскихъ покоевъ. Король вздрогнулъ, — окна были ярко освѣщены. Быть можетъ, черезъ зало проходилъ въ то время слуга, и факелъ его бросалъ такой сильный свѣтъ? Но какимъ образомъ въ такой поздній часъ могъ попасть слуга въ комнату, которою давно перестали пользоваться. Притомъ же, для одного факела — свѣтъ былъ черезчуръ ярокъ. Казалось, будто всѣ восковыя свѣчи были зажжены, словно обширное зало было торжественно освѣщено.
Въ раздумьѣ уставился Карлъ на освѣщенныя окна. Графъ Браге хотѣлъ позвонить слугу, но король отрицательно кивнулъ головой.
— Оставьте! Мы сами посмотримъ, что тамъ такое творится.
На одно мгновеніе онъ остановился, почти блѣднѣя отъ собственнаго соображенія, затѣмъ твердымъ шагомъ вышелъ изъ комнаты. Его камердинеръ и докторъ послѣдовали за нимъ съ горящими восковыми свѣчами.
Докторъ разбудилъ кастеллана, именемъ короля приказавъ ему открыть двери въ зало Государственнаго Совѣта. Старый слуга крайне изумился такому неожиданному распоряженію, тѣмъ не менѣе поспѣшно направился вслѣдъ за ними, захвативъ съ собой ключи.
Каково-же было удивленіе короля и его спутниковъ, когда, войдя въ переднюю передъ заломъ Государственнаго Совѣта, они увидѣли, что стѣны этой передней во всю длину были какъ-бы въ траурѣ, обтянуты черной матеріей.
— Кто это распорядился на счетъ подобнаго маскарада? гнѣвно спросилъ король.
— Ваше величество! — совсѣмъ смущенный отвѣтилъ вастелланъ, — когда нѣсколько дней тому назадъ, по моему распоряженію, здѣсь прибирали, все было какъ обыкновенно. Дубовая обшивка стѣнъ ничѣмъ не была покрыта. Во всякомъ случаѣ, эти обои взяты не изъ мебельной кладовой вашего величества.
Король быстрымъ шагомъ пошелъ впередъ. Онъ стоялъ уже почти у дверей зала Государственнаго Совѣта, какъ вдругъ старикъ бросился передъ нимъ на колѣни.
— Не ходите дальше. Бога ради! Это адскія козни и колдовство, ваше величество, подумайте, который теперь часъ. — И безъ того, говорятъ, что августѣйшая покойная, бывшая всемилостивѣйшая ваша королева, со времени своей кончины — ходитъ по этой галереѣ… Да хранитъ Богъ ваше величество!
Графъ также присоединился въ его просьбамъ.
— Остановитесь, всемилостивѣйшій государь! Развѣ вы не слышите, какой тамъ гулъ и какое бормотанье цѣлаго множества голосовъ? Почемъ знать, какой опасности, ваше величество, подвергаете себя?
Всегдашній скептикъ Баумгартенъ, и тотъ, въ свою очередь, присталъ въ королю съ той же просьбой.
— Покрайней мѣрѣ, позвольте мнѣ, ваше величество, привести сюда вѣрную защиту изъ преданныхъ вамъ тѣлохранителей.
Вмѣсто всякаго отвѣта король проговорилъ:
— Войдемъ! Кастелланъ, открывай.
Съ этими словами онъ толкнулъ ногой крѣпкую дубовую дверь. Глухо отозвался ударъ въ длинной галереѣ. Дрожа всѣмъ тѣломъ, слуга медлилъ исполненіемъ приказанія. Король презрительно пожалъ плечами, проворчавъ:
— Старая баба, а не бывшій солдатъ! Откройте, графъ Браге!
Тотъ отступилъ назадъ.
— Если бы государь мой поставилъ меня подъ ружейное дуло нашихъ враговъ, я немедленно повиновался бы ему. Но войти туда — нѣтъ, ужь лучше прямо въ адъ.
Король вырвалъ ключи изъ рукъ кастеллана и твердымъ шагомъ направился къ двери.
— Ну, въ такомъ случаѣ мнѣ придется сдѣлать это самому, — воскликнулъ онъ съ насмѣшкой, отперъ дверь и распахнулъ ее быстрымъ толчкомъ. Затѣмъ, произнеся слова: «Съ нами Богъ!» онъ вошелъ въ зало.
Несмотря на свой страхъ, трое спутниковъ его сконфуженно послѣдовали за нимъ.
Въ обширномъ залѣ было свѣтло какъ днемъ. Свѣтъ цѣлаго множества восковыхъ свѣчей, наводя ужасъ, озарялъ глубокимъ трауромъ обтянутыя стѣны. Какъ и всегда, здѣсь висѣли трофеи отъ войнъ Густава Адольфа, но шведскія боевыя знамена были покрыты траурнымъ флеромъ. Какъ и при торжественныхъ засѣданіяхъ Государственнаго Совѣта, всѣ скамьи были заняты, на нихъ сидѣли представители и уполномоченные четырехъ сословій: дворянства, высшаго духовенства, горожанъ и крестьянъ. Всѣ напряженно смотрѣли впередъ. Но среди многочисленной толпы никто изъ четверыхъ вошедшихъ не могъ распознать ни одного знакомаго лица.
