М. М. Морозов
правитьБэкон
правитьИстория английской литературы. Том I. Выпуск первый.
М.-Л., Издательство Академии Наук СССР, 1943
Академия наук Союза ССР.
Институт мировой литературы имени А. М. Горького
Под редакцией
Проф. М. П. Алексеева, проф. И. И. Анисимова, проф. А. К. Дживелегова, А. А. Елистратовой, чл.-корр. АН СССР В. М. Жирмунского, проф. М. М. Морозова
Величайшим английским мыслителем времен Возрождения был философ-материалист Фрэнсис Бэкон.
Фрэнсис Бэкон (Francis Bacon, 1561—1626 гг.) родился в семье, принадлежавшей к влиятельной новой знати; хотя дед его еще пас овец, отец занимал при королеве Елизавете пост лорда хранителя печати. Двенадцатилетним подростком Бэкон поступил в Кембриджский университет, откуда вынес непобедимое отвращение к средневековой схоластике. В 1576 г. он был послан во Францию в свите английского посланника и оставался там до 1579 г., до смерти отца.
Младший сын в семье, лишенный, следовательно, по английским законам почти всяких прав на отцовское наследство, Бэкон принужден был заботиться о получении какой-либо должности. В 1582 г. он получил звание адвоката, а в 1584 г. был избран депутатом в палату общин, где примкнул к оппозиции. Его выступление против огораживания полей и широко раздаваемых королевой Елизаветой монополий было, вероятно, одной из главных причин той медленности, с какою совершалась его служебная карьера в царствование Елизаветы.
Вскоре, однако, обстоятельства изменились. Со смертью старшего брата к Бэкону перешло значительное состояние. Новый король, Яков I, приблизил к себе Бэкона, который, быстро продвигаясь вверх по бюрократической лестнице, достиг ее вершины, будучи назначен лордом-канцлером (1618 г.) и получив титул барона Верулама (1618 г.) и виконта Сент-Альбана (1621 г.). Высокие государственные должности препятствовали занятиям философией, которой с молодости увлекался Бэкон; однако именно тогда в 1620 г. — он написал свое основное произведение — «Новый Органон».
Шли последние десятилетия кануна буржуазной революции. Первые же вспышки обострившейся политической борьбы вскрыли некоторые неблаговидные стороны деятельности лорда-канцлера Бэкона. Новый парламент 1621 г. выдвинул против него обвинение в злоупотреблениях и взяточничестве. Желая как можно скорее погасить начинавшийся пожар, Яков I решил пожертвовать Бэконом. Он был отрешен от должности, предан суду и приговорен к тюремному заключению с уплатой 40 тысяч фунтов штрафа. План Якова I удался; оппозиционное настроение пошло на убыль, и вскоре Бэкон не только был освобожден из тюрьмы, но и вознагражден пенсией. Он получил возможность продолжать философские занятия, но силы его были уже надломлены; он умер в 1626 г., простудившись во время одного опыта.
Неудовлетворенный схоластической средневековой наукой, Бэкон поставил себе задачу найти метод, который позволил бы совершать новые открытия и создать новую философию; он решил, говоря его собственными словами, «восстановить достоинство науки». Главная задуманная им работа так и называется «Великое восстановление наук» (Instauratio magna scientiarum). Частью этого широко задуманного философского труда, который Бэкону так и не удалось закончить, был знаменитый «Новый Органон» (Novum Organum, 1620 г.), написанный, как и большинство философских сочинений Бэкона, на латинском языке.
Бэкон развертывает здесь грандиозную перспективу неисчерпаемых возможностей, открытых человечеству в области науки и научного овладения миром. Он хочет снести те «роковые пограничные столбы», которыми до тех пор замыкалось поле деятельности научного мышления. Люди, по мнению Бэкона, «не знают вполне ни своих богатств, ни своих сил». Но, чтобы человечество смогло «воспользоваться своими правами на природу», «необходимо открыть человеческому разуму новую дорогу».
