Вельможа (Державин)/Стихотворения 1957 (СО)

Вельможа

Не украшение одежд
Моя днесь муза прославляет,
Которое в очах невежд
4Шутов в вельможи наряжает;
Не пышности я песнь пою;
Не истуканы за кристаллом,
В кивотах блещущи металлом,
8Услышат похвалу мою.

Хочу достоинствы я чтить,
Которые собою сами
Умели титлы заслужить
12Похвальными себе делами;
Кого ни знатный род, ни сан,
Ни счастие не украшали;
Но кои доблестью снискали
16Себе почтенье от граждан.

Кумир, поставленный в позор[1],
Несмысленную чернь прельщает;
Но коль художников в нем взор
20Прямых красот не ощущает, —
Се образ ложныя молвы,
Се глыба грязи позлащенной!
И вы, без благости душевной,
24Не все ль, вельможи, таковы?

Не перлы перские[2] на вас
И не бразильски звезды[3] ясны;
Для возлюбивших правду глаз
28Лишь добродетели прекрасны,
Они суть смертных похвала.
Калигула! твой конь в Сенате[4]
Не мог сиять, сияя в злате!
32Сияют добрые дела.

Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
36Он только хлопает ушами[5].
О! тщетно счастия рука,
Против естественного чина,
Безумца рядит в господина,
40Или в шумиху дурака.

Каких ни вымышляй пружин.
Чтоб мужу бую умудриться[6],
Не можно век носить личин,
44И истина должна открыться.
Когда не сверг в боях, в судах,
В советах царских сопостатов, —
Всяк думает, что я Чупятов[7]
48В мароккских лентах и звездах.

Оставя скипетр, трон, чертог,
Быв странником, в пыли и в поте,
Великий Петр, как некий бог,
52Блистал величеством в работе:
Почтен и в рубище герой!
Екатерина в низкой доле
И не на царском бы престоле
56Была великою женой.

И впрямь, коль самолюбья лесть
Не обуяла б ум надменный, —
Что наше благородство, честь,
60Как не изящности душевны?
Я князь — коль мой сияет дух;
Владелец — коль страстьми владею;
Болярин — коль за всех болею,
64Царю, закону, церкви друг.

Вельможу должны составлять
Ум здравый, сердце просвещенно;
Собой пример он должен дать,
68Что звание его священно,
Что он орудье власти есть,
Подпора царственного зданья;
Вся мысль его, слова, деянья
72Должны быть — польза, слава, честь.

А ты, вторый Сарданапал[8]!
К чему стремишь всех мыслей беги?
На то ль, чтоб век твой протекал
76Средь игр, средь праздности и неги?
Чтоб пурпур, злато всюду взор
В твоих чертогах восхищали,
Картины в зеркалах дышали,
80Мусия[9], мрамор и фарфор?

На то ль тебе пространный свет,
Простерши раболепны длани,
На прихотливый твой обед
84Вкуснейших яств приносит дани,
Токай[10] — густое льет вино,
Левант[11] — с звездами кофе жирный, —
Чтоб не хотел за труд всемирный
88Мгновенье бросить ты одно?

Там воды в просеках текут
И, с шумом вверх стремясь, сверкают;
Там розы средь зимы цветут
92И в рощах нимфы воспевают
На то ль, чтобы на всё взирал
Ты оком мрачным, равнодушным,
Средь радостей казался скучным
96И в пресыщении зевал?

Орел, по высоте паря,
Уж солнце зрит в лучах полдневных —
Но твой чертог едва заря
100Румянит сквозь завес червленных;
Едва по зыблющим грудям
С тобой лежащия Цирцеи[12]
Блистают розы и лилеи,
104Ты с ней покойно спишь — а там? —

А там израненный герой[13],
Как лунь во бранях поседевший,
Начальник прежде бывший твой,
108В переднюю к тебе пришедший
Принять по службе твой приказ, —
Меж челядью твоей златою,
Поникнув лавровой главою,
112Сидит и ждет тебя уж час!

А там! — вдова стоит в сенях[14]
И горьки слезы проливает,
С грудным младенцем на руках,
116Покрова твоего желает.
За выгоды твои, за честь
Она лишилася супруга;
В тебе его знав прежде друга,
120Пришла мольбу свою принесть.

