А. Ч-ва.
Вадас
править
Три рассказика для детей. Издание «Посредника». Москва. 1910.
Была у моего приятеля собака из породы гончих; звали ее Вадас. Цвета она была темно-рыжего, с толстыми неуклюжими ногами и с глубокими морщинами на морде, которые собирались в густые складки, когда собака была сердита. Вадас был уже очень стар и нрава очень степенного и серьезного; он давно уже перестал шалить и резвиться; другие собаки, живущие в том же дворе, его побаивались и уступали ему во всем. А собак у моего приятеля было очень много, так как он был охотник и держал поэтому много гончих и борзых. Каждый день в полдень, как только заиграет рожок на дворе, так все собаки со всех ног бегут к тому месту, где стояло большое корыто с приготовленным для них кормом.
Вот один раз как-то собрались все собаки около корыта, и как только им разрешили есть, и они хотели-было сунуться мордами в еду, как вдруг Вадас поднял морду, заворчал и опрометью бросился бежать куда-то прямо в лес.
— Что это значит? Куда убежал Вадас? — громко спросила хозяйка, которая тоже пришла посмотреть, как кормят собак.
Да уж недаром, верно, — отвечал егерь; — он зря не побежит: собака умная.
— Так отгоните собак, не давайте им есть, пока не вернется Вадас, а то они все поедят, ему ничего не останется.
Хозяйка очень любила Вадаса, так как он был у них самой старой и самой умной собакой.
Вдруг, видим мы, идет Вадас назад, не торопясь, а с ним еще одна собака. Боже мой, какая несчастная, жалкая, худая собака! Плетется она еле-еле, ноги едва передвигая, робко озирается и виляет хвостом.
— А ведь это собака покойного лесничего, — сказал егерь. — Бедняга, видно, с голоду пропадает с тех пор, как хозяин-то ее помер!
— Неужели это Вадас бегал за ней? — спросила хозяйка. — Ну-ка, посмотрим, что он будет делать.
Так как мы заметили, что собака, которую вел Вадас, побаивается нас, то все мы отошли немного в сторону и оттуда стали наблюдать, как подходили обе собаки. Уморительно и трогательно было смотреть на Вадаса, как он то забежит вперед, то вернется назад к собаке, то зайдет с одной стороны, то с другой — и трется своей мордой об нее, и хвостом помахивает, и как-то ласково, ободрительно визжит, будто хочет сказать: «Иди, иди, не бойся!»
Лишь только голодная собака почуяла запах съестного, она вытянула морду, стала обнюхивать воздух и прибавила шагу. Вот они подошли к корыту, и чужая собака в нерешимости остановилась, а Вадас подталкивал ее под бок и слегка ворчал, будто говорил: «Ну, глупая, ешь, не бойся!» и сам опустил морду в корыто для примера: «Ну, давай, что ль, вместе!» Тогда и голодная гостья его тоже сунулась в корыто и сейчас же стала с жадностью чавкать и глотать пищу. Другие собаки с визгом и воем тоже рванулись к еде, но не тут-то было! Вадас так грозно на них зарычал, что они сразу все остановились, а он сердито обошел кругом всего корыта и, отогнав всех собак подальше от него, остановился около своей подруги, поднял морду, задрал хвост, как палку, и стоял неподвижно, как вкопанный, и строго и важно поглядывал кругом. Наконец гостья его, видно, уж утолила свой первый голод, подняла голову и с удовольствием стала облизываться. Тогда и Вадас сам приступил к еде и уж ничего не имел против того, что и другие собаки ринулись со всех ног к корыту и принялись с жадностью за еду, которую им так долго пришлось ждать, может-быть, первый раз в жизни.
Когда они кончили, хозяйка подозвала к себе Вадаса и с умилением ласкала добрую собаку.
— Вадас, милый, хороший мой Вадас, — говорила она, — ты лучше, добрее нас, людей! — И она взглянула на нас всех и прибавила: — Как стыдно, что никто из нас раньше не сделал того же, что и Вадас: Никто из нас не вспомнил об этой несчастной собаке! Мы непременно должны оставить ее у себя и кормить хорошенько, чтобы она поправилась. Смотрите, какая она жалкая!
И хозяйка подошла к ней и приласкала ее, а Вадас радостно вертелся около них и лизал руки хозяйки, будто благодарил ее за сочувствие.
С тех пор собака эта осталась жить в этом дворе до конца своей жизни, и Вадас всегда защищал ее от других собак, которые пытались ее обижать на первых порах.
Но прожила она не долго, всего несколько месяцев, так как, видимо, была уже очень стара и слаба. Когда она умерла, Вадас целый день просидел около ее тела и не позволял ее трогать, а потом, после ее похорон, часто приходил на место, где ее закопали, садился около и выл жалобно.