Великая княгиня Екатерина Алексѣевна до ея самодержавія. (1729—1761 г.). Дирина. Спб., 1885 г. Наша литература богата сочиненіями царствованіи Екатерины II, о личности самой императрицы, о выдающихся дѣятеляхъ этой эпохи. Совершенно противуположное приходится сказать о томъ періодѣ въ жизни императрицы, который предшествовалъ низверженію и смерти Петра III. «Между тѣмъ, — основательно замѣчаетъ г. Диринъ, — нельзя не приватъ, что характеръ дѣятельности императрицы въ продолженіе всего ея царствованія находится въ прямой зависимости отъ тридцатидвухлѣтняго подготовительнаго періода ея жизни, менѣе замѣтнаго, но не менѣе знаменательнаго, въ продолженіе котораго стали проявляться признаки будущей великой личности, получившей полное развитіе въ эпоху ея славнаго царствованія».
Авторъ принадлежитъ къ числу несовсѣмъ умѣренныхъ поклонниковъ Екатерины II. «Тѣ тридцать четыре года прошлаго столѣтія, въ продолженіе которыхъ Россія благоденствовала и была возведена на высшую степень величія, народный голосъ назвалъ Екатерининымъ вѣкомъ». Но оставимъ въ сторонѣ преувеличенныя похвалы автора интересной книги, о которой идетъ рѣчь. Диринъ заботливо собралъ и обработалъ довольно обширный матеріалъ, заключающійся отчасти въ запискахъ современниковъ (и самой Екатерины), отчасти разбросанный въ сообщеніяхъ, статьяхъ и замѣткахъ нашихъ повременныхъ изданій и въ отдѣльныхъ сочиненіяхъ по русской исторіи XVIII вѣка. Главы книги г. Дирина, въ которыхъ онъ говоритъ о пребываніи будущей императрицы въ Россіи и описываетъ тѣ условія, тѣ лица, среди которыхъ пришлось жить молодой принцессѣ, представляютъ интересъ для читателя и составлены обстоятельно. Встрѣчаются у г. Дирина совсѣмъ неправильныя выраженія, напримѣръ: «Принцесса Цербская, будучи при смерти, онъ (Фридрихъ II) уже началъ подготовлять другую невѣсту для великаго князя — принцессу Виртембергскую» (стр. 74). Или: «Но, оправившись окончательно отъ родовъ, оскорбленное чувство самолюбія требовало удовлетворенія» и т. д. Но въ общемъ книга написана живо и занимательно. Она не представляетъ впрочемъ, ничего новаго для людей, знакомыхъ съ русскою исторіей прошлаго столѣтія. Нѣкоторыхъ подробностей интимной жизни великой княгини г. Дирина почти не касается, по понятнымъ соображеніямъ. Это жаль, однако, потому что отъ такихъ умолчаній и недомолвокъ проигрываетъ самая характеристика Императрицы Екатерины II.
Иллюстрированная исторія Екатерины. Сочиненіе Г. Брикнера. Спб., 1885 г. Всей читающей публикѣ хорошо извѣстна Иллюстрированная исторія Петра Великаго, написанная г. Брикнеромъ, профессора русской исторіи въ Дерптскомъ университетѣ. Авторъ ея, хорошій знатокъ нашего восемнадцатаго вѣка, въ легко-доступной и, вмѣстѣ съ тѣмъ, научной формѣ представилъ главныя событія царствованія великаго преобразователя способствовавшаго превращенію полуварварской и полуазіатской Московіи въ европейское россійское государство.
Въ первый разъ у насъ была сдѣлана попытка серьезнаго иллюстрированія историческаго сочиненія, и попытка вполнѣ удачная.
Иллюстрированная исторія Екатерины II вышла на нѣмецкомъ языкѣ въ коллекціи историческихъ монографій, издаваемыхъ подъ редакціей Онкена. Новый трудъ г. Брикнера отличается всѣми достоинствами прежняго его сочиненій и украшенъ обильными рисунками, представляющими главныя событія и главныхъ дѣятелей блестящей эпохи Екатерины Великой. Авторъ владѣетъ одинаково хорошо и нѣмецкимъ, и русскимъ языками, а потому его книга, первые выпуски которой лежатъ передъ нами, представляетъ не переводъ съ нѣмецкаго, а вполнѣ русское произведеніе. До сихъ поръ не было ни одного общаго сочиненія по этой эпохѣ и профессоръ русской исторіи въ Дерптскомъ университетѣ первый составилъ всестороннюю картину столь богатаго событіями царствованія великой императрицы.
