Вечером (Аверченко)/ДО
| ← Рождественский день у Киндяковых | Вечеромъ | Детвора → |
| Изъ сборника «О маленькихъ — для большихъ. Разсказы о дѣтяхъ». Опубл.: 1916. Источникъ: Аркадій Аверченко. О маленькихъ — для большихъ. Разсказы о дѣтяхъ. — Изданіе журнала НОВЫЙ САТИРИКОНЪ, Петроградъ, Невскій 88, 1916. — az.lib.ru |
Подперевъ руками голову, я углубился въ «Исторію французской революціи», и забылъ все на свѣтѣ.
Сзади меня потянули за пиджакъ. Потомъ поцарапали ногтемъ по спинѣ. Потомъ подъ мою руку была просунута глупая морда деревянной коровы. Я дѣлалъ видъ, что не замѣчаю этихъ ухищреній. Сзади прибѣгли къ безуспѣшной попыткѣ сдвинуть стулъ. Потомъ сказали:
— Дядя!
— Что тебѣ Лидочка?
— Что ты дѣлаешь?
Съ маленькими дѣтьми я принимаю всегда преглупый тонъ.
— Я читаю, дитя мое, о тактикѣ жирондистовъ.
Она долго смотритъ на меня.
— А зачѣмъ?
— Чтобы бросить яркій лучъ аналитическаго метода на неясности тогдашней конъюнктуры.
— А зачѣмъ?
— Для расширенія кругозора и пополненія мозга сѣрымъ веществомъ.
— Сѣрымъ?
— Да. Это патологическій терминъ.
— А зачѣмъ?
У нея дьявольское терпѣніе. Свое «а зачѣмъ», она можетъ задавать тысячу разъ.
— Лида! Говори прямо: Что тебѣ нужно? Запирательство только усилитъ твою вину.
Женская непослѣдовательность. Она, вздыхая, отвѣчаетъ:
— Мнѣ ничего не надо. Я хочу посмотрѣть картинки.
— Ты, Лида, — вздорная, пустая женщина. Возьми журналъ и бѣги въ паническомъ страхѣ въ горы.
— И потомъ, я хочу сказку.
Около ея голубыхъ глазъ и свѣтлыхъ волосъ «Исторія революціи» блѣднѣетъ.
— У тебя, милая, спросъ превышаетъ предложеніе. Это не хорошо. Разскажи лучше ты мнѣ.
Она карабкается на колѣни и цѣлуетъ меня въ шею.
— Надоѣлъ ты мнѣ, дядька, со сказками. Разскажи, да разскажи. Ну, слушай… Ты про Красную Шапочку не знаешь?
Я дѣлаю изумленное лицо.
— Первый разъ слышу.
— Ну, слушай… Жила была Красная Шапочка…
— Виноватъ… Не можешь ли ты указать точно ея мѣстожительство? Для уясненія, при развитіи фабулы.
— А зачѣмъ?
— Гдѣ она жила?!
Лида задумывается и указываетъ единственный городъ, который она знаетъ:
— Въ этомъ… Въ Симферополѣ.
— Прекрасно!
Я сгораю отъ любопытства слушать дальше.
— …Взяла она маслецо и лепешечку и пошла черезъ лѣсъ къ бабушкѣ…
— Состоялъ ли лѣсъ въ частномъ владѣніи или составлялъ казенную собственность?
Чтобы отвязаться, она сухо бросаетъ:
— Казенная. Шла, шла, вдругъ изъ лѣсу волкъ!
— По латыни — Lupus.
— Что?
— Я спрашиваю: большой волкъ?
— Вотъ такой. И говоритъ ей…Она морщитъ носъ и рычитъ:
— Кррасная Шапочка… Куда ты идешь?
— Лида! Это неправда! Волки не говорятъ. Ты обманываешь своего стараго, жалкаго дядьку.
Она страдальчески закусываетъ губу.
— Я больше не буду разсказывать сказки.мнѣ стыдно.
