Введение в археологию. Часть I (Жебелёв)/11

[31]
IV.

11. Наиболее надежный путь для этого — ретроспективный обзор того, что̀ сделано в области той или иной науки в предшествующие теперешнему этапы ее развития. Ученый исследователь в уроках прошлого, в его положительных и отрицательных сторонах, короче говоря, в истории своей науки, всегда почерпнет для себя много полезного и живительного.

Археология — наука молодая. Она сравнительно недавно могла бы отпраздновать лишь столетний юбилей своего существования. Археология — наука, выросшая и развившаяся преимущественно в течение прошлого и наступившего за ним настоящего века. Нужно подчеркнуть, однако же, теперь, что рост археологии шел „не по дням, а по часам“ в силу, как мы увидим, благоприятно сложившихся для этого обстоятельств. Таким образом, рост этот был естественный, а не искусственный, и подготовлен он был теми успехами, [32]каких достигло археологическое знание к началу XIX в. и о главных сторонах которых речь была выше.

Мы видели, что, начиная уже с эпохи Возрождения, внимание лиц, интересующихся вещественными памятниками прошлого, направлено было, главным, почти исключительным, образом, на греко-римскую, древность. В этом направлении, уже к началу XIX в., сделано было очень много, и в смысле материального обогащения археологии памятниками древности и в отношении научной разработки этих памятников. Поэтому неудивительно, что из всех отделов археологии, „классический“ отдел ее оказался наиболее подготовленным к тому, чтобы из него могла создаться строго-научная дисциплина. И действительно, XIX в. может быть назван веком классической археологии с таким же правом, с каким называют его веком естествознания, техники и т. п. Все остальные отделы археологии обособились и выделились в самостоятельные научные дисциплины лишь тогда, когда классическая археология могла считать себя уже вполне созревшею; все эти отделы вырабатывались на ее основе. Поэтому читателя не должно удивлять, что в дальнейшем обзоре придется говорить, главным образом, об успехах классической археологии, ибо успехов этих было всего больше и дали они наиболее осязаемые и ценные, в научном отношении, результаты. Мы считаем себя, однако, в праве сократить до минимума обзор успехов, достигнутых классической археологией в XIX и в начале XX в., так как можем рекомендовать вниманию читателя превосходную книгу на этот сюжет, где он изложен и полно и компетентно и увлекательно. Эта книга написана была покойным профессором Страссбургского университета Ад. Михаэлисом (Ad. Michaelis). В первом ее издании, появившемся в 1906 г. (Лпц.) она носила заглавие „Die archäologischen Entdeckungen des neunzehnten Jahrhunderts“; во втором издании, 1908 г., она озаглавлена: Ein Jahrhundert kunstarchäologischer Entdeckungen[1]• Главным предметом книги служит, по словам автора, „археология заступа и ее результаты“, причем под археологией оын разумеет только художественную археологию, привлекая лишь при случае продукты культуры без ясно выраженного художественного характера. Книга распадается на 11 глав, носящих такие заглавия: Сведения о произведениях античного искусства к концу XVIII в.; Наполеоновский период; новооткрытая Греция; этрусские гробницы и античная живопись; открытия на Востоке; греческие святилища; античные [33]города; доисторический период и ранняя Греция; отдельные открытия в классических странах; отдельные открытия за пределами классических стран; открытия и наука. Все главные успехи, каких достигла классическая археология за более, чем столетний период ее развития, нашли в изложении Михаэлиса достаточно и полное и ясное выражение (лишь об успехах, достигнутых классической археологией у нас в России, даются скудные сведения); все важнейшие проблемы, которые ставила на разрешение археологическая наука в XIX в., намечены и раз‘яснены обстоятельно и беспристрастно. Книга Михаэлиса одна из тех книг, знакомство с которой необходимо всякому археологу, хотя бы его интересы вращались и не в области специально классической археологии. Более того: книгу Михаэлиса с удовольствием и интересом прочтет всякий просвещенный читатель — настолько она содержательна и занимательна. Если бы нашелся человек, который для нового издания книги присоединил к ней, к качестве приложения, и необходимый библиографический указатель, мы имели бы в ней незаменимое справочное пособие[2].