А там — на лестничный восход
Прибрел на костылях согбенный
Бесстрашный, старый воин тот,
124Тремя медальми украшенный,
Которого в бою рука
Избавила тебя от смерти, —
Он хочет руку ту простерти
128Для хлеба от тебя куска.

А там, где жирный пес лежит,
Гордится вратник галунами,
Заимодавцев полк стоит,
132К тебе пришедших за долгами.
Проснися, сибарит! — Ты спишь[15],
Иль только в сладкой неге дремлешь,
Несчастных голосу не внемлешь
136И в развращенном сердце мнишь:

«Мне миг покоя моего
Приятней, чем в исторьи веки;
Жить для себя лишь одного,
140Лишь радостей уметь пить реки,
Лишь ветром плыть, гнесть чернь ярмом;
Стыд, совесть — слабых душ тревога!
Нет добродетели! нет Бога!» —
144Злодей, увы! — И грянул гром!

Блажен народ, который полн
Благочестивой веры к Богу,
Хранит царев всегда закон,
148Чтит нравы, добродетель строгу
Наследным перлом жен, детей;
В единодушии — блаженство;
Во правосудии — равенство;
152Свободу — во узде страстей!

Блажен народ! — где царь главой,
Вельможи — здравы члены тела,
Прилежно долг все правят свой,
156Чужого не касаясь дела;
Глава не ждет от ног ума
И сил у рук не отнимает[16],
Ей взор и ухо предлагает,
160Повелевает же сама.

Сим твердым узлом естества
Коль царство лишь живет счастливым,
Вельможи! — славы, торжества
164Иных вам нет, как быть правдивым;
Как блюсть народ, царя любить,
О благе общем их стараться,
Змеей пред троном не сгибаться,
168Стоять — и правду говорить.

О росский бодрственный народ,
Отечески хранящий нравы!
Когда расслаб весь смертных род,
172Какой ты не причастен славы?
Каких в тебе вельможей нет? —
Тот храбрым был средь бранных звуков;
Здесь дал бесстрашный Долгоруков[17]
176Монарху грозному ответ.

И в наши вижу времена
Того я славного Камила[18],
Которого труды, война
180И старость дух не утомила.
От грома звучных он побед
Сошел в шалаш свой равнодушию,
И от сохи опять послушно
184Он в поле Марсовом живет.

Тебе, герой! желаний муж!
Не роскошью вельможа славный;
Кумир сердец, пленитель душ,
188Вождь, лавром, маслиной венчанный!
Я праведну здесь песнь воспел.
Ты ею славься, утешайся,
Борись вновь с бурями, мужайся,
192Как юный возносись орел.

Пари, — и с высоты твоей
По мракам смутного эфира
Громовой пролети струей,
196И, опочив на лоне мира,
Возвесели еще царя.
Простри твой поздный блеск в народе,
Как отдает свой долг природе
200Румяна вечера заря[19].

Ноябрь 1794

Примечания

Впервые — Изд. 1798 г., стр. 285. Печ. по Изд. 1808 г., т. 1, стр. 209, с небольшими поправками, сделанными в личном экземпляре Державина. Еще в 1774 г. он написал оду «На знатность» (опубликована в первом напечатанном Державиным сборнике его стихов: «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае» — без имени автора, без обозначения места и года печати, вышедшем в 1776 г. в Петербурге), из которой ряд строк вошел в оду «Вельможа». Ода сразу же получила широкую известность и распространялась в списках. 6 декабря 1794 г. Бантыш-Каменский писал кн. Куракину: «Появилось еще здесь едкое сочинение «Вельможа». Все целят на Державина, но он отпирается» («Русский архив», 1876, стр. 400).