Средневековая схоластика, догматика, рабское преклонение перед авторитетами, — все это отвергается Бэконом. Он хочет прежде всего — освободить человека от всех бесчисленных заблуждений, предрассудков, суеверий и самообманов, которые сковывают и порабощают его мысль. В этом сонмище ложных «идолов» или «призраков» Бэкон различает: «идолы племени» — заблуждения, присущие всему человеческому роду; «идолы пещеры» — заблуждения, свойственные отдельному индивиду; «идолы рынка» — ложные понятия, рождающиеся там, где слова подчиняют себе мысль; и, наконец, «идолы театра» — порождения искусственного философского догматизма, оторванного от действительной жизни.
Истинное дознание возможно лишь на основе изучения законов самой природы, постигаемых путем наблюдения и опыта; «побеждать природу можно только повинуясь ей», — пишет Бэкон. Подлинная наука, в понимании Бэкона, лишена какой бы то ни было созерцательности, отвлеченности или отчужденности от жизни; она опирается на практику и служит ей: «Польза и дело служат порукой и свидетелем верности теории». Научное исследование представляет собою, по Бэкону, самый высокий и благородный вид практической деятельности, доступный человеку.
Ссылаясь на пример трех великих изобретений недавнего времени: книгопечатания, пороха и компаса, которые «изменили облик и состояние всего мира», Бэкон доказывает, как могущественно может быть влияние науки на общественную жизнь. «Никакая власть, никакое учение, никакая звезда не смогли бы произвести большее действие и как бы влияние на человеческие дела».
Его уверенность в безграничной благодетельности научного прогресса проникнута чисто ренессансным гуманистическим пафосом. «Если кто-либо станет говорить, что науки и искусства ведут к пороку, роскоши и тому подобному, пусть это никого не трогает», — пишет Бэкон в «Новом Органоне». «Ибо это же может быть сказано обо всех земных благах — об уме, мужестве, силе, красоте, богатстве, самом свете и об остальном. Пусть человеческий род только овладеет своей властью над природой… и пусть ему будет дано могущество. Пользование же будет направляться разумным суждением и здравой религией».
Эта гармоничная и радостная уверенность во всепобеждающем могуществе знания покоится на глубоком доверии к природе человека. По замечанию Маркса, «учение Бэкона еще полно теологической непоследовательности» {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. III, стр. 157.}. В предисловии к «Новому Органону» сам Бэкон возносит «к богу-отцу, богу-слову и богу-духу» моление «о том, чтобы человеческое не оказалось во вред божественному, и чтобы открытие путей чувства и яркое возжжение естественного света не породило в наших душах ночь и неверие в божественные таинства». Но действительным исходным пунктом его философии оказывается уже не божественное откровение, а материальная природа и земной человеческий разум, пробирающийся через лабиринт мироздания, «сквозь лес опыта и частных вещей», «при неверном свете чувств, то блистающем, то прячущемся…»
Необычайно универсальный по своим интересам, как и все передовые мыслители-гуманисты времен Возрождения, Бэкон стремится свести в единую стройную систему все отрасли научного исследования. В своей классификации наук он исходит из субъективного, психологического принципа, разделяя их по трем рубрикам в соответствии с тремя областями сознания: памятью, воображением и разумом. К области памяти, по Бэкону, относится история; к области воображения — поэзия; к области разума — философия. Эта классификация, весьма характерная для своего времени, надолго пережила свой век: Дидро воспользовался ею при составлении плана «Энциклопедии».
Самым ценным в теоретическом наследии, оставленной Бэконом, является не построенная им натурфилософская система, давно себя исчерпавшая и даже при жизни философа не вполне отвечавшая уровню тогдашнего естествознания, но выработанный им философский метод материалистического исследования. «… Истинным родоначальником английского материализма и вообще опытных наук новейшего времени, — пишет Маркс, — был Бэкон. Естествознание является в его глазах истинной наукой, а физика, опирающаяся на свидетельство внешних чувство — важнейшей частью естествознания. Анаксагор с его гомеомериями и Демокрит с его атомами часто приводятся им как авторитеты. По его учению, чувства непогрешимы и составляют источник всякого знания. Наука есть опытная наука и состоит в применении рационального метода к чувственным данным. Индукция, анализ, сравнение, наблюдение, эксперимент суть главные условия рационального метода. Первым и самым важным из прирожденных свойств материи является движение, — не только как механическое и математическое движение, но еще больше как стремление, как жизненный дух, как напряжение, или, как выражается Яков Беме, как мучение (Qual) материи. Первичные формы материи суть живые, индивидуализирующие, внутренне присущие ей, создающие специфические различия, существенные силы.