В то время как Винкельман и стоявшие под его непосредственным воздействием лица создавали основы строго-научной археологии, а в тиши кабинетной работы росли люди, ставившие себе разрешение ее дальнейших задач, на арене мировой истории совершались события, оказавшие большое влияние на последующий ход развития археологических знаний, и притом в благоприятном для него смысле. В ту эпоху, когда вся Италия, с ее археологическими сокровищами, оказалась под властью Франции, когда французская армия проникла в Египет, когда все европейские государства охвачены были длительными и чреватыми по своим последствиям войнами, неизбежно, должны были выработаться новые формы общения между отдельными науками, пасть преграды, мешавшие до тех пор такому общению, исчезнуть казавшиеся прежде непреодолимыми затруднения. Военная гроза, долго свирепствовавшая в начале XIX в. над Европой, конечно, не была благоприятна для развития науки и искусства, но эта же гроза сыграла благотворную роль для археологической деятельности, сфера которой чрезвычайно [34]расширилась и которая стала получать более или менее планомерную организацию. Два события, в особенности, придали археологии новое направление: а) об‘единение наиболее знаменитых античных произведений Европы в одном месте, в Париже и б) „переселение“ скульптур Парфенона с афинского акрополя в Лондон. Во время Наполеоновских войн, веденных в Италии, ее музеи были ограблены; из каждого последующего победоносного похода своего Наполеон посылал предметы древности в Париж. Там, по его плану, должен был быть создай „Центральный Музей“, или „Музей Наполеона“, к организации которого, как мы упоминали, привлечен был Висконти. Этот „мировой музей“ должен был, разумеется, оказать мощное влияние на французскую археологию. „Переселение“ скульптур Парфенона в Лондон было непосредственным результатом поражения понесенного французами в Египте и нового под‘ема политической мощи Англии.

Благодаря тому политическому значению, какое Англия получила, английскому посланнику при Оттоманском дворе, лорду Эльгину, удалось получить от турецкого правительства разрешение сначала зарисовывать и формовать памятники древности, находившиеся в подвластных туркам Афинах, а затем и увести с афинского акрополя значительное количество первоклассных мраморных скульптур в Лондон, где они были помещены в Британский Музей. Лишь с того времени ученым археологам, художникам и любителям искусства явилась возможность изучать шедевры греческого искусства и составить себе о нем надлежащее представление: ранее, как мы видели, изучение его покоилось почти исключительно на римских копиях. Знакомство со скульптурами Парфенона направило всю будущую задачу археологии на собирание и исследование оригинальных созданий греческого искусства, так как ученые теперь ясно сознали, что лишь изучение оригиналов, а не копий с них, должно быть поставлено во главу угла археологической науки.

Из французских ученых конца XVIII и первой четверти XIX в. особенно замечателен своею кипучею и разностороннею деятельностью Миллэн (Millin), занимавшийся изучением и местных французских древностей (Antiquités nationales, 1790—98), и римских памятников южной Франции (Voyage au midi de la France, 1807—11), и греческими вазами южно-италийского происхождения (Tombeaux de Canose; Tombeaux à Pompéi — оба труда вышли в 1812 г.). В других своих трудах Миллэн выступает как истолкователь различных памятников старины (Monuments antiques, 1802; Peintures de vases antiques, 1808; о переиздании последнего труда С. Рейнаком речь ниже). Миллэну же принадлежит честь основания археологических журналов (Magasin encyclopédique, [35]1795—1816; Annales encyclopédiques, 1816—1818), художественных словарей (Dictionnaire de la fable, 1800: Dictionnaire des beaux-arts, 1806), справочных пособий; „Galerie mythologique“ Миллэна, вышедшая в 1811 г., в течение долгого времени, несмотря на все несовершенство, в смысле научной точности, воспроизведения в ней памятников, была полезным пособием). Наряду со всеми этими изданиями, необходимо упомянуть и о первых попыткак графической реконструкции античных памятников, предпринятых Катрмером де Кенси (Quatrèmere de Quincy), в его больших трудах „Jupiter Olympien“ (1814) и „Monuments restitués“ (1826 сл.). Реконструкции Катрмера де Кенси, исполненные им на основании свидетельств литературных источников и имеющих отношение, — с точки зрения содержания, или формы — к реставрируемым памятникам аналогичных памятников вещественных, имеют, конечно, теперь лишь историческое значение, но они послужили прообразом подобного же рода „реконструкциоиыых“ работ для последующих исследователей.

Следует еще упомянуть, что французская экспедиция в Египет 1799 г., в которой участвовал целый штаб ученых различных специальностей, привела не только к дешифровке иероглифов, но и вызвала появление в свет первого обстоятельного описания Египта и его памятников, что̀, в свою очередь, положило начало египтологии, как особой дисциплине, пышно затем, в течение XIX в., расцветшей.

Англичане и в начале XIX в. продолжали производить исследования на почве Греции. Из числа их Додуэл (Dodwell) и Джель (Gell) проследили, от Италии до Малой Азии, остатки тех из древнейших архитектурных сооружений, сложенных из полигональных камней, которые, долгое время, слыли под именем киклопических стен[3], а полковник Мартин Лик (Leake) в своей „Топографии Афин“ (1821)[4] положил основу первому обстоятельному и систематическому изучению афинской исторической топографии.