Пугачевъ и его сообщники. Эпизодъ изъ исторіи царствованія Императрицы Екатерины II. По неизданнымъ источникамъ. Н. Дубровина. Три тома. 1884 г. Общественное потрясеніе, взволновавшее Россію временъ Екатерины Великой въ тотъ моментъ, когда ея иностранная политика подготовляла будущее территоріальное расширеніе имперіи насчетъ Турціи будетъ всегда возбуждать живѣйшій интересъ и порождать различныя толкованія. Нашъ поэтъ А. С. Пушкинъ, желавшій испробовать силы на полѣ историческаго писанія, попытался разсказать исторію пугачевскаго бунта. Несмотря на трудолюбивое собираніе матеріаловъ, не взирая на многія достоинства повѣствованія, сочиненіе Пушкина скользитъ по поверхности событій и не уясняетъ кровеннаго ихъ смысла. Сообразно измѣнившимся требованіямъ исторической науки должно было измѣниться и отношеніе историковъ къ пугачевскому бунту.
Дубровинъ, не обладая качествами поэта-художника и даже грѣша во многомъ противъ литературныхъ требованій, сдѣлалъ для разъясненія пугачевщины гораздо болѣе, чѣмъ его великій предшественникъ. Его большая трехтомная монографія обработана на основаніи многочисленныхъ архивныхъ источниковъ обстоятельнаго изученія всѣхъ печатныхъ матеріаловъ и составляетъ обширный сборникъ фактовъ, сведенныхъ съ большою осторожностью въ одно цѣлое, авторъ боялся, повидимому, навязывать читателямъ свое личное мнѣніе, опасался всякой самопроизвольной группировки и придалъ, такимъ образомъ, своей книгѣ характеръ обширной, но чрезвычайно любопытной хроники. Эта хроника прерывается иногда вставными эпизодами, имѣющими цѣлью охарактеризовать тогдашнее общество для опредѣленія существенныхъ причинъ взрыва, произведеннаго Пугачевымъ. Крѣпостничество, слабость правительственной организаціи, непониманіе со стороны руководящихъ лицъ истиннаго значенія бунта, развратность и полуобразованіе дворянства того времени, — все это изображено у Дубровина яркими красками въ большомъ отступленіи, занимающемъ конецъ перваго тома. Собственно говоря, новый историкъ пугачевскаго бунта нарушилъ здѣсь литературныя условія, требующія, чтобы эти главы заняли подобающее имъ мѣсту въ началѣ труда въ видѣ введенія; тогда бы онѣ не прерывали теченія событій, потокъ которыхъ увлекаетъ г. Дубровина совершенно незамѣтно для него самого. Чтеніе этой монографіи, благодаря интересу, возуждаемому предметомъ, и безъискусственности повѣствованія, завлекаетъ читателя и переноситъ его въ тотъ восемнадцатый вѣкъ, отдаленныя воспоминанія которомъ еще и до сихъ поръ живутъ въ нашемъ обществѣ. Нѣкоторые недостатки не дозволяютъ намъ отнестись съ полною похвалою къ добросовѣстной работѣ г. Дубровина; у него слишкомъ много мѣста занимаютъ документы, вставленные безъ всякихъ сокращеній въ текстъ книги. Длинное воззваніе правительства и не менѣе длинное посланіе грамотѣевъ пугачевской канцеляріи ослабляютъ вниманіе читателя, тѣмъ болѣе, что въ нихъ повторяются одни и тѣ же мотивы съ небольшими варіаціями. Кромѣ того, авторъ, передавая отчетливо и ясно событія, не умѣетъ характеризовать дѣйствующихъ лицъ, по природѣ весьма типичныхъ, но у него выходящихъ блѣдными и лишенными жизни. Такимъ образомъ, несмотря на безспорныя достоинства, сочиненіе, нами осматриваемое, пролегаетъ только путь къ будущей исторіи пугачевщины, но не можетъ быть названо ни исторіей пугачевскаго бунта, ни исторіей Пугачева и его сообщниковъ.