М. Н. Катков
правитьВзгляд государственных людей Екатерининской эпохи на отношение присоединенных земель к России
правитьГосударственные люди Екатерининской эпохи, на которых с детским высокомерием смотрели молодые советники императора Александра I, окружавшие его в начале его царствования, были проникнуты преданиями здравой национальной политики. По мере того как великая императрица присоединяла новые области к России или возвращала ей те, которые были древним русским достоянием, она неуклонно стремилась ввести их в общую жизнь Русского государства. Это требовалось истинною политическою мудростию, и при дальнейшем развитии это должно было поднять и возвысить массу населения в присоединенных областях, подавленную давним гнетом, которым тяготели на нем привилегированные классы. Такова была программа Екатерины, и над исполнением ее ревностно трудились ее сподвижники; легко понять овладевшее ими чувство, когда в последующую эпоху внезапно были уничтожены плодотворные начинания Екатерины, когда западный край и балтийские губернии были снова разобщены с Россией, когда в Финляндии официальным языком признан был шведский, который и в настоящее время из двух миллионов населения понятен только 125 000 человек, и когда шведские законы возобладали даже в Выборгской губернии! Екатерининским дельцам осталось только поникнуть головой пред этими непостижимыми опытами и утешать себя печальною мыслью, что время не замедлит оправдать справедливость их предостережений, которых не хотели слушать…
В конце прошлого столетия трудно было найти у нас государственного человека, который склонялся бы к мысли, что русские законы и русский язык не должны господствовать в областях, неотъемлемо и навсегда связанных с Россией; немного позднее фальшивые напускные учения взяли верх, но все еще встречается немало зрелых политических людей; но вот еще несколько шагов, и нам доводится теперь слышать бесстыжие голоса, уверяющие вслух, что национальная политика есть случайность, изобретение известной партии, выдумка нескольких публицистов, вредная в принципе и опасная по своим последствиям!..
Недавно вышел в свет третий том «Сборника Русского Исторического Общества», где напечатана замечательная записка известного государственного человека старых времен Д. П. Трощинского. Императрица Екатерина высоко ценила способности и деятельность Трощинского и назначила его в звании статс-секретаря состоять при ее особе для личных докладов — должность, которую сохранял он до ее кончины. Устраненный от дел при императоре Павле (в 1814 году, при императоре Александре, он назначен был, впрочем, на короткий срок, министром юстиции). Трощинский зорко следил за общим направлением нашей внутренней политики и имел достаточно мужества, чтобы возвысить голос против господствовавших тогда напускных увлечений. Читая составленную им записку, забываешь время, отделяющее его от нас: он боролся с тем же самым злом, которое нам так хорошо знакомо по опыту, и аргументы его не утратили своей силы и для нашего времени. Трощинский воздает хвалу императрице Екатерине за то, что она не хотела терпеть привилегированных губерний и ввела повсеместно общее для всех учреждение 1775 года.