К началу же XIX в. относится и первая организация двух международных археологических предприятий в Греции: исследование остатков храмов на острове Эгине и в Фигалии (в Аркадии). Датчанин Брёндстед (Bröndsted) и его друзья немцы, архитектор Галлер фон Галлерштейн (Haller von Hallerstein) и пейзажист Линк (Linckh), эстляндский уроженец, барон Штакельберг (Stackelberg), к которым примкнуло в Афинах несколько англичан, [36]предприняли, в 1811—12 гг., планомерные раскопки храма, расположенного на возвышенности Эгины; открытые при раскопках храма его фронтонные изваяния, при посредстве Галлера и скульптора Мартина Вагнера, были приобретены баварским кронпринцем Людвигом и вошли в состав Мюнхенской Глиптотеки. В 1812 г., при особенно энергичном участии Штакельберга, произведены были раскопки храма Аполлона в Фигалии: скульптурное убранство храма попало в Британский Музей. Обстоятельные и планомерные исследования на Эгине и в Фигалип, поставленные на вполне научной базе, хотя и произведенные без надлежащего еще технического приспособления, — исследования, в которых приняли участие археологи, архитекторы и художники, были первыми ласточками тех многочисленных, широко поставленных и в совершенстве выполненных археологических раскопок, которые, в течение XIX в., достигли такого пышного процветания и привели к таким выдающимся результатам. Отчет Штакельберга о фигалийских раскопках (Stackelberg, Der Apollontempel zu Bassae in Arcadien und die daselbst ausgegrabenen Bildwerke, Рим 1826), равно как и его последующее сочинение о древне-греческих некрополях (Die Gräber des Hellenen, Берлин 1837) были первым образцами правильно задуманных и более или менее научно выполненных отчетов об археологических раскопках.

Подобно тому, как поход Наполеона в Египет привел к первому обстоятельному ознакомлению ученого мира с египетскими памятниками, так предпринятая, в 1829 г., французским правительством „Морейская экспедиция“ в Архипелаг познакомила нас с одним из наиболее достопримечательных центров древне-эллинской религиозной и общественной жизни, ч с Олимпией. При произведенных там раскопках установлено было местоположение храма Зевса, причем некоторые остатки его скульптурного убранства перевезены были в Лувр[5].

Из ученых археологов, оказавших, наряду с упомянутым выше Висконти, особенно мощное влияние на дальнейшую разработку, в духе Винкельмана, археологии, нужно выделить Георга Цоэгу (Zoega). По происхождению, он был датчанин, хотя предки его были итальянцы. Пройдя школу у Гейне в Гёттингенском университете, Цоэга, в начале 80-х гг. XVIII в., попал в Рим, где вскоре и стал главным руководителем, советчиком и наставником всех стекавшихся отовсюду в Рим ученых, художников и любителей [37]искусства, явившись в этом отношении прямым преемником Винкельмана[6]. К кружку Цоэги в Риме принадлежал, между прочим, Вильгельм Гумбольдт, также учившийся ранее у Гейне, а затем стоявший в тесном общении с „Веймарцами“; бывший в 1802—8 гг. немецким посланником в Риме, знаменитый историк Нибур; Бунзен, составивший, в сотрудничестве с другими учеными, первое научное описание Рима (Bunsen, Beschreibung der Stadt Rom, 1830—42). Но в особенности плодотворное влияние Цоэга и его сподвижники оказали на одного из великих археологов-классиков XIX в., бывшего затем профессором Берлинского университета, Эдуарда Гергарда (Gerhard), прочно обосновавшегося в Риме с 1819 г. В течение долголетнего пребывания в Италии, Гергард приобрел великолепное знакомство с ее памятниками. Он дал (в сотрудничестве с Панофкою) описание античных скульптур Неаполя, но, в особенности, сосредоточил свое внимание на изучении греческих ваз, которые тогда стали появляться в изобилии в результате открытых многочисленных этрусских некрополей. Отчет Гсргарда о раскопках в Вульчи (Rapporto volcente, 1831) впервые установил хронологию греческих расписных ваз, в общих чертах сохраняющую свое значение по сие время. Под влиянием бывших в то время мифологических теорий Крейцера, Гергард обращал главное внимание на содержание памятников, уделяя значительно меньше места их стилистическому анализу. Незабвенную услугу археологии Гергард оказал своим трудами, дающими сопоставление и каталогизацию рассеянных и большею частью неизданных памятников искусства и художественного ремесла, главным образом, ваз[7] и этрусских зеркал[8].

