Н. В. Гоголь. Собрание художественных произведений в пяти томах.
Том первый.
М., Издательство Академии наук СССР, 1951
Стр. 61. В «Отечественных записках», 1830 г., вместо: «В селе была церковь… при ней иерей» было напечатано:
В селе находилась церковь во имя Трех Святителей, шагов на 400 от нашей Покровской, что можно и теперь видеть по оставшимся камням от фундамента. Притом вам, я думаю, не безызвестно, что почтенный шапар наш Терешко еще недавно, копая ров около своего огорода, открыл необыкновенной величины камень с явственно вырезанным на нем крестом, который, вероятно, служил основанием алтаря; неверящих отсылаю к нему самому лично. При церкви находился иерей…
Стр. 76. В «Отечественных записках», 1830 г., после слов «черепки лежали вместо червонцев» следовало:
Долго стояли все, разинув рты и выпуча глаза, словно вороны, не смея пошевельнуть ни одним усом, — такой страх навело на них это дивное происшествие. На конец такой подняли шум, толкуя каждый по-своему, что собаки со всего околодка начали лаять. Явились и добрые старушки, пронюхавшие, что у Пидорки осталось еще отцовское добро, которым, по скупости своего мужа, она никогда почти не пользовалась, и принялись дружно, со всем усердием утешать ее. Бедной Пидорке казалось все это так дико, так чудно, как во сне. Совещание кончилось тем, что с общего голосу пепел раздули на ветер, а мешки спустили по веревке в яму, потому что никто из честных Козаков не захотел осквернить рук дьявольщиною. В награду за такое благоразумное распоряжение потребовали они себе ведра четыре водки и, шатаясь на все стороны, отправились во-свояси. Попечения ж усердных старушек не кончились тем: одна из них трещала на ухо Пидорке, что ей нужно построить новую хату, другая предлагала щегольского жениха, третия открыла по секрету, что знает искусных швей для свадебных рушников, четвертая трезвонила, что нужно сделать люльку для будущего ребенка… Признаюсь, что такая куча советов взбесила бы хоть кого; но бедная Пидорка ничего не видела, ничего не слышала.
Оправившись немного, она дала обет идти на богомолье…
Глава IV — «Парубки гуляют» (стр. 95), в черновой рукописи сохранившаяся часть которой в общем близка к окончательному тексту, имеет свое начало:
Блистательный месяц, прогуливаясь в необъятных пустынях своего неба, не налюбуясь красавицей землею, раздумно остановился над хатою, которой неровные окна одни только светились среди уснувших улиц, как будто спрашивая: «Какие это люди осмелились при моем серебряном свете разводить презренный и неприятный для глаз огонь свой?» Это жилище головы.
Стр. 132. После слов «скакал черев провалы и болота» в сохранившейся черновой рукописи, текст которой значительно отличается от печатного, содержится следующее описание путешествия деда:
В каких уже местах он был, так дрожь брала при одних рассказах. Кручи, рытвины, косогоры, пропасти, буераки, волки, ястреба, цапли, — кажись, всё перед ним мелькало, путалось и дразнило его языками. Деревья протягивали ветви и хватали со всех сторон его за шапку, так что дед принужден был снять ее и держать в руках, ухватясь другою за гриву, а проклятые ветви, вида сатанинского (?) между тем щелкали его по носу и драли за чуб, но досаднее всего показалось деду, что смотреть — дрянь какой кустик и тот, смотри, вытягивался ухватить его за чуб. Небо всё еще чернело, что козацкие брови. Где-где мерещились звезды. Повеял ветерок. Ну, слава богу, недалеко до рассвету. Только дед примечает: конь его еще прихрамывает и, глядь, вместо ушей торчат рога — смекнул дед: никто другой, как сам хромой чорт под ним. Ну, думает, теперь не быть добру. Только не успел он и шагнуть — перед ним провал такой, что голова закружилась. Сатанинское животное прямо через него.
Стр. 133. В черновой рукописи повесть оканчивалась следующим образом (после слов «Об возне своей с чертями дед и думать позабыл»):
Только раз как-то случилось — был он навеселе. Гостей было вдоволь, варенухи и съестного и того больше. Слово за словом дед и заикнулся про грамоту, как было она пропала, и начал уже было рассказывать… Только глядь невзначай вверх на полку — горшки все понадували щеки, выпучили глаза и такие стали ему строить хари, что деда мороз подрал по коже и уже не допросились его кончить. На другой же день дед все рассказал попу на исповеди и освятил все уголки и закоулки хаты. После чего уже не боялся говорить об этом встречному и поперечному. Хотя, видно, уже в наказание за то, что он не сделал этого прежде, бабе ровно через год, именно в то самое время, прилучилось такое диво, что танцуется ногам, да и только. За что ни примется, ноги затевают свое и вот так и дергает пуститься в присядку.