  1. Поставленный в позор — выставленный напоказ.
  2. Перлы перские — персидский жемчуг.
  3. Бразильски звезды — бриллианты.
  4. Калигула! твой конь в сенате. Римский император Гай Цезарь Калигула (12—41 гг.), отличавшийся крайней жестокостью и самодурством, по преданию, назначил своего коня консулом (высшая государственная должность).
  5. Он только хлопает ушами. «Автор, присутствуя тогда в сенате, видел многих своих товарищей без всяких способностей, которые, слушая дело, подобно ослам, хлопали только ушами» (Об. Д., 633).
  6. Чтоб мужу бую умудриться. Т. е. глупому человеку сделаться мудрым. Державин указывает, что эти стихи относятся к генерал-прокурору сената А. Н. Самойлову (1744—1814) (Об. Д., 633).
  7. Всяк думает, что я Чупятов. Гжатский купец Чупятов торговал в Петербурге пенькой. После пожара своих кладовых объявил себя банкротом; чтобы избежать неприятностей от верителей, притворился сумасшедшим, навесил на себя разноцветных лент и медалей, будто бы присланных его невестой, мароккской принцессой (Об. Д., 634). Смысл этих стихов Державина заключается в том, что всякий, кто не имеет истинных заслуг перед государством, похож в своих орденах на Чупятова.
  8. А ты, второй Сарданапал. Сарданапал — Царь древней Ассирии. Имя его в литературе эпохи классицизма было нарицательным для обозначения человека, окружившего себя сказочной роскошью и погрузившегося в разврат. Из Об. Д. видно, что эта и последующие строфы относятся к ряду крупнейших вельмож екатерининского двора — Потемкину, Безбородко, Зубову и другим (Об. Д., 635).
  9. Мусия — мозаика.
  10. Токай — город в Венгрии, в окрестностях которого производится знаменитое токайское вино.
  11. Левант — т. е. Турция.
  12. Цирцея — прекрасная волшебница, возлюбленная Одиссея, с которой он жил в довольстве и неге («Одиссея»).
  13. А там израненный герой. «Многие седые заслуженные генералы у кн. Потемкина и гр. Безбородко и у прочих вельмож сиживали часто несколько часов в передней между их людей, покуда они проснутся и выйдут в публику» (Об. Д., 635).
  14. А там вдова стоит в сенях. «Вдова Костогорова, которой был муж полковник, оказывал многие услуги Потемкину и был из числа его приближенных, имел несчастие, поссорясь за него, выйти на поединок с известным Иваном Петровичем Горичем, храбрым человеком, который уже после был генерал-аншефом; сей убил его выстрелом из пистолета, как говорили тогда, умышленно тремя пулями заряженного; вдова Костогорова после смерти мужа, прося покровительства князя, часто хаживала к нему и с грудным младенцем на руках стаивала, ожидая на лестнице его выезду» (Об. Д., 635).
  15. Проснися, сибарит! — Ты спишь. «Сибаритяне (жители древнегреческого города Сибариса. — В. З.) были народ роскошный, изнеженный, который все свое блаженство поставлял в сластолюбии» (Об. Д., 635).
  16. И сил у рук не отнимает. «Императрица давала нередко волю любимцам своим вмешиваться в дела других министров, как то гр. Зубов чрез генерал-прокурора Самойлова делал что хотел» (Об. Д., 635).
  17. Здесь дал бесстрашный Долгоруков. «Славный сенатор кн. Яков Федорович Долгоруков, который разодрал определение сената, подписанное Петром I» (Об. Д., 635). В Об. Д. вместо «бесстрашный» значится «бессмертный». Этот эпизод описан и у Пушкина (Полное собрание сочинений, изд. АН СССР, т. VIII. М.-Л., 1949, стр. 90).
  18. Того я славного Камила. «Камилл был консул и диктатор римский, который, когда не было в нем нужды, слагал с себя сие достоинство и жил в деревне. Сравнение сие относится к гр. Румянцеву-Задунайскому, который, будучи утесняем через интриги кн. Потемкина, считался хоть фельдмаршалом, но почти ничем не командовал, жил в своих деревнях. Но по смерти кн. Потемкина, получа в свое повеление армию, командовал оною и, чрез предводительство славного Суворова обезоружа Польшу, покорил оную российскому скипетру» (Об. Д., 635—636).
  19. Румяна вечера заря! «Стих, изображающий прозвище (т. е. фамилию. — В. З.), преклонность лет и славу Румянцева» (Об. Д., 636).