Гергард обладал редким организаторским талантом. Он прекрасно сознавал, что, при занятиях археологией, по свойству подлежащего ее ведению материала, рассеянного по разным местам, важное значение имеет об‘единенная систематическая работа. Еще в 1825 г. об‘единились, под руководством Гергарда в „Гиперборейско-римское общество“ (Società iperborea-romana) проживавшие [38]в Риме немецкие ученые, к которым присоединился вернувшийся из Греции Штакельберг. По возвращении в Германию, Гергард явился основателем одного из важнейших периодических археологических органов XIX в. „Археологической Газеты“ (Archäologische Zeitung), и Берлинского Археологического Общества, которое, начиная с 1841 г., стало регулярно издавать ежегодно появлявшиеся ко дню рождения Винкельмана так наз. программы, посвященные его имени (Winckelmannsprogrammen), где подвергались обсуждению различные вопросы из области классической археологии, или издавались впервые относящиеся к ней памятники[9]. Еще бо̀льшая заслуга Герарда заключалась в том, что ему удалось осуществить идею, высказанную Велькером в 1819 г., — создать международный „Институт археологической корреспонденции“. Целью Института было собирание, регистрация и быстрое опубликование сильно увеличивавшегося, рассеянного археологического материала путем совместной работы многих членов Института и его корреспондентов. Институт должен был быть международным, причем его местопребыванием избран был Рим. Istituto di corrispondenza archeologica открыт был в Риме 21-го апреля 1829 г. Услуги, оказанные им археологии, неоценимы. Трудами его членов пущена была в научное обращение масса неизданного до тех пор материала, в особенности, на первых порах, греческих ваз, так как находки их в то время были чрезвычайно обширными, а также и других памятников. Материал этот издавался и обсуждался в печатных органах Института: в его Monumenti inediti, Annali и Bulletino. Но еще более важное значение Института было научно-образовательное: целый ряд археологов-классиков XIX в. завершил в нем свое образование и усовершенствовал свою научную подготовку, причем это относится в равной степени как к немецким археологам, так и к археологам других национальностей. По справедливости, Институт должен быть признан главным центром классической археологии XIX в.[10].

Современником Гергарда был другой выдающийся немецкий ученый, гёттингенский профессор Карл Отфрид Мюллер (К. O. Müller), несмотря на свою короткую жизнь (умер в 1840 г., 43 лет от роду), успевшим сделать очень много. К. О. Мюллер был на редкость разносторонний, богато одаренный человек, стремившийся к [39]всестороннему исследованию античного мира и особенно много сделавший для его археологии. В 1830 г. он издал в свет свое „Руководство по археологии искусства“ (Handbuch der Archäologie der Kunst; последнее 4-е издание, в переработке Велькера, вышло в Штуттгарте в 1878 г.), в 1832 г. — „Памятники древнего искусства“ (Denkmäler der alten Kunst, 3 издание, в обработке Wieseler'a, в 1876—81 г.г.). Достаточно пересмотреть бегло содержание „Руководства“ К. О. Мюллера, чтобы убедиться, какое богатство материала оно содержит и в какой ясной системе материал этот изложен. „Введение“ посвящено „теоретическим вопросам“ (понятие искусства, его законы, его подразделение). За „Введением“ следует „История искусства древности“ с древнейших времен, причем впервые в этой истории нашло себе место не только греческое и греко-римское искусство (до начала Средневековья), но и искусство „не греческих народов“ (египтян, ассиро-вавилонян, финикиян и соседних с ними племен, персов и индийцев). Далее идет „Систематическое обсуждение античного искусства“: географическое распределение памятников античного искусства и его „тектоника“ (архитектура, утварь, скульптура и ее различные материалы, живопись и ее подразделения), „формы пластического искусства“ (человеческая фигура — нагая и одетая), „сюжеты пластического искусства“ (мифологические, героические, жанр, портрет, живая и мертвая натура, пейзаж, орнамент). Такого полного, обстоятельного, стройного, увлекательно изложенного, основанного на тщательном изучении источников — и письменных и вещественных — и литераратѵры предмета изложения античной археологии, какое представляет собою „Руководство“ К. О. Мюллера, наука до тех пор не имела. Поэтому не удивительно, что появление „Руководства“ встречено было в ученых кругах с энтузиазмом. По книге К. О. Мюллера учились многие поколения и археологов и историков и филологов, к ней постоянно обращались за справками, из нее почерпали темы для специальных исследований. Можно утверждать, что книга К. О. Мюллера для своего времени имела такое же значение, какое, за 70 слишком лет до того, выпало на долю „Истории искусства древности“ Винкельмана, с тою, однако, разницею, что К. О. Мюллеру явилась возможность привлечь в сферу своего исследования значительно большее количество матерала, чем это было доступно для Винкельмана. Не только в настоящее время, но уже давно, даже в пору последнего издания „Руководства“, оно устарело: слишком большое приращение материала за последние 50—60 лет получила археология, а отчасти изменился, и в существенных пунктах, метод его исследования. Поэтому для справок книга К. О. Мюллера более не пригодна; тем не менее проштудировать ее [40]должен всякий археолог — так много поучительных, трезвых мыслей в книгу вложено, так систематически-стройно все рассуждения автора построены, с такою любовью к делу и с таким пониманием основных сторон его К. О. Мюллер подошел к своему заданию. В этом отношении все последующие попытки — о них речь впереди — дать общее руководство по археологии и в малой степени не могут итти в сравнение с тем, по истине замечательным, делом, какое выполнено было К. О. Мюллером, выполнено, для своего времени, блестяще. Что касается „Памятников античного искусства“ К. О. Мюллера, то это был, в сущности, первый учено-учебный атлас, по образцу которого стали создаваться последующие пособия этого рода (недостатком атласа К. О. Мюллера, не зависевшим, конечно, от его составителя, было то, что воспроизведения в нем памятников даны были не на основании неизвестных еще в то время фото-механических способов, а по рисункам, исполненным Эстерлеем). Отличительной чертой всей ученой деятельности К. О. Мюллера было то, что он, в равной мере, способен был уделять внимание как общему, так и частностям, что он умел мастерски схватить проблемы археологии в связной картине ее развития и, вместе с тем, с жаром отдаться изучению детальных вопросов. Ученый энтузиазм К. О. Мюллера и свел его преждевременно в могилу: при списывании надписей в Дельфах, под палящими лучами солнца, его постиг солнечный удар, вызвавший кратковременное заболевание, от которого К. О. Мюллер скончался в той стране, восторженным поклонником и глубоким знатоком прошлого которой он был[11].