В Бэконе, как первом творце материализма, в наивной еще форме скрыты зародыши всестороннего развития этого учения. Материя улыбается своим поэтическим чувственным блеском всему человеку» {Маркс-Энгельс, Сочинения, т. III, стр. 157.}.
Имя Бэкона принадлежит прежде всего истории философии, а не истории литературы. Важнейшие его философские произведения, написанные по-латыни, не могли оказать прямого и непосредственного влияния на развитие английской литературы. Трактат об «Успехах и развитии науки» (The Twoo Bookes’of Francis Bacon of the Proficience and Advancement of Learning Divine and Humane, 1605 г.) был его единственной крупной философской работой на английском языке.
В истории английский художественной литературы Бэкон замечателен прежде всего как автор «эссеев» — «опытов». Образцом этого жанра ему могли послужить сочинения Монтэня. Собрание коротких афористических эссеев (Essayes, etc.) Бэкона вышло первым изданием в 1597 г. и неоднократно дополнялось и переиздавалось при жизни автора. Последнее, самое полное, издание вышло в 1625 г. под названием «Эссеи или гражданские и нравственные советы Фрэнсиса, лорда Верулама, виконта Сент-Альбана» (The Essayes or Counsels, Civill and Morall, of Francis Lo. Verulam, Viscount St. Alban).
Бэкон касался здесь предметов самых разнообразных, о чем говорят сами заглавия эссеев: «Об истине», «О смерти», «О мщении», «О женитьбе и холостяцкой жизни», «О любви», «О богатстве», «О красоте», «О церемониях и знаках почтения», «Об ученых занятиях», «О привычке и воспитании» и т. д. Но эта разнообразная тематика объединена общим стремлением установить нормы поведения, необходимые для успеха в жизни.
Человек и здесь выступает у Бэкона как носитель активного, творческого начала. Он не раб, а хозяин своей судьбы. «Лекало судьбы человека обычно находится в его собственных руках», — пишет Бэкон. И дальше: «Путь судьбы подобен млечному пути на небе, являющемуся стечением мелких звезд, в отдельности невидимых, но светящихся совокупно. Точно так же имеется целый ряд мелких и в отдельности трудно различимых добродетелей, или, вернее, способностей и привычек, которые в совокупности приносят человеку пользу».
На страницах «Эссеев», взятых в целом, вырисовывается идеал гармонично и всесторонне развитой человеческой личности, столь характерный для гуманизма времен Возрождения. Это человек, жадный ко всякому — и книжному, и житейскому — опыту, расширяющий свой кругозор и научными исследованиями, и путешествиями, и практическим участием в общественной и политической жизни страны. Его разум не скован суевериями: в эссее «О суеверии» (Of Superstition) Бэкон открыто предпочитает суеверию — атеизм, который «оставляет за человеком право на здравый смысл, философию, естественное благочестие, лойяльность, репутацию». Он не порабощен жаждой накопления, — ибо богатство Бэкон считает в лучшем случае не более, как «багажом добродетели». Он свободен от «эгоистической мудрости» — «мудрости крыс, покидающих дом до его падения; мудрости лисицы, выгоняющей бобра из вырытой им норы; мудрости крокодила, проливающего слезы прежде, чем пожрать свою жертву»: он умеет разумно сочетать личный интерес с общественным долгом.
Общественно-политические вопросы занимают видное место в эссеях Бэкона. Как большинство гуманистов Возрождения, Бэкон является сторонником монархии. Его монархизм, однако, отличается большой умеренностью и трезвостью. В эссее «О советчиках» (Of Counsel) он весьма иронически расшифровывает миф о рождении Паллады из головы Юпитера: подобно тому, как царь богов пожрал забеременевшую Метиду и сам произвел на свет зачатое ею дитя, короли поглощают советы своих министров и, присвоив себе, таким образом, чужую мудрость, выдают ее за свою собственную.
В эссее «О мятежах и волнениях» (Of Seditions and Troubles) Бэкон вспоминает античное предание о том, как Юпитер, когда ему угрожало нападение других богов, призвал к себе на помощь, по совету Паллады, сторукого гиганта Бриарея. Предание это, по мысли Бэкона, указывает на то, как необходима монархам поддержка народа. В эсеее «Об истинном величии королевств и государств» (Of the True Greatness of Kingdoms and Estates) Бэкон утверждает, что только от народа зависит подлинное величие и могущество государства.