— Ну, я тебѣ разскажу. Жилъ-былъ мальчикъ…
— А гдѣ онъ жилъ? — ехидно спрашиваетъ она.
— Онъ жилъ у Западныхъ отроговъ Урала. Какъ-то папа взялъ его и понесъ въ садъ, гдѣ росли яблоки. Посадилъ подъ деревомъ, а самъ влѣзъ на дерево рвать яблоки. Мальчикъ и спрашиваетъ: «папаша… яблоки имѣютъ лапки?» — «Нѣтъ, милый» — «Ну, значитъ, я жабу слопалъ!»
Разсказъ идіотскій, нелѣпый, подслушанный мной однажды у полупьяной няньки. Но на Лиду онъ производитъ потрясающее впечатлѣніе.
— Ай! Съѣлъ жабу?
— Представь себѣ. Очевидно, притупленіе вкусовыхъ сосочковъ. А теперь ступай. Я буду читать.
Минутъ черезъ двадцать знакомое дерганіе за пиджакъ, легкое царапаніе ногтемъ и шопотъ:
— Дядя! Я знаю сказку.
Отказать ей трудно. Глаза сіяютъ, какъ звѣздочки, и губки топырятся такъ смѣшно…
— Ну, ладно. Излей свою наболѣвшую душу.
— Сказка! Жила-была дѣвочка. Взяла ее мама въ садъ, гдѣ росли, эти самыя… груши. Влѣзла на дерево, а дѣвочка подъ грушей сидитъ. Хорошо-о. Вотъ дѣвочка и спрашиваетъ: «мама! груши имѣютъ лапки?» — «Нѣтъ, дѣтка» — «Ну, значитъ, я курицу слопала!»
— Лидка! Да вѣдь это моя сказка!
Дрожа отъ восторга, она машетъ на меня руками и кричитъ:
— Нѣтъ, моя, моя, моя! У тебя другая.
— Лида! Знаешь ты, что это — плагіатъ? Стыдись!
Чтобы замять разговоръ, она проситъ:
— Покажи картинки.
— Ладно. Хочешь я найду въ журналѣ твоего жениха?
— Найди.
Я беру старый журналъ, отыскиваю чудовище, изображающее гоголевскаго Вія, и язвительно преподношу его дѣвочкѣ.
— Вотъ твой женихъ.
Въ ужасѣ она смотритъ на страшилище, а затѣмъ, скрывъ горькую обиду, говоритъ съ притворной лаской:
— Хорошо-о… Теперь дай ты мнѣ книгу — я твоего жениха найду.
— Ты хочешь сказать: невѣсту?
— Ну, невѣсту.
Опять тишина. Влѣзши на диванъ, Лида тяжело дышетъ и все перелистываетъ книгу, перелистываетъ…
— Пойди сюда, дядя, — неувѣренно подзываетъ она. — Вотъ твоя невѣста…
Палецъ ея робко ложится на корявый стволъ старой растрепанной ивы.
— Э, нѣтъ, милая. Какая же это невѣста? Это дерево. Ты поищи женщину пострашнѣе.
Опять тишина и частый шорохъ переворачиваемыхъ листовъ. Потомъ тихій, тонкій плачъ.
— Лида, Лидочка… Что съ тобой?
Едва выговаривая отъ обильныхъ слезъ, она бросается ничкомъ на книгу и горестно кричитъ:
— Я не могу… найти… для тебя… страшную… невѣсту.
Пожавъ плечами, сажусь за революцію; углубляюсь въ чтеніе. Тишина… Оглядываюсь.
Съ непросохшими глазами, Лида держитъ передъ собой дверной ключъ и смотритъ на меня въ его отверстіе. Ее удивляетъ, что, если ключъ держать къ глазу близко, то я виденъ весь, а если отодвинуть, то только кусокъ меня.
Кряхтя, она сползаетъ съ дивана, приближается ко мнѣ и смотритъ въ ключъ на разстояніи вершка отъ моей спины.
И въ глазахъ ея сіяетъ неподдѣльное изумленіе и любопытство передъ неразрѣшимой загадкой природы.