Наряду с К. О. Мюллером главными представителями классической археологии в 40-х и 50-х г.г. XIX в. в Германии были Велькер (Fr. Welcker) и Отто Ян (Jahn). Велькер не обладал такими разносторонними дарованиями, как К. О. Мюллер, но он превосходил его более сильно развитым художественным чутьем и вкусом, уподобляясь в этом отношении Винкельману. Самою сильною стороной Велькера было уменье всесторонне и глубоко истолковывать памятники искусства с точки зрения их содержания, на основании внимательного изучения греческой мифологии. Главные работы Велькера об‘единены в пяти томах его „Alte Denkmäler“ (Гёттинген 1849—64; I т. фронтонные группы и иные греческие группы и статуи. II т. — Барельефы и резные камни. III т. — Картины на [41]греческих вазах. IV т. — Росписи Геркуланея и Помпеи. V т. — Статуи, барельефы и вазовые картины)[12]. В противоположность Велькеру, Отто Ян, отличавшийся разносторонними дарованиями (между прочим, занимался и новою литературою и историею музыки), был более склонен к разработке художественно-исторических и стилистических проблем, умел прекрасно ориентироваться в большом, иногда трудно обозримом материале, выделить из него наиболее существенное и на этом существенном дать исчерпывающее, ясное и тонкое объяснение того или иного вопроса. Ян был не только глубоким ученым, но, по отзывам лиц, учившихся у него в Боннском университете, и образцовым учителем[13].

Нужно быть справедливым: немецкая наука по классической археологии первой половины XIX в., блещущая такими именами, как Гергард, К. О. Мюллер, Велькер и Ян, имела руководящее значение и давала тон и направление ученым всех других национальностей. Она оказала, между прочим, сильное влияние и на французскую археологическую науку, многие из деятелей которых принадлежали к составу Института археологической корреспонденции. В числе их нужно отметить имена: исследователей ваз Ленормана и де-Витта (Ch. Lenormant et J. de Witte, Elite des monuments céramographiques. Matériaux pour l'histoire des religions et des moeurs de l'antiquité, 3 тт. Пар. 1844—58), герцога Люиня, составившего большое собрание ваз (H. D. de Luynes, Description de quelques vases peints étrusques, italiotes, siciliens et grecs, Пар. 1840), Рауль Рошетта (Raoul Rochette, Monuments inédits d'antiquité figurée grecque, étrusque et romaine, Пар. 1833). Для изучения памятников „grand art“, в особенности греческой скульптуры, чрезвычайно плодотворна была деятельность хранителя Лувра, графа Шарля Кларака (Clarac), который возымел впервые смелое намерение издать, в контурных рисунках, все наиболее достопримечательные в то время античные статуи и рельефы, с об‘яснительным к ним текстом (Musée de sculpture antique et moderne, 11 т.т., Пар. 1826—53).

Из английских ученых первой четверти XIX в. следует выделить Миллингена (J. Millingen), одного из основателей Римского Института; он издал много греческих расписных ваз, хранившихся в различных частных собраниях (Peintures antiques de vases grecs, Рим 1817; Ancient unedited monuments. Painted greek vases from collections in various countries principally in Great Britain, Лонд. [42]1822). В Италии продолжаемы были работы по каталогизации римских музеев (особенно важно было издание Museo Gregoriano, 1842), исследования Этрурии (Fr. Inghirami, Monumenti etruschi o di etrusco nome, 10 тт., Фьезоле 1821—26; Micali, Monumenti inéditi, 1821). Политическая обстановка — раз‘единение Италии — не могла благоприятствовать успешному развитию там археологических занятий.