В конце первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» изд. 1831 г. был приложен следующий список опечаток:
Не погневайтесь, господа, что в книжке этой больше ошибок, чем на голове моей седых волос. Что делать? Не доводилось никогда еще возиться с печатною грамотою. Чтоб тому тяжело икнулось, кто и выдумал ее! Смотришь, совсем как будто Иже; а приглядишься, или Наш или Покой. В глазах рябит так, как будто бы кто стал пересыпать перед тобою отруби.
Вот сколько насчитал я ошибок! Те слова, что выставлены тут в левом столбце, если встретятся где, то прошу недосматривать, так, как бы их там и не было, а читать как они написаны в столбце с правой стороны.
Стран. Строка Напечатано: Читай:
3 10 восемь соть восемь сот
72 17 подбо чинившись подбоченившись
79 5 упросиш упросишь
92 9 всего на всего всего на все
113 9 ералаш поднялся, ералашь поднялась,
137 12 теплого океана теплого
148 14 Голова Голова,
156 15 слыхал слышал
158 3 притопывая на них притопывая
— 6 поприставали прильнули
175 14 проведет проведешь
— 19 параход пароход
185 17 с верьху сверху
186 1 съесть сжечь
187 7 бог знает бог один знает
226 19 молв молвь.
Во многих местах, вместо утопленица, напечатано утопленница.
Стр. 202. Конец повести в рукописи, текст которой в целом близок к окончательному, дает следующее, наиболее существенное отличие от него (после слов «взял ее за руку»):
Красавица и очи опустила.
Легкий стыд и изумление и какое-то странное чувство при виде того, что кузнец взял ее так смело за руку, и вместе, сама она не понимала, какое-то сладкое удовольствие, совсем не то, что радость, а еще лучше ее, — спорили на лице ее. Нет, нет, еще никогда такого выражения не видал кузнец на лице ее. Нет, нет, никогда она не была так чудно хороша. С жаром поцеловал он ее; лицо ее пуще загорелось, и она стала еще лучше. Восхищенный кузнец обсыпал ее поцелуями. «Пусти, пусти, вот еще что вздумал», — слабо шептала Оксана. Но кузнец был похож на пьяницу, почавшего бутылку…
Свадьба была, как всегда бывают свадьбы, пьяна, разгульна, весела. Когда-нибудь в досужее время я вам расскажу, как у нас на хуторах… И того же году Вакула с молодою женою перебрался в новую хату и расписал ее так хорошо, что сам архиерей, когда проезжал через Диканьку, любовался. Около дверей, около окон красные каймы, на дверях козаки на лошадях, с трубками в зубах. Башмаки тотчас же отдал он на церковь. Если бы церковь св. *** не сгорела назад тому пятьдесят лет, то и теперь бы они там лежали. А чтобы не иметь на душе поганого греха, то выдержал церковное покаяние и выкрасил даром левый крылос зеленою краскою с красными листьями, а на стене сбоку, как только войдешь в церковь, намалевал чорта, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как только расплакивалось у них на руках дитя, подносили его к картине и говорили: «он, бач, яка кака намалевана!» — и дитя, удерживая слезёнки, косилось на картину и жалось к груди своей матери.
Я давно уже ничего не рассказывал вам. Признаться сказать, оно очень приятно, если кто станет что-нибудь рассказывать; если же выберется человечек небольшого роста, с сиповатым баском, да и говорит ни слишком громко, ни слишком тихо, а так совершенно, как кот мурчит над ухом, то это такое наслаждение, что ни пером не описать, ни другим чем-нибудь не сделать. Это мне лучше нравится, нежели проливной дождик, когда сидишь в сенях на полу перед дверью на улице, поджавши под себя ноги, а он, голубчик, треплет …… во весь дух солому на крыше, и деревенские бабы бегут босыми ногами, мило покрывшись своей рубахою по голову и схвативши под руку черевики. Вы никогда не слышали про моего деда? Что это был за человек! с какими достоинствами! Я вам скажу, что таких людей я теперь нигде не отыскиваю…
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьПервоначальный текст повести, напечатанный в «Отечественных записках», 1830 г., сильно отличается от окончательного, вошедшего в состав сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки». В журнале не было предисловия. Весь текст журнала подвергся существенной переработке. Кроме отрывков, приведенных на стр. 355, в ранней редакции имеются и более мелкие отличия. Так, в тексте журнала — там, где идет речь о Петро (см. выше стр. 62), читаем: «За подлинно же нам известно только то, что семнадцатилетнего своего возраста Петро был главным гетьманом всего домашнего скота, принадлежавшего богатому козаку». После слов «Петруся никто узнать не мог» (стр. 73) следовало исключенное позднее место, описывавшее болезненную скупость Петра: «Только Пидорка начала примечать, что иногда по целым часам сидит он перед мешками и вздрагивает при малейшем шорохе, как будто боится, чтобы кто не пришел отнять или украсть их».
Стр. 355. Шапар — ключник, эконом.
Беллетризированным списком «Опечаток» Гоголь сопроводил первое издание «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Не все исправления, указанные в данном списке, введены автором в позднейшие издания.
Набросок нереализованной повести из цикла «Вечеров на хуторе близ Диканьки».