М. Н. Катков
Ватиканское кощунство над памятью славянских первоучителей
править
Что может быть лживее и кощунственнее польско-ватиканской игры памятью славянских апостолов Кирилла и Мефодия? Дело их было постоянно гонимо Римом. Мефодий был едва не отлучен от церкви папой за то, что он и брат его призвали славянский язык к славословию Бога. Тысячелетие протекло с тех пор. Посев обоих братьев взошел, но не для Запада, который тогда откололся от Востока. Посев обоих братьев взошел на Востоке, и именно в русском народе, где главным образом утвердилась Православная Церковь, и Православная Церковь изначала чествует обоих братьев равноапостольными. В недавнее время оба святые брата вспомнились в заглохших народностях славянских, и в них почувствовалось некоторое оживление. Хоругвь Мефодия стала как бы символом духовного единения славян. И вот когда это почувствовалось во всех концах славянского мира, обнаружилось в нем тяготение на Восток и к России. Славянский съезд в Москве в 1867 году всполошил врагов православия и России. Вскоре придуман был изумительный по своей наглости способ попытаться обессилить значение обоих славянских апостолов. Продолжать откровенно проклинать их значило бы усилить их значение на Востоке и способствовать тяготению славянских народностей к их знамени, которое свободно и торжественно развевается в России. Придумано было, напротив, отверженных римскою церковью славянских апостолов вдруг усвоить ей и канонизировать. Значит ли это, что непогрешимый владыка Ватикана сознал свой грех и благословил дело, которое проклиналось в Риме в течение тысячелетия? Значит ли это, что Западная Церковь сближается с Восточною, начинает чтить ее святыни, входить в ее систему, проникаться ее духом? Нет, это только кощунственная игра святыней в надежде обмануть народы, еще откликающиеся на имена Кирилла и Мефодия и отнять у православия и России великий символ, который в их обладании может стать опасным для их врагов. Рим не признает и теперь великого дела, совершенного обоими братьями; но тем не менее, с благословения папы и усердием польских слуг его, был затеян юбилей памяти св. Мефодия в австрийских пределах, в Велеграде, месте, где он терпел гонение, — затеян с тем, чтобы приманить славян под чуждое и враждебное им знамя. Интрига была посрамлена, но послушайте, как толкует о Мефодиевском празднике газета «Pesther Lloyd», официозный орган нынешнего венгерского правительства.
Вожаки панславистской пропаганды отнюдь не виновны в том, что задуманное ими торжество не удалось; они честно старались о моральном воссоединении всех славянских племен под Московским знаменем. Официальная Россия, со своей стороны, затеяла великолепные празднества по случая предстоявшего зачисления славянских апостолов в сонм святых (каково!), надеясь создать для славянского Mipa повод к паломничеству к берегам Невы на поклонение новой святыне. Но ожидавшиеся гости не прибыли, а явились лишь несколько благочестивых черногорцев, хорошо знакомых со звоном рубля, да два-три недовольные вроде Ристича, у которых на устах были фразистые речи, а в душе только желание полакомиться на обильных банкетах, да, пожалуй, еще пара словаков, вот и все завоевания, которые сделал Св. Синод. Вообще весь ход празднеств доказал, что русский патриархат (sic) потерял всякое нравственное влияние на славян, не принадлежащих к Восточной Церкви. Конечно, и болгары в Восточной Румелии, и сербы короля Милана поспешили торжественно отпраздновать окончание тысячелетия со времени приобщения славян к христианству и дарования им их языка; в этом праздновании участвовали там и органы государственной власти, придав ему некоторым образом характер политический; но наши сербские соседи поспешили при этом случае отречься от какой бы то ни было солидарности с Россией, кроме общей их веры, и полная отставка, которою встретили возвратившегося из Петербурга Ристича, доказывает, насколько сербское правительство желает недвусмысленно выяснить свои отношения к русскому. Затем нельзя не упомянуть о примерном образе действий венгерских сербов, который они проявили в данном случае благодаря геройской инициативе карловицкого патриарха Анджелича, не удостоив никакого внимания канонизацию Кирилла и Мефодия, предпринятую русским Синодом.