В этом отношении в значительно более счастливом положении оказалась Греция, после того, как она, в результате освободительной войны (1821—33), избавилась от турецкого ига. Интерес к славному прошлому Греции пробудился тогда чрезвычайный, сначала среди иноземцев, потом среди самих греков. Уже в 1831 г. немецкий ученый Фридрих Тирш (Thiersch) приехал в Афины, завязал там тесные связи с местным населением, об‘ездил значительную часть Греции и начал даже небольшие раскопки в Дельфах. Систематическая археологическая работа в Греции началась, однако, со времени основания Греческого королевства, и первым деятелем здесь оказался немец, Людвиг Росс (Ross), назначенный генеральным эфором (инспектором) древностей. Недолго оставался Росс на своем посту, но успел сделать много: он расчистил афинский акрополь, произвел при этом несколько пробных раскопок, давших возможность уже тогда установить на нем несколько культурных слоев, восстановил на акрополе храм Победы, собрал и опубликовал много надписей, издал па греческом языке „Руководство“ К. О. Мюллера, наконец, предпринял ряд путешествий по Греции, по островам Архипелага, описание которых и по сие время читается с захватывающим интересом (Reisen und Reiserouten in Griechenland, 1841; Inselreisen, 1840—52; перепечатано в I т. „Klassiker der Archäologie“, Галле 1912—13). Росс был первым профессором археологии в только что основанном тогда Афинском университете. Его коллега, профессор латинской филологии, Удьрихс (Ulrichs), предпринял путешествие по Средней Греции и подготовил почву для последующих исследований в Дельфах (Reisen und Forschungen in Griechenland, 1840).

Со времени освобождения Греции путешествия по ней европейских ученых участились, что̀ неизбежно должно было повести к археологическому изучению прошлого Греции. Эрнст Курциус (Curtius), в середине XIX века, совершил путешествие по южной Греции, описание которого дано им в его классическом труде „Peloponnesos“ (2 тт., Лпц. 1851—2). Несколько позже Конце (A. Conze) посетил острова Фракийского моря, т.-е. северной части Архипелага (Reise auf den Inseln des thrakischen Meeres, Ганновер 1860). Из археологических путешествий, предпринятых французами, [43]особенно богатые результаты дало путешествие, предпринятое в 40-х г.г. XIX века, энергичным Леба (Lebas), который привлек в сферу своих интересов не только Грецию, но и Малую Азию, причем ему удалось собрать много неизвестных до тех пор надписей (Voyage archéologique en Grèce et en Asie Mineure, Париж 1847—48; продолжение этого труда появилось позже, в обработке Фукара и Ваддингтона).

В 50-х и 60-х г.г. продолжались археологические исследования отдельных областей и местностей Малой Азии французскими и английскими учеными. Перро и его спутники исследовали Галатию, Вифинию и отчасти другие области[14], Ланглуа—Киликию[15], Феллоус—Ликию[16], Ньютон—Галикарнасс и Книд[17].

Мало-по-малу взоры ученых стали обращаться и на более отдаленные страны Востока — Месопотамию и Персию. Еще в первые десятилетия XIX века английские путешественники открыли развалины Ниневии на Тигре (на месте теп. Куюнджика), тщательно исследованные в описываемое нами время Лэярдом[18]. Французы производили раскопки вблизи Хорсабада[19].

В 40-х г.г., по почину французского министерства иностранных дел, предпринято было большое путешествие в Персию Фландэном и Костом, давшими в своем описании воспроизведения памятников не только древней, но и новой Персии[20]. Было определено положение и общий план Персеполя и его дворцов, найдены интересные скульптуры, реконструирована тронная зала Ахеменидов. Палестина, в виду ее особого для христианского мира значения, с давних пор привлекала к себе внимание путешественников. На научную почву археологическое исследование Св. Земли встало с тех пор, как ее посетил, в конце 30-х годов, американец Робинсон, оставивший дневник своего путешествия, в особенности же когда было учреждено международное специальное общество для исследования Палестины. Palestine Exploration Fund[21]. Были исследованы и [44]сопредельные с нею страны: Финикия, по почину Наполеона III, снарядившего туда экспедицию, с Ренаном во главе[22], и Сирия, где путешествовал Вогюэ[23]. Для археологии восточной части Малой Азии и прилегающих к ней областей Кавказа и Персии продолжали оставаться руководящими многотомные труды Тексье[24].

На африканском побережье преимущественное внимание археологов продолжал привлекать Египет. За тоскано-французской экспедицией, в конце 20-х годов, под руководством Розеллини[25], последовала, в 40-х г.г., большая прусская экспедиция, под руководством Лепсиуса[26], затем экспедиция Бругша и Дюмихена[27]. Наряду с немцами, работал в Египте француз Мариетт, открывший Серапеум в Мемфисе[28]. При всех этих работах исследователи не ограничивались только древне-египетскими памятниками; они привлекали, наряду с ними, памятники и Египта греко-римского и Египта христианского. В соседней с Египтом Киренаике, после Пашо[29], путешествовали Смис и Порчер[30].

Так расширялись все более и более археологические горизонты. Италия, Греция, острова Архипелага, Малая Азия, страны ближнего Востока и сопредельные с ними области постепенно входят в круг научного исследования. Изучаются вопросы топографии; регистрируются, описываются, издаются памятники искусства и старины, самого разнообразного содержания и происхождения. Материал растет и растет. Его изучают не только ученые; им заинтересовываются также и художники.