Весьма интересны эссеи Бэкона, связанные с вопросами эстетики. Эссеи «О зодчестве» (Of Building) и «О садах» (Of Gardens) дают богатый материал для характеристики эстетических вкусов времен Возрождения. Любопытно, вместе с тем, что в своем эскизе пышного дворца и великолепного сада Бэкон, как и всегда, подчеркивает практическую сторону дела. «Дома, — пишет он, — строятся для того, чтобы в них жить, а не для того, чтобы на них смотреть. Поэтому пользу следует предпочесть гармонии форм, там, где невозможно угодить обеим. Оставьте прекрасные очертания домов, создаваемые ради одной красоты, поэтам, которые строят свои волшебные замка без больших расходов…»
Отдельно отметим эссей «О красоте» (Of Beauty). Бэкон равно осуждает и Апеллеса, стремившегося создать «геометрическое» искусство, и Дюрера, соединявшего отдельные скопированные с действительности черты. Вообще Бэкон отрицает подчинение искусства «правилам». Для него, как и для Шекспира, живая природа остается выше искусства.
Бэкон-эссеист стремится передать читателю выводы, извлеченные из живого наблюдения действительности, минуя абстрактные рассуждения и не опираясь на догматические авторитеты. Он стоит на почве трезвого жизненного опыта. «Прошедшее ушло безвозвратно, — пишет он в одном из эссеев, — настоящее и будущее доставляют достаточно хлопот человеку мудрому». Он спокойно и беспристрастно, как объективный экспериментатор, взвешивает все «за» и «против» того предмета, о котором идет речь. В эссее «О притворстве» (Of Simulation and Dissimulation) мы читаем о выгодах притворства и о невыгодах его, поскольку оно может лишить человека доверия, необходимого спутника практической деятельности. В эссее «О медлительности» (Of Delays) Бэкон порицает излишнюю поспешность. «Судьба, — замечает он, — подобна рынку, и часто случается, что тот, у кого есть возможность подождать, добивается более высокой цены»; но в эссее «О поспешности» (Of Dispatch) он не одобряет и чрезмерной медлительности: «Дело измеряется временем, как товар — деньгами». В эссее «О любви» (Of Love) Бэкон предостерегает от чрезмерной любовной страсти, так как «невозможно любить и быть мудрым». «Предпочитающий Елену отвергает дары Юноны и Паллады; отдающийся любовной страсти лишается богатства и мудрости».
Язык Бэкона прост и доступен. Но Бэкон никогда не переходит в тон задушевной беседы. Он сдержан. Он формулирует свои выводы в четких и лаконических сентенциях. Многие из этих прославленных изречений прочно вошли в быт. Таков, например, афоризм, которым открывается эссей «О женитьбе и холостяцкой жизни» (Of Mairfiage and Single Life): «Тот, кто имеет жену и детей, отдал заложников судьбе: они — помеха для крупных предприятий, как добродетельных, так и порочных»; или не менее известный афоризм из эссея «Об ученых занятиях» (On Studies): «Некоторые книги следует отведывать, другие — проглатывать, и только немногие — разжевывать и переваривать: т. е., некоторые книги следует читать лишь частично; другие — читать без особой сосредоточенности; и немногие следует читать целиком, прилежно и внимательно».
Духом творческой активности проникнут незаконченный утопический роман Бэкона «Новая Атлантида» (New Atlantis), опубликованный посмертно в 1627 г. В утопической стране, куда игра ветра и волн заносит корабль рассказчика, люди изучают природу, чтобы подчинить ее себе. «Цель главных учреждений в этой стране, — как читаем в романе, — заключается в познании причин и тайных движений вещей и в расширении границ человеческого могущества, пока не станет доступным свершение всего возможного». Центральное место в стране занимает ученая академия «Дом Соломона». В одной из галлерей его помещается выставка изобретений, в другой — статуи всех, сделавших великие изобретения и открытия. Здесь, рядом с Христофором Колумбом, стоят изобретатели корабля, артиллерии, пороха, музыки, алфавита, обработки металла, способов изготовления стекла, шелка, сахара и других полезных вещей. Утопия Бэкона обрывается на описании этой академии.
