Hudson, въ превосходной своей книгѣ, «Naturalist on the La Plata» (глава III), приводитъ очень любопытныя свѣдѣнія о внезапномъ размноженіи вида мышей и о послѣдствіяхъ этой внезапной «волны жизни».
«Лѣтніе мѣсяцы въ 1872 и 1873 году», пишетъ онъ, «отличались обиліемъ солнечнаго свѣта, и частыми, кратковременными дождями, такъ что въ дикихъ цвѣтахъ не было недостатка, какъ это бывало большею частью въ предыдущіе годы». Сезонъ былъ очень благопріятенъ для мышей, и «эти плодовитыя маленькія созданія вскорѣ появились въ такомъ изобиліи, что собаки и коты питались почти исключительно ими. Лисицы, ласки и опоссумы питались ими до пресыщенія; даже насѣкомоядный броненосецъ (armadillo) принялся за охоту за мышами. Домашняя птица превратилась въ хищную», а «желтые тираны» (Рitangus) и кукушки Guira охотились исключительно за мышами. «Осенью появилось безчисленное количество аистовъ и короткоухихъ филиновъ, съ цѣлью участвовать въ общемъ пирѣ. Вслѣдъ за тѣмъ наступила зима съ продолжительной засухой; сухая трава была съѣдена, или обратилась въ пыль, и мыши, лишенныя убѣжища и пищи, начали вымирать. Коты возвратились по домамъ; странствующій видъ короткоухихъ филиновъ улетѣлъ; а маленькіе, прячущіеся по норамъ филины отощали до того, что едва могли летать и «весь день держались вблизи жилищъ, надѣясь поживиться какимъ-нибудь случайнымъ кускомъ». Въ ту же самую зиму погибло невѣроятное количество овецъ и рогатаго скота, въ теченіе одного холоднаго мѣсяца, слѣдовавшаго за засухой. Что же касается до мышей, то, по словамъ Hudson’а «послѣ этого великаго истребленія едва осталось самое небольшое количество мышей, выжившихъ всѣ невзгоды, чтобы продолжить видъ».
Вышеприведенный примѣръ имѣетъ еще особенный интересъ потому, что онъ показываетъ, какъ на равнинахъ и плоскогоріяхъ внезапное размноженіе вида немедленно привлекаетъ его враговъ изъ другихъ частей равнинъ, и какъ виды, лишенные защиты, доставляемой общественною жизнью, неизбѣжно должны стать добычей этихъ враговъ.
Тотъ же самый авторъ даетъ другой превосходный примѣръ изъ своихъ наблюденій въ Аргентинской республикѣ. Однимъ изъ распространенныхъ тамъ грызуновъ является «койпу» (Myopotamus coypù) — похожій по наружному виду на крысу, но величиной не меньше выдры. По своимъ привычкамъ это водяной звѣрь, отличающійся большою общительностью. «Однажды вечеромъ», — пишетъ Hudson, — «всѣ они плавали и играли въ водѣ, разговаривая между собой путемъ странныхъ вскрикиваній, которыя звучали какъ стоны и вопли раненаго, или страдающаго человѣка. Мѣха «койпу», которые обладаютъ нѣжнымъ мѣхомъ подъ длинными грубыми волосами, одно время вывозились въ большихъ количествахъ въ Европу; но около 60-ти лѣтъ тому назадъ диктаторъ Розасъ издалъ указъ, воспрещавшій охоту за этими животными. Въ результатѣ животныя эти размножились въ необычайномъ количествѣ и, оставивъ свои водныя привычки, стали жить на сушѣ и совершать переселенія, появляясь вездѣ въ большихъ количествахъ въ поискахъ за пищей. Внезапно на нихъ напала какая-то таинственная эпидемія, отъ которой они погибли, и въ настоящее время почти всѣ вымерли», (стр. 12).
Истребленіе человѣкомъ съ одной стороны, и заразительныя болѣзни съ другой, являются, такими образомъ, главными задержками, препятствующими размножению видовъ, а вовсе не конкуренція при добываніи средствъ къ существованію, которая можетъ совершенно отсутствовать, а когда существуетъ, то до нѣкоторой степени избѣгается переселеніями, или перемѣною пищи.
Факты, доказывающіе, что области, пользующіяся гораздо болѣе благопріятнымъ климатомъ, чѣмъ Сибирь, все таки отличаются въ равной мѣрѣ недостаточной населенностью, могутъ быть приведены въ изобиліи. Но въ хорошо извѣстномъ трудѣ Бэтса («Натуралистъ на Амазонкѣ») мы находимъ, что то же можно сказать даже о берегахъ рѣки Амазонки.
«Дѣйствительно, — пишетъ Bates, — здѣсь имѣется большое разнообразіе млекопитающихъ, птицъ и пресмыкающихся, но они разсѣяны на большомъ пространствѣ и чрезвычайно пугливо относятся къ человѣку. Вся эта область настолько обширна и такъ однообразно одѣта лѣсомъ, что лишь черезъ большіе промежутки можно видѣть животныхъ въ изобиліи, когда послѣднія находятъ какое либо мѣсто болѣе привлекательное по сравненію съ остальными». («Naturalist on the Amazon», 6-ое изд., стр. 31). То же самое я писалъ объ Олекминско-Витимской тайгѣ и Витимскомъ плоскогоріи.
Этотъ фактъ тѣмъ болѣе поразителенъ, что бразильская фауна, бѣдная млекопитающими, далеко не бѣдна птицами, и бразильскіе лѣса могутъ доставить достаточно пищи для птицъ, какъ можно видѣть изъ предыдущей цитаты о сообществахъ птицъ. И несмотря на это, лѣса Бразиліи, подобно лѣсамъ Азіи и Африки, не только не страдаютъ перенаселенностью, но скорѣе напротивъ отличаются недостаточнымъ животнымъ населеніемъ. То же самое справедливо и относительно пампасовъ Южной Америки, о которыхъ Hudson замѣчаетъ, что они вызываютъ удивленіе тѣмъ, что на такой обширной территоріи, покрытой травой и такъ приспособленной для обитанія травоядныхъ животныхъ, встрѣчаешь только одинъ видъ маленькихъ жвачныхъ. Какъ извѣстно, въ нѣкоторой части этихъ прерій теперь пасутся милліоны овецъ, рогатаго скота и лошадей, разведенныхъ человѣкомъ. Птицъ въ пампасахъ мало, и по количеству видовъ, и по ихъ численности.