Знакомство с памятниками архитектуры, созданными в период процветания греческого искусства, привлекло к ним внимание архитекторов-практиков и заставило последних обратиться к рассмотрению многих вопросов из истории античного зодчества, как специального, так и общего характера. В этом отношении особую важность представляют исследования Гитторфа об архитектурной [45]полихромии, прослеженной им на сицилийских памятниках (J. Hittorff et. L. Zanth, L'architecture antique de la Sicile ou Recueil des plus intéressants moments d'architecture des villes et des lieux les plus remarquables de la Sicile ancienne, Пар. 1827 сл.). Ту же задачу поставил себе Земпер в отношении афинских сооружений (G. Semper, Die Anwendung der Farben in der Architektur und Plastik, Дрезден 1836)[31]. Вопросу о так называемых курватурах в греческой архитектуре посвящено изданное „Обществом дидеттантов“ исследование английского архитектора Пенрозе (Fr. Cr. Penrose, An investigation of the principles of athenian architecture, Лонд. 1851). В середине века появилось и первое руководящее сочинение по греческой архитектуре, долгое время остававшееся незаменимым, Карла Бёттихера (К. Bötticher, Die Tektonik der Hellenen, 2 тт., Подтсдам, 1852; 2 изд., Берлин 1874—81; в 1-м томе дается изложение так называемых ордеров — дорийского, ионийского и коринфского; во 2-м — конструкция и убранство греческого храма).

Вместе с тем все яснее и яснее стала созревать необходимость, для более успешного проведения археологических исследований и занятий, пользоваться не только знаниями отдельных лиц, но и об‘единить разрозненные археологические силы в более или менее обширные организации. Среди последних, первое место принадлежало, конечно, римскому „Институту Археологической Корреспонденции“. Наряду с ними, возникают, однако, и иные организации, правда не столь обширного размера. В Афинах, уже в 1846 г., открыта была для французских стипендиатов-археологов „Французская школа“ (Ecole française d'Athènes), к которой позже, в 1875 г., присоединилась такая же школа в Риме. Археологические проблемы служат предметом занятий академий и археологических обществ. Последние очень часто возникали для обслуживания местных археологических нужд. Таковыми были, напр., Боннское археологическое общество для исследования рейнских древностей (Verein von Altertumsfreunden in Rheinlahde, с 1842 г.), Цюрихское археологическое общество (Züricher antiquarische Gesellschaft, также с 1842 г.), Британское археологическое общество (Britisch archaeological Association), Датское общество для северной археологии (основано в 1812 г), Археологическое общество (Άρχαιολογικὴ Εταιρεία) в Афинах и т. д. и т. д. Растут и развиваются музеи, большие и малые, с общим и специальным назначением. Наконец, появляются периодические издания, посвященные специально [46]археологии (наряду с упомянутой выше „Archäologische Zeitung“, нужно, в особенности, отметить начавшее выходить с 1843 г. „Revue archéoogique“). Можно сказать, к 70-м годам XIX в. археология, в особенности, классическая, вполне созрела, как наука. Для ее дальнейших успехов трудами предшествующих поколений сделано было так много и в количественном и в качественном отношениях, что ее грядущее развитие могло считаться обеспеченным прочно и надежно.