Возможно ли лгать, или, точнее, врать с большею наглостью? С неимоверным бесстыдством приписано русскому правительству и Синоду Русской Церкви то, что на глазах у всех творила папская интрига с помощью австро-венгерских властей. В Пеште не может быть неизвестно, что Кирилл и Мефодий искони причислены Русскою Церковью к лику святых; что она ежегодно творит о них память и что к тысячелетию памяти Мефодия никакой панславистской агитации в России не делалось, никаких славян в Москву или на берега Невы не призывалось и что попытка эта делалась, напротив, в Австрии.
И вот еще на этих днях получили мы странную телеграмму без подписи о каком-то предполагаемом в Австрии всеславянском издании, якобы для соединения всех славян под одно знамя. Творится дело нечестия и обмана, и тут же приписывается именно тем, против кого оно задумано. Это еще более глупо, чем злонамеренно. Но курьезнее всего хвалебный отзыв о герое Анджеличе, этом якобы православном горе-патриархе, который не удостоил никакого внимания канонизацию Кирилла и Мефодия, якобы предпринятую русским Синодом. Хорош этот православный патриарх, который не знает, что Православная Церковь изначала Кирилла и Мефодия чтит святыми и который приписал папскую канонизацию русскому Синоду. Хороша и похвала ему. Это явствует из следующего.
Кроме г. Ристича, приехавшего ко дню празднества из Сербии, в Россию прибыли к тому времени еще человек десять славян из австрийских земель, которым тяжко было оставаться на родине, где духовное торжество, как чествование памяти славянских первоучителей, превратилось в пропаганду латинства усилиями львовского митрополита Сембратовича. В Петербурге и Киеве эти гости были приняты радушно, хотя их никто не звал к нам, и вот этот радушный прием чуть не навлек на них обвинения в государственной измене. По возвращении из России их встретили дома, в Галиции, допросами и угрозами привлечь к уголовной ответственности. Началось следствие, прекращенное лишь потому, что австро-польская прокуратура не отыскала в своем уголовном кодексе статьи, под которую можно бы было подвести их мнимое преступление. Их, однако, не освободили от взыскания, но передали их дело на рассмотрение полицейской власти, которая открыла какое-то устарелое узаконение, наказующее арестом самовольное, хотя и кратковременное, оставление отечества. (См. «Последнюю почту» в № 168 «Моск. Вед.».) При этом было забыто, что все провинившиеся отправились в Россию, снабженные законными паспортами, ибо без таковых наши пограничные власти не разрешили бы им переход границы, что донесение наместника Галиции, будто эти лица поехали в Россию без разрешения, опровергнуто было в свое время австро-венгерским послом в Петербурге графом Волькенштейном, писавшим в Вену, что по собранным им сведениям все приехавшие из Галиции предъявили не только правильные, но и визированные паспорта.
Не только ехавшие в Галицию, но и те русские галичане, которые, сидя дома, посылали в Петербург поздравительные телеграммы ко дню празднования, привлечены были к ответу за текст этих телеграмм. Куриозно то, что начальника львовской полиции в особенности смутила следующая фраза, встретившаяся в одной телеграмме: «Молим Бога, — сказано в ней, — Царя Царствующих об единении всех славян». Какой-то усердный поляк объяснил эти слова таким образом: «Молим Царя о воссоединении славян».
Насколько искренно было признание римским папой и его агнцами первоучителей славянских святыми римско-католической церкви, показывает следующий пример отношения одного из церковных дигнитатов католицизма в Галиции к памяти этих святых. В газете «Новый Пролом» сообщается, что по распоряжению сеньора Ставропигийского института доктора Исидора Шараневича из бурсы при этом Институте выброшена икона свв. Кирилла и Мефодия, «чтоб она не вводила во искушение воспитанников бурсы». Не худо заметить, что Шараневич состоит почетным членом Киевского университета.
Впервые опубликовано: «Московские ведомости». 1885. Июнь, 28. № 177.