Мы плыли по светлой вечерней воде,
Всё были свои, и чужого нигде,
А волны дробились в своей череде.
Живые они, голубые.
5 Играли мы вёслами, чуть шевеля,
Далёко, далёко осталась земля,
Бел Сокол — названье того Корабля.
Родные на нём, всё родные.
Сидел у руля златоокий Пророк, 10 И был он как будто совсем одинок,
И страшный внезапно пропел он намёк.
Морские в нём страсти, морские.
Год скрепи́лся, день сосчитан, миг бежит и не вернётся, Час назначен, в диком плаче словно пыль взметнутся все, 15 Кто тебе казался Богом, волколаком обернётся, Сорок громов, водоёмов, сорок молний в их красе. Бойтесь, бойтесь! Безвозвратно! Ничего уж не исправишь! Все убитые — восстали. Все задавленные — тут. Горше всех лукавств убогих — что теперь ещё лукавишь, 20 А глаза твои — как щели, сам себе назначил суд.
Сядешь — пламень, ляжешь — камень, в пропасть кинешься — замкнётся, В ночь склубишься — сорок молний миру выявят уклон, Вся Вселенная смутится, и в седой клубок свернётся. Слышишь громы? Сорок громов! Падай, падай, осуждён!
25 Был бледен и страшен Пророк у руля,
И все мы дрожали, вещаньям внемля,
И волны качали оплот Корабля.
Живые они, голубые.
Мы поняли, что он хотел нам сказать, 30 О бездне скорбел он, скользя через гладь,
Мы в Свете, но Бездна должна отстрадать.
Родные грехи нам, родные.
Мы плыли по тихой и светлой воде,
Всё было своё, и чужого нигде, 35 Молитву мы пели Вечерней Звезде.
К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том восьмой. Издание второе — М.: Изд. Скорпион, 1911 