Примечания

править
  1. С этого второго издания имеется русский перевод книги под редакцией Вл. К. Мальмберга: Ад. Михаэлис, Художественно-археологические открытия за сто лет, М. 1913.
  2. Отчасти, но только отчасти, с содержанием книги Михаэлиса совпадает живо написанная книга Ш. Диля (Ch. Diehl) „Excursions archéologique» en Grèce“, имеющаяся и в русском переводе („По Греции“, М. 1913). Краткие обзоры важнейших археологических открытий в Греции и М. Азии за последнне десятилетия см. у А. А. Павловского „Значение и успехи классической археологии“ (Зап. Новороссийск, унив. 57) и Вл. К. Мальмберга „Успехи современной археологии“ (Зап. Юрьевск. унив. 1896). История раскопок в Риме подробно изложена в труде Ланчани (R. Lanciani), Storia degli scavi di Roma, 4 тт., Рим 1902—13.
  3. E. Dodwell, A classical and topographical tour through Greece, 2 тт. Лонд. 1819; Views in Greece, Лонд. 1821.
  4. Немецкий перевод труда Лика „Topographie Athens“, 2 издание, Цюрих 1844.
  5. Результаты Морейской экспедиции опубликованы Блуэ (Abol Blouet) в 3 тт. роскошного издания „Expedition scientifique de Morée. Architecture, sculptures, inscriptions et vues du Peloponnèse, de Cyclades et de l'Attique,“ Париж 1831—38.
  6. Превосходную биографию Цоэги, чтение которой, помимо пользы, может доставить большое удовольствие, написал его ученик, Велькер (Welcker) „Zoegas Leben“, Штуттгарт и Тюбинген 1819; перепечатано в серии „Klassiker der Archäologie“, т. II, Галле 1912; в книгу вошла почти вся переписка Цоэги и обозрение и оценка всего оставшегося после него ученого наследия.
  7. Главный труд, Гергарда: Auserlesene griechishe Vasenbilder, hauptsächlich etruskischen Fundorts, Берл. 1840—58, 4 тт. I т. Götterbilder, II т. Heroenbilder, III т. — Heroenbilder, meistens homerisch, IV т. — griechisches Alltagsleben.
  8. Etruskische Spiegel, 4 тт., 5-й в обработке A. Klügmann'a и G., Körte, Берл. 1843—93. Биографию Гергарда составил его ученик, Ян (О. Jahn), Eduard Gerhard, Берл. 1868
  9. По образцу „Берлинских Винкельманновских программ“ позже, с 70-х г.г., стали издаваться „Hallesche Winckelmannsprogramme“ при участии сначала Гейдемана (H, Heydemann), затем Роберта (К. Robert).
  10. История Института за первые 50 лет его существования составлена Михаэлисом (Ad. Michaelis), Geschichte des Deutschen Archäologischen Instituts, Берл. 1879 (тоже на итальянском языке, Рим 1879).
  11. Мелкие „Kunstarchäologische Werke“ К. О. Мюллера изданы в Ярославле в 1872—73 г.г. Его биография, написанная его братом, Эдуардом, приложена к I т. собрания „Kleine deutsche Schriften“ (Ярославль 1847—8). См. также O. und E. Kern, K. O. Müller. Lebensbild in Briefen an seine Eltern mit dem Tagebuch seiner italienisch-griechischen Reise, Берл. 1908 — увлекательная, своего рода, автобиография К. О. Мюллера по его интимным письмам и дневнику.
  12. Биография Велькера — R. Kekulé, Das Leben Fr. G. Welckers, 1880.
  13. Биография Яна: Ad Michaelis — E. Petersen. Otto Jahn, ein Lebensbild in Briefen 1913. Самое известное сочинение Яна, изданное после его смерти Михаэлисом: Griechische Bilderchroniken, Бонн 1873.
  14. G. Perrot, E. Guillaume et J. Delbet. Exploration archéologique de la Galatie et de la Bithynie, d'une partie de la Musie, de la Phrygie, de la Cappadoce et du Pont, 2 тт., Пар. 1862—72.
  15. V. Langlois, Voyage dans les montagnes du Taurus, Пар. 1861.
  16. Ch. Fellows, An account of discoveries in Lycia, Лонд. 1841.
  17. C. F. Newton and R. P. Pullan. A history of discoveries at Halicarnussus, Chidus and Branchidae, 3 тт., Лонд. 1862—3.
  18. A. H. Layard. The monuments of Nineveh, Лонд. 1853; Second series of the monuments of Nineveh. Лонд. 1873: Nineveh und its remains, 2 тт., 6 изд. Лонд. 1854.
  19. P. E. Botta et F. Flandin, Monuments de Ninive, 5 тт., Пар. 1849—50. V. Place, Ninive et l'Assyrie, 3 тт., Пар. 1867.
  20. E. Flandin et P. Coste, Voyage en Perse, 6 тт.
  21. См. также M. de Vogué, Les églises de la Terre Sainte, Пар. 1860. E. Pierotti, Jerusalem explored, 2 тт., Лонд. 1864.
  22. R. Renan, Mission de Phénicie, 2 тт., Пар. 1864.
  23. M. de Vogue. Syrie centrale. Architecture civile et religieuse du I au VII siècle, 2 тт., Пар. 1865—77.
  24. Ch. Texier. Description de l'Asie Mineure, 6 тт., Пар. 1839—49; Description de l'Arménie, la Perse et la Mésopotamie, 2 тт., Пар. 1842—52.
  25. Ipp. Rosellini, I monumenti dell' Egitto et della Nubia, 8 тт., Пиза 1832—44.
  26. C. R. Lepsius, Denkmäler aus Aegypten und Aephiopien, 13 тт., Берл. 1849.
  27. H. Brugsch, Reiseberichte aus Aegypten, Лпц. 1855. Joh. Dümichen, Resultate der… nach Aegypten entsendeten archäologisch—photographischen Expedition, Берл. 1869.
  28. A. Mariette, Le Sérapeum de Memphis, Пар. 1857.
  29. J. R. Pacho, Relation d'un voyage dans la Marmarique et la Cyrénaïquo, 2 тт., Пар. 1827.
  30. R. M. Smith and Porcher, History of the recent discoveries at Cyrene, Лонд. 1864.
  31. Земперу же принадлежит, появившееся позже, классическое сочинение, общего характера, о стиле (Der Stil in den technischen und tektonischen Künsten oder praktische Aesthetik, 1 изд. Франкфуфт-на-Майне 1860; 2 изд. Мюнхен 1878).