На тронѣ, съ котораго обыкновенно король держалъ свою рѣчь къ сословіямъ, — лежало окровавленное тѣло, въ пурпурной мантіи монарха. Направо отъ него стоялъ коронованный ребенокъ съ государственнымъ скипетромъ въ рукѣ. Налѣво, опираясь о тронъ, стоялъ пожилой человѣкъ въ костюмѣ прежнихъ правителей того времени, когда Ваза не возводилъ еще Швеціи въ королевство. Напротивъ этой группы, вокругъ стола, на которомъ лежали старые пергаменты и книги, толпилось нѣсколько человѣкъ въ черныхъ одеждахъ. Какъ у судей при рѣшеніи труднаго дѣла, у нихъ было мрачное, суровое выраженіе лицъ.
Между этими людьми и собраніемъ воздвигнута была плаха, около которой лежалъ топоръ.
Изъ всѣхъ этихъ оформленныхъ тѣней никто не обратилъ вниманія на короля Карла и его спутниковъ.
Постоянный глухой ропотъ пробѣгалъ по собранію. Вдругъ поднялся старѣйшій изъ мужчинъ въ черныхъ одеждахъ и медленно, торжественно, трижды плашмя ударилъ рукой по открытой книгѣ, лежавшей передъ нимъ, послѣ чего мгновенно воцарилась глубокая тишина. На другомъ концѣ зала отворилась маленькая дверь, и въ залъ вошло нѣсколько мужчинъ въ богатыхъ одеждахъ, съ благородной осанкой. Они шли съ гордымъ взоромъ, несмотря на то, что руки у нихъ были скованы сзади. За ними слѣдовалъ колоссальный человѣкъ въ коричневой кожаной курткѣ, который держалъ цѣпи ихъ въ своей рукѣ.
Первый изъ колодниковъ остановился передъ плахой. Ему предстояло быть главнымъ героемъ драмы. Съ презрѣніемъ смотрѣлъ онъ на ужасное приготовленіе. Трупъ, лежавшій на тронѣ, при этомъ какъ будто передернуло, густая красная кровь полилась изъ глубокихъ его ранъ. Человѣкъ наклонилъ голову; раздался глухой ударъ; сильная струя крови брызнула изъ тѣла и смѣшалась съ кровью, струившейся съ трона. Голова откатилась далеко — далеко, до самыхъ ногъ короля Карла, запятнавъ ихъ своей кровью.
Тутъ король внимательно и безмолвно слѣдившій за совершавшимся, пришелъ, наконецъ, въ себя, ужасное зрѣлище развязало его скованный страхомъ языкъ, и онъ обратился къ трону, къ призраку, облаченному въ одежду регента.
— Если ты посланникъ Божій, то говори! Если же ты исчадье сатаны, въ такомъ случаѣ сгинь!
Глухо и торжественно раздался отвѣтъ:
— Король Карлъ! Кровь эта прольется не въ твое царствованіе.
Еще глуше и менѣе внятно прозвучали затѣмъ слова:
— Въ пятое царствованіе послѣ тебя! Горе, горе, горе роду Вазы!…
Съ этими словами тѣни исчезли, свѣчи потухли, и только свѣчи въ рукахъ спутниковъ короля печально освѣщали залъ, бросая длинныя тѣни на тканыя обои, которыми, какъ и прежде, обтянуты были его стѣны. Еще продолжалъ слышаться легкій отдаленный шорохъ, на подобіе шороха листвы, и звукъ внезапно обрывающейся струны на арфѣ. Затѣмъ все стихло. Все исчезло вмѣстѣ съ духами, осужденный и его кровь, орудіе правосудія и судья. Только на одномъ сапогѣ Карла осталось красное пятно, свидѣтельствовавшее о ночныхъ ужасахъ.
Возвратившись въ свою комнату, король распорядился сдѣлать подробное описаніе этого приключенія, спутники его засвидѣтельствовали истинность его своею подписью, — всѣ единогласно удостовѣрили, что видѣніе длилось 10 минутъ. Карлъ самъ подписалъ этотъ документъ, который уцѣлѣлъ и понынѣ. Въ заключеніе описанія говорится:
"Такъ говорилъ король: «Я готовъ отказаться отъ спасенія моей души, если показалъ здѣсь неправильно, пожертвовать милостью Божіей, какую, быть можетъ, снискалъ себѣ постояннымъ стараньемъ вѣрно служить благу моего народа и защищать вѣру моихъ отцовъ».
Еще при жизни Карла въ народѣ разнесся слухъ объ этомъ чудѣ, и по сіе время событіе это, подтвержденное документально, не подлежитъ сомнѣнію.
Если же мы вспомнимъ объ убійствѣ Густава III и осужденіи на смертную казнь Анкарстрема, то замѣтимъ большую связь между видѣніемъ Карла и дѣйствительностью.
Подъ молодымъ дворяниномъ, обезглавленнымъ въ присутствіи сословій, значитъ, слѣдуетъ подразумѣвать Анкарстрема, подъ трупомъ въ царственномъ одѣяніи — Густава III. Ребенокъ изображалъ сына его и наслѣдника престола — Густава Адольфа IV. Старикъ же, по всей вѣроятности, олицетворялъ собой герцога Зюдерманландскаго, дядю Густава Адольфа и регента, сдѣлавшагося королемъ Швеціи послѣ сверженія племянника его съ престола.