Несмотря на свою незаконченность, «Новая Атлантида» занимает видное место в литературном наследстве Бэкона. В ней получили своеобразное преломление, в беллетристической форме, ведущие идеи его философии.
«Новая Атлантида» принадлежит к тому же утопическому жанру, что и «Утопия» Томаса Мора. Однако она существенно отличается от этого своего литературного прообраза. Чуждый последовательного демократизма Томаса Мора, Бэкон не помышляет о социальной и политической ломке существующего строя. Процветание его идеального государства, его «Утопии» — Новой Атлантиды — основано не на переустройстве общественных отношений, но исключительно на небывалом расцвете науки. Эта страна, которая не ввозит к себе «ни золота, ни серебра и драгоценностей, ни шелков, ни пряностей, ни каких-либо других материальный продуктов», — ничего, кроме просвещения. Люди, которых правительство Новой Атлантиды каждые двенадцать лет посылает за море собирать известия о новых научных открытиях и изобретениях, так и называются здесь «поставщиками света».
В описании научной деятельности обитателей «Дома Соломона» Бэкон проявляет удивительную широту и смелость научного воображения, гениально предугадывая в некоторых отношениях позднейшее развитие науки и техники. Ученые Новой Атлантиды знакомы с искусством передачи на расстояние света и звука. Они сооружают лодки и корабли, которые могут плавать под водой, и машины, которые могут летать по воздуху. Они создают новые виды животных и растений. Они могут изменять климат и повышать плодородие почвы. Они нашли способ искусственного создания минералов и металлов и открыли тайну продления жизни.
Бэкон и здесь, как и в своих философских сочинениях, ее порывает окончательно с теологическими пережитками: в истории Новой Атлантиды рассказывается о чудесном приобщении этой страны к христианству, и сами ученые-правители этого государства наделяются, в изображении Бэкона, жреческими чертами. Но, хотя утопия Бэкона и лишена социальной глубины «Утопии» Мора, она по всему своему духу тесно связана с идеями ренессансного гуманизма.
«История царствования короля Генриха VII» (The Historic of the Reigne of King Henry the Seventh), опубликованная Бэконом в 1622 г., является, если не считать некоторых страниц из «Истории мира» (The History of the World, 1614 г.) Вальтера Ролея и названной уже биографии Эдуарда V Томаса Мора, первым в английской литературе эссеем на историческую тему. В занимательное повествование Бэкон незаметно вплетает дидактический замысел, предостерегая будущего короля от проявлений крайнего самовластия. Очерк Бэкона посвящен наследнику английского престола, впоследствии казненному революцией королю Карлу I.
К замечательным литературным произведениям Бэкона принадлежат его комментарии к античным мифам, объединенные заглавием «Мудрость древних» (The Wisdom of the Ancients) и вошедшие в последнее издание его эссеев. В античных мифах Бэкон видит аллегории, поддающиеся расшифровке в свете его философии. Интересна, например, его трактовка мифологического образа Пана, в котором Бэкон видит олицетворение природы. По мнению Бэкона, богини Судеб недаром являются в античном мифе сестрами Пана, так как возникновение, существование и разложение вещей соединены «цепью природных причин». Не случайно и то, что из всех богов именно Пан сумел найти скрывавшуюся Цереру. «Мы не должны ожидать, — пишет Бэкон, — что вещи, полезные в повседневной жизни, каким является хлебный злак, именуемый здесь Церерой, будут обнаружены абстрактной философией, словно она является верховным божеством; нет, это невозможно, — как бы мы ни старались, такие вещи могут быть открыты только через Пана, олицетворяющего проницательное опытное исследование и общее знание, природы».
Эрихтоний, прекрасный лицом и торсом, но с уродливыми и хилыми ногами, — рожденный от Минервы, изнасилованной Вулканом, — является изображением ложной науки, порожденной теми, кто насилует природу вместо того, чтобы следовать ее законам.
Мысль Бэкона как бы с особым наслаждением обращается к ярким и конкретным образам античной мифологии. Само изложение мифов может служить прекрасным примером совершенства лаконичной, отшлифованной прозы Бэкона. Воспитанный на лучших образцах античной литературы, он никогда не прибегает к рецептам абстрактной риторики, и все его произведения проникнуты логической ясностью мысли.