«Учреждением сим, — продолжал Трощинский, — она произвела чудесное явление — превратила иноземцев в граждан Русского государства, воспламенила всех равными чувствами детской к себе признательности и оковала жителей всех вообще губерний цепями братского дружества и взаимного друг другу вспоможения… Управление сие, быв на всем пространстве Империи устроено по одинаковой форме, приметным образом облегчило движение дел и ускорило их течение… Петербургскому жителю, имевшему дело в Лифляндии или Польше, для защищения своего права не нужно было предварительно обучаться лифляндской и польской конституциям… Если при введения учреждения слышны были жалобы от остзейских губерний, жалобы сии, как известно из дел, происходили не от всех жителей сих губерний, но только от небольшого числа лиц как между дворянством, так и между купечеством, кои, искони пользуясь исключительно похищенными правами, неохотно расставались с сею беззаконною привилегией и силились удержать род олигархической аристократии, в которой, сохраняя потомственно за собою правительственные места, они имели все средства ненаказанно делать величайшие притеснения даже своим единоземцам и наносить вред государству, которое лишали они чрез то большей части принадлежащих ему выгод… Притесненные классы жителей сих губерний начинали уже восставать из-под удручавшего их ига, как указом 1796 года все привилегированные губернии обращены паки в первобытное их положение!» Достигнув восстановления своих привилегий, немецкое общество балтийского края тотчас же постаралось оградить их на будущее время. Оно не имело причины опасаться протеста со стороны задавленной и порабощенной массы народа, тем более, замечает Трощинский, что «притеснение, в котором содержится этот народ, так тонко обдумано, что при всем желании лучшего управления он должен оставаться в безмолвии». Орудием же против правительства служила самая запутанность и сбивчивость местных прав, предоставленных балтийским провинциям. «Если бы привилегии означенных областей, — говорит автор записки, — основаны были на достоверных документах и если бы сохранение их действительно полезно было для всего местного общества, то желание привести их в известность не встречало бы столь постоянного и непрерывного сопротивления. Но так как из рассмотрения сих привилегий открылось бы, что они все почти основаны на ненадежных началах и что вместо споспешествования благу всех вообще жителей они, напротив того, только небольшому числу привилегированных лиц служат средством к притеснению всех состояний без различия, то интересованные лица не уступили ничего, что только могло способствовать к усугублению запутанности и к вящему укреплению сих привилегий. Усилия их были небезуспешны и до тех пор будут сопровождаться разными успехами, пока правительство решимостью своею не воззовет гласа истины в пользу несчастных жертв систематического угнетения».
Уже в начале нынешнего столетия положение лиц, призываемых по воле государя к управлению балтийским краем, было, по словам Трощинского, невыносимо: им приходилось тотчас же погружаться в неисходный хаос совершенно особенных узаконений и привилегий; местное влиятельное общество, образовавшее из себя «союз, в который оно не принимало никого, кроме лиц, в скромности и верности коих было удостоверено», не только не облегчало, но, напротив, всячески затрудняло им эту задачу. Оно жадно следило за каждым промахом правителя, дерзавшего руководиться в своих действиях государственною пользой, и злобно мстило ему за подобные попытки. «Чему же дивиться, — спрашивает Трощинский, — что не только ландратская коллегия, но и низшие инстанции осмеливаются не исполнять указов губернского правления? Примеры сего непослушания встречаются ежедневно, и губернское правление, не имеющее надлежащих способов действия, оставив все на произвол, предпочитает лучше вовсе не действовать; да и действие его ни к чему послужить не может. Малейший подвиг губернского правления принимается тотчас же в виде нарушения привилегий, против которого все привилегированные лица восстают в одно время, кричат в один голос и, употребляя всевозможные средства к освобождению себя от беспокойного надзора, обыкновенно кончают, ежели не хуже, то переменою губернатора или чиновника, осмелившихся помыслить о пользе государственной». Замечание это, которому на основании опыта последующих лет мы без труда поверили бы на слово, — подтверждено и примером: в 1810 году лифляндский губернатор Репьев донес министру внутренних дел, что ландратская коллегия не повинуется даже Высочайшим указам, вовсе не исполняет их или оттягивает их исполнение. Правительствующему сенату поручено было заняться рассмотрением этого дела, но это рассмотрение не имело никаких результатов, а между тем губернатор Репьев смещен был вскоре с должности. Если бы Трощинскому суждено было пожить подольше, то, конечно, он привел бы не один, а сотню подобных казусов, и несравненно более поразительных.
И все это было писано в 1814 г., то есть за полстолетия пред сим, — полстолетия, в течение которого дело обособления балтийских губерний от России и искусственной германизации их не только не останавливалось, но двигалось вперед. Уже государственный человек, с запискою которого познакомилась теперь публика, говорил, что известная партия, домогавшаяся этих целей, «прикрывая непрерывные свои похищения личиною древних привилегий, усугубляет ежедневно порабощение народа». Теперь мы видим пред собою результаты…
Впервые опубликовано: «Московские ведомости». 1869. 2 апреля. № 72.