Ван-Дик (*)
правитьВан-Дик был учеником, другом и совместником Рубенса. Его картины исторические, которых главное достоинство состоит в изяществе красок, в согласии, в движении и выразительности, одни приобрели бы творцу своему великую славу; истину сего доказывают его произведения, хранящиеся в Музеуме, а особливо картина Св. Мартен и так называемая Мать сострадания, два мастерские образца силы, богатства и согласия живописного тона. Но он более занимался писанием портретов, удивительных произведений кисти его, и в сем роде искусства, утвердившем и распространившем славу его, имел весьма немногих соперников. Без сомнения, талант чрезвычайный и единственный писать портреты, заставил его исключительно заниматься сим родом живописи, так что, за множеством работ, ему не оставалось времени на другие упражнения. Ван-Дик, пробегая славное поприще свое, пожинал лавры и сокровища.
Достоинство кисти его состоит: в совершенстве краски, в легкой и остроумной замашке, в расположении света и тени, расположении тем более удивительном, что скрыто искусство живописца; но главная, отличительнейшая черта есть — соединение пленяющей приятности с убедительною разительностью. Кажется, в начертанных им лицах видите героев, которых поэты представляют нам кроткими, чувствительными, сострадательными среди семейства и страшными на поле брани. Он получил первые понятия об изяществе колорита и к ним навык в школе Рубенсовой; в Венеции трудился над усовершенствованием того и другого; созерцание натуры увенчало подвиг его блестящими успехами.
Рубенс чувствовал во всей силе поэзию красок; Ван-Дик лучше обнял умом своим истину и тонкость. Упражнение в списывании портретов необходимо требует напряженного внимания, глубоких изысканий, чтобы достигнуть до точки совершенства в подражании цветам (couleur) изображаемых предметов; чем прилежнее кто старается писать с натуры, тем более глаза его приучаются к истинной гармонии. Историческая живопись не требует столь строгой точности. Рисовка Ван-Дика отличается огнем[1] и правильностью. Он не имеет Рубенсовой силы, не имеет его величия в характере, но превосходит его правильностью. Ван-Дик удивительным образом рисовал портреты; никогда кисть его не производила головы без ума, без жизни, без величественной наружности. Один Тициан может спорить с ним в портретной живописи; оба они изобилуют красотами, но в разных видах, и сие различие происходит от разности их моделей. Тициан изображал итальянцев с величественными лицами, на которых цветет здоровье; оттого и картины его величественнее, важнее, суровее, нежели портреты его соперника. Напротив того Ван-Дик почти всегда писал с фламандцев и англичан, которых цвет лица живее и нежнее; от того колорит его ярче, свежее, разнообразнее, нежели на картинах Тициановых.
Портреты Ван-Диковы осиротев, лишась родственников, никогда не лишаются друзей, никогда не имеют в них недостатка. Переселившись из чертогов в купеческие магазины, они находят толпу любителей, которые — не заботясь, похожи ли они на тех, с кого писаны — наперерыв стараются достать их в свои руки, и охотно платят за них большие денежные суммы. Какая разница между ими и портретами высокородных, оставшихся без потомства, прародителей! Сии изображения, быв извлеченными из древних замков — где долгое время благоговели пред их знатностью — в готическом наряде своем являются на наших улицах и набережных, переносят дождь и ветер, и часто умирают для света, не дождавшись щедрого для себя охотника, несмотря на то, что их отдали бы за низкую цену.
Весьма удивительна разность в денежных суммах, платимых охотниками за портреты Ван-Диковы и за большую часть произведений других живописцев, а особливо Ригода. Кажется, разность талантов не соответствует соразмерности в деньгах. Постараемся отыскать причину тому; главнейшие суть две — превосходство одного перед другим в красках и в расположении света и тени. Головы Ригода, будучи окружены принадлежностями блестящими, не сильно поражают зрителя; самые вычеты его, в рассуждении отделки подробностей, не всегда точны, и главные их части не имеют того действия, какое им надлежало бы иметь. Но в портретах Ван-Диковых голова господствует надо всеми частями; поле, одежда и другие принадлежности отделаны с искусством, но голова привлекает к себе взоры каждого; самые руки, с прекрасными формами, с прекрасным цветом занимают только второе место в картине. Взглянув на голову, увидите все торжество искусства; увидите то, что в самой натуре заставляет смотреть на себя с первого раза. Ван-Дик умел лучше, нежели Ригод, пользоваться теми минутами, в которые удобнее и с большею точностью подражают истине — сими счастливыми минутами, когда, така сказать, натура встречается с душою художника на конце его кисти. Картины Ригода отработаны прилежнее; Ван-Диковы — совершеннее. Портреты Ригодовы прекрасны; Ван-Диковы — живы. Еще к тому должно прибавить, что Ван-Диковы костюмы гораздо приятнее, гораздо приличнее самому искусству, нежели одежда, в которую французский художник наряжал свои лица; а особливо огромные парики придают смешной вид его портретам; от того картины Ригода не во многих кабинетах находятся.
В Музеуме хранится множество славнейших изображений Ван-Диковых, между которыми почитается чудом искусства портрет Жана Ришардо, президента тайного совета в Нидерландах. Мог ли сам Ришардо иметь такую выразительность! — Одна из лучших картин его есть так называемая Обет Деве Марии (ex voto a la Vierge), богатое и согласное соединение исторической живописи с портретною; на ней представлены лица самые разительные, самые живые, какие когда-либо искусство производило. Ни в чем нет столько ума, жара, прелестей, как в головах, выгравированных Ван-Диком, посредством крепкой водки; ни в чем столько не видно его чувства тонкого, нежного, пламенного, как в сих произведениях пленяющих, легких, — но образцовых.
Живопись портретная останется в употреблении долее, нежели всякая другая; она переживет господствующую страсть к живописи. Будет время, когда перестанут восхищаться прекрасными картинами; но никогда не перестанут чувствовать удовольствие, смотря на образ человека любимого. Если время и происшествия когда-нибудь истребят художества и следов их не оставят в мире; они воскреснут в портретах: любовь снова даст им бытие. Портретами доказывать можно превосходство живописи перед поэзиею; старшая сестра должна уступить младшей преимущество в подражании натуре. Поэзия трогает песнями и описаниями; одна живопись дает видеть натуру. Сие искусство благодетельное, назло гнусному корыстолюбию и тиранству, соединяет нас с предметами любви нашей; ни пространные моря, ни железные заклепы, ни жестокие мучители не могут нас разлучить с образом милой подруги; сама смерть не в силах у нас совсем отнять существа, любезные сердцу. Мать, потерявшая сына, терзаемая горестью, не требует пения поэзии; нет! никакая поэзия не выразит ее чувствований! Она прибегает с просьбой к живописи, молит о возвращении своего сына — и благотворное искусство часто возвращает ей образ, сокрывшийся навеки от смертных.
Нетрудно понять, что Ван-Дик, обладая бесценным даром живописать портреты, снискал всеобщую любовь и пользовался отличным уважением тех, которые имели в нем нужду. Он приобрел великую славу и богатство; но, увы! судьба дорого продает свои благодеяния! Ван-Дик умер на сороковом году, ослабев от беспрестанных трудов и напряжения. Но сии труды были торжеством искусства, были источником наслаждений.
Телассон Ж. Ж. Ван-Дик: Из Монитера / Телассон // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 21, № 11. — С. 197-204.
- ↑ Переводивший сию статью, при всем старании своем, не мог обойтись без смелых метафор; впрочем это не есть руководство для начинающих учиться живописи, но статья, писанная для занятия светских читателей. Изд.