Великодушное дело русского офицера в Италии
правитьСделавшись на горе Сен-Готаре пленником Суворова, я познакомился с одним из русских офицеров, которого благородный вид, искренность и приветливость оставили в моем сердце неизгладимое воспоминание. Он рассказал мне следующий анекдот:
«В один вечер, утомленный до крайности, увидел я (близ того места, где стоял наш корпус) кучу сена, и с неописанным удовольствием бросился на нее как на самую мягкую постель. Через час самого глубокого сна разбудил меня крик — женский голос отозвался в моем сердце. Я забыл сон, схватил шпагу — и при свете огней вижу молодую женщину и старика, за которыми гонятся австрийские гренадеры. В моих глазах они догнали последнего, и сшибли с ног прикладом; а женщина бежала прямо ко мне и бросилась… в мои объятия. Трудно описать, что я почувствовал в эту минуту…» (Тут всегдашний меланхолический взор сего офицера блеснул огнем чувствительности) «Молодой человек! (продолжал он) кто испытал в жизни бедствия, тот умеет быть жалостливым и под самыми неприятельскими пулями. Нет, никогда не забуду этого горестного случая и трогательного вида незнакомки. Она показалась мне так мила и прелестна, что я нашел в ней сходство с любезнейшей для меня женщиной в свете… Бледная, с распущенными волосами, с открытой грудью, она трепетала в моих объятиях и восклицала голосом отчаяния: спасите меня, спасите! Гренадеры остановились: я велел взять их под караул и отвести к начальнику. Старика подняли; он образумился — но женщина, не слушая моих вопросов и повторив несколько раз: спасите меня! варвары убили, растерзали его! упала без чувств на землю. Старик худым итальянским языком сказал мне, что он отец ее и живет в деревне, которая была у нас в виду; что австрийские солдаты убили жениха его дочери, молодого француза, который хотел защитить ее от дерзости грабителей. „Она не переживет его“, говорил он: „Нет! бедная умрет с отчаяния; и мне должно умереть с ней. Одна дочь была моим утешением в свете. О варвары! О гибельная война! Мы жили счастливо, спокойно. Генрих стоил невесты своей; и накануне того дня, в который я надеялся видеть их брак, все исчезло! Так Богу угодно! На земле нет верного благополучия!“ …Между тем мы старались привести в чувство бедную дочь его; она открыла глаза; схватила отца за руку; сказала: его застрелили! он упал мертвый! и начала рвать на себе волосы. Старик также был в отчаянии. Следуя движению моего сердца, я вздумал уверять их, что молодой француз не убит, а только ранен. Они бросились к ногам моим. Я велел проводить их в деревню, взял меры для безопасности тамошних жителей, сам ездил туда, спрашивал о молодом французе и ничего не мог сведать: его не нашли ни живого, ни мертвого. Надобно думать, что австрийцы бросили в реку тело убитого. Между тем я мог с некоторой вероятностью утвердить отца и дочь в утешительной мысли, что друг их жив и отвезен в городскую больницу. Мне казалось, что и самый лояльный, минутный блеск надежды есть благодеяние для несчастных. Бог видел, как сердце мое страдало от невозможности утешить их истиной! Люди властны делать много зла, а в добре силы их ограничены!»
Я расстался с сим великодушным офицером, и с того времени не имел о нем никакого известия. Если он жив, то мне хотелось бы уведомить его, что люди, им спасенные, наслаждаются плодом его благотворения; что молодой француз в самом деле был только ранен, и, скрытый в доме одного из тайных друзей нашей республики, выздоровел и женился на своей Лауре. Особенный случай открыл мне судьбу их. Если вы напечатаете мое письмо в издаваемом вами журнале, то великодушный единоземец ваш может прочитать его. Воспоминание и счастливый успех добрых дел есть приятная их награда.
Эне Ж. Великодушное дело русскаго офицера в Италии: Письмо к издателю Вестника [Европы] / Ж.Эне; Переведенное с французскаго [Н. М. Карамзиным] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч. 8, N 8. — С. 298-301.